Только начав говорить, Мари поняла, насколько эта идея гениальна. Проста, логична и естественна. И как они раньше до этого не додумались!

— Фредерик, ты все время подрабатываешь то тут, то там, я — безработная и могу делать все, что хочу… Анна, ты только что сказала, что хочешь сменить род деятельности. Думаю, у тебя будет возможность проявить талант дизайнера. И даже знаю, кто мог бы помочь нам с кафе. У меня есть соседка, я всегда ей втайне завидовала, видя, как она счастлива, имея троих здоровых малышей и мужа, который ходит с ней в магазин за покупками. Но недавно мы встретились на улице, и он призналась, что если в ближайшем будущем не выберется из дома и не поговорит с нормальным взрослым человеком, ее можно будет смело отправлять в психушку. «Даже у скамейки в парке жизнь интереснее, чем у меня», — пожаловалась она. А потом извинилась за приступ откровенности и пожелала мне всего хорошего. Думаю, она согласится работать в кафе, пока дети в садике.

Анна и Фредерик не отвечали, обдумывая ее слова. Потом Анна поднялась и исчезла в кухне. Мари хотела уже повторить вопрос, но Фредерик ее опередил:

— Почему бы и нет, — сказал он. — Фирма, которая решит все ваши проблемы. Все гениальное просто. Ты права, у нас троих действительно хватит знаний и опыта на целую бригаду. А главное, нам нравится работать вместе. И не надо торчать в офисе с восьми до пяти!

Анна вернулась из кухни с подносом и поставила стол три бокала с кофе по-ирландски. То, что надо, подумала Мари. Анна знает, чем меня порадовать. Ей вспомнилась песня Дэвида: «I’ve been a wild rover for many a year, and I’ve spent all my money on whiskey and beer».[3] Она взяла бокал, отпила и зажмурилась. Как вкусно. Фредерик тоже был доволен.

— Может, эта фирма станет решением и наших проблем тоже, — сказал он. — Я обеими руками «за». Только, может, обсудим завтра, на трезвую голову? Утро вечера мудренее. Ты как, Анна?

— Согласна. А пока давайте погадаем на кофейной гуще. Конечно, кофе по-ирландски не совсем для этого подходит, а вот виски восьмидесятилетней выдержки — определенно.

Все послушно заглянули в свои бокалы. Мари смотрела, как сливки таят прямо на глазах, и на поверхности вырисовываются точки и линии. Камни, ракушки, пляж… «Почему я вижу пляж? Неужели прошлое никогда не оставит меня в покое?»

Мари открывала входную дверь с надеждой, но уже в прихожей поняла, что надеялась напрасно. Никто не ждет ее дома, чтобы услышать рассказ о новой фирме. Квартира пуста и безлика. Ей так и не удалось сделать съемное жилье своим домом. Не зажигая света, она прошла в ванную, разделась, сложила одежду на край ванны, надела ночную рубашку и легла в постель.

Во сне Мари снова перенеслась туда. Перед глазами возникли трава, каменные стены, пасущиеся лошади… Она видела горы, исчезающие в тумане, ощущала запах моря, слышала шум волн, бьющихся о скалы. Ирландия сама как скала, поднимающаяся из моря. Короткая кромка пляжа, а потом — бездонная глубина, смертельная для новичков.

Дэвид всегда смеялся над ее сравнениями.

Они поехали в Рэнвиль-Пойнт — как всегда, когда Дэвиду хотелось подышать свежим воздухом. По дороге полюбовались квакерской деревушкой Леттерфрэк, проехали Талликросс, где решили, что сегодня, если только не помешает дождь, непременно должны увидеть Кроуг-Патрик — священную гору. В Талли сделали остановку и выпили пива. Мари хотела спросить Дэвида о выставке и о реакции посетителей на скульптуры, но сдержалась. Если захочет, сам расскажет. Оставалось надеяться, что его молчание означает — повод праздновать есть.

Они оставили машину там, где кончалась дорога, и отправились вверх пешком. Красота природы всегда поражала Мари и вызывала у нее странное беспокойство: она чувствовала себя лишней в этой гармонии целого. Зеленые холмы, мирно пасущиеся, монотонно пережевывая траву, овцы, старинные развалины, похожие на поросшие травой скелеты. Озера вокруг Баллинакилл-Бэй привлекали сюда множество туристов, готовых терпеть дожди и туманы ради этой красоты. Им хотелось увидеть своими глазами, как прошлое и настоящее сосуществуют в одном мгновении, и услышать в завываниях ветра молитвы древних кельтов, когда-то населявших этот зеленый остров. Море штормило, но солнце ярко светило. Дэвид снял куртку.

