— Прошу, сеньоры.
У входа лежал Челли. Пуля сыщика попала ему в затылок, на белой горячей ступеньке запеклись багровые сгустки. Рамона нигде не было видно.
В прохладном подвале пахло пряностями и фруктами.
— Сюда, — сказал сыщик и ключом открыл железную дверь с крохотным смотровым окошечком. Подмигнул Слейну: — Располагайтесь, мистер журналист, и чувствуйте себя как дома, в Америке.
— А что, здесь не так уж плохо, — Слейн шагнул в квадратную камеру без окон. — По крайней мере, не жарко. Не составите ли нам компанию, сеньор шпик?
— Прохлада временная, — ухмыльнулся сыщик сквозь жвачку. — Вам будет еще жарко.
Захлопнулась дверь.
— Эй! — крикнул ему вслед журналист. — Верните сигареты, ведь они не контрабандные!
Не ответили.
Слейн уселся на единственный железный табурет. Багров стоял, прислонясь спиной к двери.
— Болит голова, Джо?
— Немного. У рыжего, наверное, был в руке кастет.
— Рыжий — бывший гестаповец, а они бить умеют. Здесь он называется сеньором Мануэлем.
— Постой, а кто же тогда второй?
— Мой бывший шеф Флетчер.
Слейн свистнул.
— Вот это влипли!
— Я тревожусь не за себя… Ты понимаешь, Джо, ведь я все открою им на первом же допросе, хочется мне или нет. Пока действуют «импульсы правды», ничего не утаить, вот в чем беда. Не надо ни пыток, ни побоев, просто они зададут вопрос, и я стану отвечать…
— Обычная история в необычной ситуации.
— Ты о чем?
— Так всегда: правда оборачивается против того, кто осмелился встать на ее защиту. Коварная дама!
Они помолчали.
Багров прижал ко лбу скованные руки.
— Хотел бы я знать, что делает Руми.
Глава 22
Руми бездельничал.
Все последние годы — годы работы у доктора — Руми был постоянно чем-нибудь занят. Больничное хозяйство, мудрые тайны электротехники, поездки в Чельяно за материалами и приборами, монтаж мачты и сложной, непонятной для индейца машины — все это не оставляло свободного времени.
Теперь в больнице ни души, уехал доктор, и полное безделье навалилось на Руми, томило, беспокоило, таило неведомые опасности. От рассвета до заката индеец сидел в укромном каменном гнезде среди скал и смотрел вниз, где из-за утеса выбегала тропинка, соединявшая больницу с внешним миром. Покуривал трубку, разгоняя рукой, дым. Чутко дремал, прислонясь спиной к каменной глыбе, нагретой солнцем. Просыпался и снова смотрел на тропу. Внизу было пустынно. Глухо шумел поток, и гудела турбина электростанции. Залитые солнцем белели домики больницы, и в одном из них жила, действовала таинственная машина доктора, соединенная кабелем с мачтой на вершине горы.
Четвертые сутки пошли с того утра, когда уехал доктор и ушла больничная прислуга. За это время Руми дважды нарушил приказ доктора, чего никогда прежде не было.
Тогда, в то утро, он проводил доктора и гостя-американца до расселины и пошел в больницу. Навстречу двигались индейцы, таща узелки с нехитрым имуществом. Мужчины, прощаясь, касались рукой плеча Руми, женщины кланялись молча. Потом скрылись за скалой и они. Только Паула еще стояла рядом и смотрела под ноги.
— Иди, — сказал ей Руми.
— Позволь мне остаться, Руми…
Длинные ресницы индианки вздрагивали, пальцы теребили бахрому платка.
— Иди, — повторил Руми. — Так велел сеньор доктор.
— Я боюсь идти в Кхассаро. Отец отберет деньги и продаст меня кому-нибудь. Отец любит гуаро и виски больше, чем меня. Позволь мне остаться!
Конечно, жизнь в больнице и доброта сеньора доктора избаловали Паулу: женщины из горных селений не осмеливались спорить с мужчиной. Что говорить, Руми с радостью оставил бы девушку здесь — ведь это была Паула… Но разве не сказал сеньор доктор: пусть все уйдут…
— Иди, — в третий раз сказал Руми, повернулся и не оглядываясь пошел к больнице.
В лаборатории все осталось по-прежнему, как будто доктор просто отлучился в Кхассаро. Ровно, привычно гудел двигатель, светились сигнальные лампочки на щите, покачивались стрелки приборов. Руми обошел и проверил свое электрохозяйство. Потом снял с гвоздя карабин и удобно приладил за плечами. Вышел, закрыл на ключ дверь электростанции и посмотрел на тропу. Паулы не было. Паула ушла…
Пройдя по мосткам через поток, индеец вскарабкался по обрыву. Серые камни с пучками пожелтелой травы скрывали шалаш — выгнутый лист рифленого железа, прислоненный к замшелой глыбе. Здесь Руми заготовил припасы: рюкзак с консервами и табаком, солдатские подсумки с карабинными патронами, цинковый бидон с водой. Заботливо обложил сухой травой, укрыл брезентом дюралевую коробку с гальванической батареей и медным рубильником. От нее бежал, прячась в трещинах, тоненький желтый проводок, спускался вниз, нырял под струю потока и на том берегу под землей уходил в подвал электростанции.
В тот день к больничной ограде поодиночке приходило несколько индейцев из Кхассаро. Руми спускался со скал, встречал их у ворот и объяснял, что сеньор доктор уехал надолго. Присев на корточки, индейцы выкуривали трубочку, советовались с Руми о своих недугах и уходили.
На второй день не пришел никто — весть об отъезде доктора быстро распространилась по окрестным селениям. Зато на третье утро, когда солнце только краешком показалось из-за горы и Руми подремывал с потухшей трубкой в зубах, из-за утеса появилась группа людей на усталых, заморенных мулах. Люди были незнакомые, не из Кхассаро и не из окрестных селений. Руми ящерицей сполз к потоку, перебежал мостки и, засунув руку в карман, где лежал пистолет, с беззаботным видом вышел навстречу гостям. Все пятеро оказались индейцами из дальних поселков, с Каменного ручья. Руми рассказал и им, что доктор уехал. Угостил хорошим табаком, даже налил из фляжки по порции виски — очень уж у них был усталый и болезненный вид. Но индейцы уходить не торопились. Когда Руми намекнул, что у него много дел на сегодня, один из гостей, тощий, еще не старый, но совсем лысый тхеллук, сказал:
— Мы слышали, что сеньор доктор уехал. Но нам очень-очень надо сеньора доктора. Может быть, он скоро вернется?
— Нет, — ответил Руми. Подумав, добавил: — Может, совсем не вернется.
— Нас послал к сеньору доктору старый вождь Одинокий Лось. Он совсем старый вождь и совсем больной. Его глаза плохо видят. Но его мудрость зорче глаз. Одинокий Лось сказал: только сеньор доктор, может быть, сумеет помочь беде тхеллуков с Каменного ручья.
Тхеллуки еще помолчали. Потом лысый спросил:
— Не ты ли тот самый человек, который умеет читать и которого зовут Руми?
— Да, я Руми, и я умею читать.
Индейцы переглянулись. Лысый бережно достал из-за пазухи помятый листок бумаги.
Он взял бумагу и принялся разбирать кривые буквы, написанные полуслепым вождем.
«Сеньор доктор, друг тхеллуков! — писал Одинокий Лось. — Смерть пришла к людям Каменного ручья. Наши знахари не могут ничего сделать. Белый доктор гринго не может ничего сделать. Уходят в землю наши дети, наши женщины и мулы, и опустели жилища тхеллуков. Люди расскажут. Сеньор доктор добр и мудр, он поможет тхеллукам».
— Что же случилось на Каменном ручье? — спросил Руми, прочитав письмо. — Не чума ли пришла в селения?
— Так еще никогда не умирали, — покачал головой лысый. — И это не чума. Целые поселки вымирают. Сначала дети и старики, потом женщины, потом молодые и сильные мужчины. И гибнет скот. Мы все тоже больны, — он указал на спутников.
— О каком белом докторе пишет Одинокий Лось?
— Белый доктор живет в лагере гринго. И он сам тоже гринго. Три года назад они прилетели к нам из самой Америки, так они говорили. Потом летающие машины белых унесли их. Потом принесли снова. В лагере у них стоят большие черные машины. И гринго направляют трубы на горы и селения.
— Какие трубы?
— Мы не знаем. Черные большие трубы на ножках. Вождь Одинокий Лось говорит, что от труб болеют и умирают тхеллуки. Одинокий Лось мудр, и если он говорит, значит, так оно и есть.
