Когда раздалось: «Я иду!», он дернулся, как от удара, и судорожно сглотнул. Ему показалось, что он покидает свое тело и поднимается к потолку, чтобы наблюдать оттуда за происходящим кошмаром. С потолка он видел и слышал, как папа обходил все комнаты в доме, методично проверяя шкафы и ящики. Аромат гратина,[7] стоящего в духовке, наполнял дом. Наверное, этот магический аромат и спас его тот в первый вечер. Папа лишь заглянул в его комнату и продолжил поиски. Пока наконец не крикнул из кухни, что на сегодня охота закончена, первый раунд за ним — сопляком.

За ужином папа ел с аппетитом. Он был в хорошем настроении и сказал, что теперь, по крайней мере, пацан поймет, что такое охота. Мама, взглянув на них безо всякого интереса, процедила, что если они не оценили отличный французский гратин, в следующий раз подаст ливерную колбасу. Они оба поспешили похвалить еду, папа чмокнул маму в щеку, и она даже не отшатнулась. Стол был красиво сервирован: льняные салфетки, зажженные свечи. «Ненавижу вульгарность за столом», — как-то раз сказала мама. Папа погладил ее по бедру вместо ответа и тут же начал ковырять в зубах зубочисткой.

Последующие дни Фредерик жил в напряженном ожидании вечера. В школе он не мог сосредоточиться на занятиях, а все свободное время проводил с кроликами: вынимал их из клетки одного за другим, зарывался носом в мех, вдыхал их запах, давал им лизнуть свою руку и кормил вкусной едой. Наверное, он чувствовал, что у него нет шансов спасти им жизнь. Он нашел для ружья хорошее место, но недостаточно надежное, чтобы его не обнаружил опытный охотник.

Ему удалось продержаться пять дней. А потом папа вошел в комнату, стащил его с постели, перевернул матрас и вытащил ружье. Скорее всего, он давно уже знал, где оно лежит, и ему просто нравилось продлевать страдания сына.

Фредерик-ребенок исчез. Взрослый Фредерик оглянулся по сторонам и заметил, что на сцене — новая исполнительница, крупная певица по имени Белль. Он повернулся к Миранде, но ничего не ответил про кроликов: он знал, и она тоже знала, что ему никогда не удастся забыть этот эпизод из своего прошлого.

— К чему ты клонишь?

Это прозвучало грубо, и Миранда обиженно надула губы.

— Не разговаривай со мной в таком тоне. Я твой друг, и ты это знаешь. Даже больше чем друг. Именно поэтому я заговорила про кроликов — чтобы напомнить тебе, каково это — жить в страхе. Жизнь Эльсы Карлстен была сплошным страхом и унижением. Вы помогли ей. Неважно, каким способом, главное, что помогли. Ханс Карлстен мертв. Его вдова хочет заплатить за работу. И я знаю, на что мы потратим эти деньги.

— О чем ты?

Миранда нетерпеливо вздохнула:

— Какой ты непонятливый сегодня, Фредерик! Ну да ладно. Я всегда знала, что я — более разумная, чем ты. Подумай: если полтора миллиона разделить на три, тебе достанется полмиллиона. Это твоя часть гонорара. Понимаешь, что это значит? Это значит, что «Дворец Миранды», о котором мы мечтаем каждый вечер здесь, в «Фата-моргане», может стать реальностью. Ты же видишь, как хорошо у клуба идут дела. Михаэль гребет деньги лопатой. Идея проще простого. Это все равно что обзавестись машинкой для печатания денег. Наш собственный клуб, ты только представь! Я буду выступать для нас! Вместе с лучшими артистками, каких мы сможем отыскать. Стокгольм никогда еще не видел ничего подобного!

Фредерик хотел запротестовать, но она его перебила:

— Я прямо вижу это. Синий бархат. Хрустальная люстра. Мягкие кресла. Дизайн в стиле ретро. Телефоны на столиках, чтобы со столика номер пять можно было позвонить на столик двадцать три и пригласить кого-нибудь выпить вместе. Как в те времена, когда телефон еще не был чем-то само собой разумеющимся. Вежливый персонал. Вход только в костюмах с галстуками, чтобы публика выглядела прилично. Наш клуб будет пользоваться бешеной популярностью! Вечера с танцами. Лучшая музыка, эффектные номера. Фредерик, ты меня слушаешь?