Они поднялись на вершину холма и подошли к самому краю. Внизу простирался пляж, усеянный камнями и ракушками. Казалось, до него невозможно добраться, не переломав рук и ног. Но когда Мари оказалась здесь впервые, она видела там человека, смотревшего на море. «Он слетел вниз, — объяснил ей Дэвид. — Когда-нибудь я покажу тебе, как это делается».

Но вместо этого показал ей тропинку между скалами. Они без особого труда спустились вниз, сели на камни и долго смотрели на море. Дэвид сказал, что Рэнвиль-Пойнт — его любимое место, хотя туристы обычно предпочитают более крутые скалы Моэра. «Конечно, они выше. Но мне хватает и этой высоты. И я скорее предпочту низкие скалы без туристов, чем высокие, где праздно шатаются толпы зевак».

На этот раз Мари вспомнила про тропинку и предложила спуститься вниз, но Дэвид отказался: он хотел любоваться видом сверху, раз уж выдался ясный день.

Он расстелил на земле покрывало. Мари подумала, что сейчас он расскажет ей, как прошла выставка и как отзывались о новых скульптурах, которые она считала самыми лучшими его работами. Переплетенные тела рыб из податливой глины, которые его так завораживали. Самец кусает самку во время любовного акта, и они срастаются вместе, так что даже кровообращение у них становится общим.

«Вот что я называю настоящей любовью», — сказал тогда Дэвид. Мари пугала мысль о том, что кровь Дэвида могла бы смешаться с ее собственной, лишая ее контроля над своей жизнью. Но Дэвид с увлечением продолжал описывать повадки рыб. Увидев скульптуры, она была уверена, что профессионалы оценят его талант, ведь даже ее, которая ничего не смыслит в искусстве, скульптуры привели в восторг. В один прекрасный день Дэвид получит всеобщее признание.

Но он продолжал молчать. Сел на покрывало, достал полупустую бутылку красного вина из одного кармана, печенье из другого.

«Последняя трапеза», — пошутил он.

Она улыбнулась этому библейскому сравнению, взяла печенье и посмотрела на Дэвида. Он сидел, нахмурив лоб. Веснушки ярко выделялись на бледной коже. Рыжие волосы завивались колечками на затылке, и она подумала, что он выглядит настоящим ирландцем, какими их представляют себе иностранцы. Даже поет и играет на флейте. «Но не все ирландцы такие. Только мой», — сказала себе она.

Дэвид повернулся к ней.

«Помнишь, я обещал тебе кое-что показать?» — спросил он.

«Конечно», — ответила она, и Дэвид резко поднялся.

«Сейчас покажу».

Она почувствовала, что он лег рядом с ней в постель. Мари уже успела согреться и заснуть, когда по спине пробежал холодок. Он погладил ее вдоль позвоночника, и она проснулась. Дэвид выглядел усталым, его кожа была сухой и холодной. Только рыжие волосы блестели в темноте.

— Дэвид, — прошептала она.

— Прости, я поздно, — ответил он, обнимая ее. Холод сковал ее живот, руки, спину, рот, зубы начали непроизвольно стучать.

— Ты не можешь?.. — начала было она, но он остановил ее, прижав палец к губам:

— Нет, не могу. Но я пытаюсь. Ты жила сегодня?

— Да, Дэвид. Жила. Как ты и просил.

— Хорошо, — прошептал он, — только так мы и можем быть вместе.

Анна потянулась и начала расчесывать пальцами непослушные волосы. Из-за неплотно задвинутых штор было видно, что день обещает быть серым и дождливым. Лежа в кровати и глядя в окно, Анна думала, что это один из тех дней, когда можно позволить себе перевернуться на другой бок и проваляться в кровати до вечера. Только две проблемы могли помешать ей поддаться искушению. Первая: вот уже несколько недель она — один из соучредителей фирмы, и остальные «учредители» всегда приходят на работу вовремя. И вторая: другую половину кровати занимал юноша, который вчера неплохо сделал свое дело, но сегодня — со своими мускулистыми руками и светлым пушком на затылке — вызывал в ней почти материнские чувства.