Уповать на бога уже не приходилось: святая церковь молчала, ее вековые догмы оказались вдруг непригодными, и даже те, кто еще верили богу, не верили более пастырям его. Святая католическая церковь продемонстрировала сногсшибательный стриптиз, сбросив нарядные покровы лицемерия и показав грязную сущность. Церковь молчала. На храмах откровенно висели замки.
Ненадежна была и полиция — единственная пока опора. Кто мог поручиться, что при первом серьезном нажиме рабочих отрядов рядовые полицейские не наведут карабины на офицерские лбы?
Эпидемия правдивости, как кислота, разъедала и само высокопоставленное общество, «элиту» республики. Ловкие интриги, махинации, подвохи перестали быть коммерцией и стали просто ложью. Соратники не могли удержаться, чтобы не припомнить друг другу давние и новые грехи. В минуту опасности даже общее дело обороны с трудом объединяло их, несмотря на старания Либеля и его офицеров.
— Муравейник в панике, — отметил Слейн. — И все-таки нам лучше убраться с центральных улиц.
— Я знаю более спокойный путь к аэродрому, — сказал Челли.
Действительно, улицы, что вели к аэродрому, патрулировались разъездами полиции. На Сентрали «синие мундиры» под командой офицера, гарцевавшего на вороном коне, окриками, конскими крупами, резиновыми дубинками сдерживали толпу беженцев, преимущественно богато одетых дам «из общества», стремящихся на самолеты, в небо, куда угодно, лишь бы подальше от опасной республики.
Пришлось обойти толпу, петлять проулками. Когда-то Челли работал в аэропорту грузчиком, и ему знакомы были тупички и обходы. Въезд на аэродром также охранялся. Четверо полицейских следили за приближением Багрова и Слейна. Челли и Рамон шли шагах в пяти позади.
Журналист предложил:
— Говорить буду я. Ты постарайся молчать, Гарри.
Из домика охраны вышел сеньор в штатском с белой помятой панамой на затылке. Полные губы под седоватой щеточкой усов непрерывно двигались, он жевал резинку. Коричневые обезьяньи глазки поочередно обежали подходивших.
— Сеньоры! — сержант помахал дубинкой. — Аэродром закрыт, вход в аэровокзал запрещен.
— Знаю, — уверенно сказал Слейн. — Но мне необходимо лететь в Санта-Дору.
Сеньор в штатском лениво вышел вперед и проворчал невнятно сквозь жвачку:
— Ваши документы.
— А вы кто? — высокомерно поднял подбородок Слейн.
— Агент тайной полиции, — немного замялся сеньор.
— А я американский подданный, корреспондент газеты «Экспрессо». Вот удостоверение.
Самоуверенный тон и здесь оказал должное действие. Агент перестал жевать, принял удостоверение и вопросительно посмотрел на спутников Слейна.
— Ходить в одиночку сейчас небезопасно, — пожал плечами журналист. — Полиция, тайная и явная, не в силах оградить подданного Штатов от…
Агент перебил:
— Но аэродром действительно закрыт, сеньор журналист. Со вчерашнего полудня ни один самолет не поднялся в воздух. Этого потребовало ваше правительство. Вашингтон опасается, как бы здешние беспорядки не проникли за пределы республики. Своего рода карантин.
— Но Санта-Дора в пределах республики. Послушайте, мистер, как вас там, я должен поговорить с начальником аэропорта.
— Бесполезно, уверяю вас. Впрочем… — детектив вернул документ и кивнул полицейским: — Пусть пройдут.
По-коровьи задумчиво жуя резинку, сыщик смотрел им вслед.
— Кто-нибудь из вашего брата? — спросил сержант.
— Журналист.
— О, эта публика везде проникает, как москиты. Турнуть бы их отсюда.
— Он янки.
— Ну, это другое дело. Журналист-янки может оказаться кем угодно, знаю я их. Те трое, что прилетели полчаса назад, тоже американцы? Тогда найдут общий язык. Хоть бы все они перелетели к себе в Штаты!
Детектив не ответил.
— Сдается мне, что где-то я видел вон того, высокого, — продолжал сержант, которому очень хотелось поговорить. — И вообще, не нравится мне этот квартет.
И опять детектив не ответил. Он сплюнул жвачку, потрогал отвисший карман и двинулся следом за пришельцами к зданию аэровокзала.