Конечно, он слушал. Ему достаточно было закрыть глаза, чтобы увидеть перед собой «Дворец Миранды». Клуб, которого ему так не хватало в Стокгольме, клуб, владельцем которого он мог бы стать. С самыми модными тенденциями из Берлина и Парижа… принадлежащий только им двоим…

— Полмиллиона будет мало, — ответил он. — Этого едва хватит, чтобы снять помещение на короткий срок. А где взять деньги на ремонт? На мебель и аксессуары? Нам потребуется несколько миллионов, чтобы реализовать этот проект.

Миранда откинулась на спинку стула и допила то, что оставалось в бокале. Он словно ощутил, как горячительная жидкость течет ей в горло, обжигая.

— Я понимаю, — согласилась она. — Но кредит проще взять, когда у тебя уже есть какая-то сумма в наличии. Ты же знаешь, что все эти банковские кредиты только для богатых. К тому же полмиллиона — отличная приманка для инвесторов. И не забывай, Фредерик, что, помимо денег, у нас есть и другой, не менее ценный капитал.

— Какой?

Миранда прищурилась и улыбнулась ему. Зубы блеснули, как у щуки.

— Ты и я, Фредерик. Мы с тобой — наш самый главный капитал. Кто сможет устоять перед нашим обаянием? Кто усомнится в том, что мы сумеем создать самый лучший клуб в мире?

Миранда махнула рукой, и официант принес ей еще бокал вина. Красные губы полураскрыты, ресницы, слишком длинные, чтобы быть настоящими, трепещут от возбуждения.

— Агентство «Гребень Клеопатры» сделало свою работу. Клиент доволен. Кто знает, какие еще заказы вам поступят… Предприятие, «которое решит все ваши проблемы», — так звучит ваш девиз? Наивно, конечно. Но я вижу в вас большой потенциал. «Гребень Клеопатры» может стать весьма прибыльным. У людей столько проблем, требующих решения… Эльса нам это доказала, не так ли?

Мари сидела на диване, вертя в руках тарелку. Не в силах бороться с искушением, она провела пальцем по фарфору, собирая остатки крема от торта, и с наслаждением облизала палец. Она была так голодна, что, раскусывая миндаль, прикусила щеку, и вкус крови смешался со вкусом крема, но ее это не смутило. Может, жирный крем не станет оседать на бедрах, а прибавит округлости ее груди? «Она прекрасна», — всегда говорил Дэвид, но теперь она начинала в этом сомневаться.

Мари не стала включать свет, только зажгла несколько свечей, в свете которых скульптурная пара, казалось, кружилась в танце, а урна была похожа на живое существо. Мари сидела, уставившись на пламя свечей, и пыталась понять, что же имела в виду Эльса Карлстен, когда пришла сегодня в кафе.

«Почему я не испытала шока? — спрашивала себя Мари. — Почему, как только Эльса вошла в кафе и обратилась к нам с этой странной просьбой, я тут же поняла, чем все это закончится?» У нее не было объяснений этому феномену. Мари знала, что если Анна и Фредерик пытались держать себя в руках, то ей, наоборот, пришлось изобразить волнение. Тогда как она была абсолютно спокойна. И это пугало ее больше всего.

Мари пришлось извиниться и выйти. Она объясняла свое хладнокровие тем, что получила слишком сильную душевную травму. Дэвид разбил ей жизнь, превратил ее в бездушную куклу, одинокую и беспомощную. И безобидную. Или это только он так думает? В таком случае он ошибается. Человек без души всегда опасен. Вот почему во время прогулки она размышляла о том, как ведут себя безобидные люди.

Хорошо бы Фредерик оказался прав, и в смерти мужа Эльсы был никто не виноват. Естественная смерть. Ну конечно. Всему можно найти объяснение: переменам настроения, ссорам, скандалам, издевательствам… даже самоубийству.

Мари зажмурилась и почувствовала, как душа ее покидает тело, пересекает Северное море, пролетает над Британскими островами, Ирландией и приземляется на западном побережье. Клифден, Коннемара, ресторан «Русалка» в бывшем здании яхт-клуба. Душа влетела в окно, уселась за старый стол и уставилась на пламя свечи в стеклянной бутылке. «Свеча бедняка», — подумала душа и осталась сидеть.