— Смотри-ка, готовится вертолет! — сказал Слейн. — Быть может, сеньора Фортуна надумает послать нам удачу?
На краю поля, неподалеку от ангаров, стоял маленький зеленый вертолет, похожий издалека на кузнечика. Около него ярко блестел стеклом автозаправщик и хлопотала аэродромная прислуга.
— Рамон, Челли, останетесь на всякий случай у входа, — велел Багров.
В прохладном вестибюле было просторно, чисто, легкое жужжание вентиляторов подчеркивало необычную для таких мест тишину. У застекленной конторки трое охранников в белых расшитых кителях вполголоса беседовали с диспетчером. Все удивленно оглянулись на входящих.
— Хэлло, джентльмены! — как можно развязнее приветствовал их Слейн. — Вам повезло: здесь самое прохладное место во всей республике!
Охранники подняли два пальца к фуражкам, диспетчер вежливо улыбнулся.
— Аэродром закрыт, сеньоры.
— И напрасно! — засмеялся Слейн. — Сейчас вы могли бы хорошо заработать, ведь желающих вылететь из столицы более чем достаточно.
Он небрежно протянул диспетчеру удостоверение.
— Сеньор диспетчер, я и мой друг должны срочно вылететь в Санта-Дору. Что вы на это скажете?
— Но право же, сеньор… — он заглянул в удостоверение, — …сеньор Слейн, полеты отменены. Специальное распоряжение президента. К сожалению, ничем не могу помочь.
— Откуда же взялся вертолет у ангаров?
Диспетчер попытался увильнуть от ответа. Но не сумел.
— Час назад из Санта-Доры…
— Вот как! И должен лететь обратно?
— Это мне не известно. Клянусь вам, сеньоры!
— Не клянитесь, сейчас каждое слово действительно и без присяги на библии. Но кто мне может ответить более определенно?
— На знаю… Разве что господин директор. Но он сейчас занят, сеньоры, и не…
Диспетчер смолк и вытянулся. Массивная дверь рядом с конторкой отворилась, из нее боком выдвинулся дородный господин в кителе аэродромной администрации. За ним шли двое в рубашках хаки.
— Сеньор директор, если не ошибаюсь? — быстро сориентировался Слейн.
Все, что произошло дальше, так ошеломило Слейна, что он не сразу пришел в себя.
Один из спутников директора, рыжий, с красным облупившимся лицом, выхватил пистолет и щелкнул предохранителем.
— Не стрелять! Он нужен живой! — крикнул второй, коренастый блондин.
Над самым плечом Слейна сухо треснул пистолетный выстрел.
— А, черт! — коренастый кошкой отпрыгнул назад, в кабинет директора.
— Беги, Джо! — услышал Слейн голос Багрова. Но откуда-то сбоку метнулось красное оскаленное лицо, от удара зазвенело в голове, закачались колонны вестибюля, конторка, двери…
…Кто-то тянул его за плечо, стараясь поднять с холодного пола. Хлопали выстрелы, глухой болью отдаваясь в темени. Слейн хотел ощупать голову… Но в запястье впилось холодное, жесткое… Он открыл глаза. На запястьях блестели наручники. Рядом на полу лежал Багров и, неловко скользя коленями, пытался тащить друга к выходу. Его руки тоже сковывали стальные браслеты. Таможенники в белых кителях из-за мраморной колонны стреляли из пистолетов по входной двери. У конторки навзничь лежало тело директора.
Из кабинета директора вышел коренастый блондин. Левой ладонью он сжимал правое плечо, пальцы и рубашка хаки были в крови.
— Ну вот, кажется, и все. Вставайте, Богроуф, на этот раз выигрываю я. Надеюсь, вы не ранены?
Багров мельком глянул на противника и склонился над Слейном.
— Как ты себя чувствуешь, Джо?
Рубашка Багрова разорвана у ворота, на виске ссадина.
— Как можно чувствовать себя с такими украшениями! — Слейн потряс наручниками. — Что-то я ни черта не понимаю…
— Потом поймете, — перебил коренастый. — Вставайте, джентльмены, ваш матч закончен.
Он повернулся к таможенникам, выглядывавшим из-за колонны:
— Вы, там! Не найдется ли здесь подходящей камеры для этих джентльменов?
Сыщик проворно, со знанием дела, обшарил карманы арестованных, извлек сигареты, авторучку и блокнот Слейна, бумажники, передал рыжему верзиле и указал револьвером на дверь вестибюля:
