Слейн сидел под вентилятором в холле редакции, курил и вяло дописывал очередной репортаж об очередном убийстве. Вентилятор не спасал от полуденной духоты, солнечный свет нахально лез в глаза, надоедал и злил.

«…Полицейский врач насчитал в спине трупа восемь ножевых ран», — написал Слейн. Подумал, вычеркнул «восемь» и написал «десять». Потом еще подумал, решил, что «десять» — слишком круглое число. Зачеркнул и написал «одиннадцать». Вот теперь хорошо. — «Установить личность убитого не удалось», — закончил он, зевнул и хотел пойти в бар выпить чего-нибудь прохладного. Но тут его пригласили к шефу.

— Меня? — переспросил он. — Вы не ошиблись, сеньорита?

Секретарша равнодушно пожала обнаженным плечиком. «Зачем я ему? — думал Слейн, плетясь по коридору. — В последнее время я, к сожалению, безгрешен, как новорожденный… Тогда с чего же такое внимание?»

— Хэлло, Слейн! Как поживаете? — приветствовал редактор. Газета придерживалась проамериканского направления, и американская свобода в обращении была здесь в ходу.

Шеф сидел в кресле развалясь, и расстегнутый ворот его рубашки лишний раз давал понять, что этот вызов не носил официального характера. Слейн, не ожидая приглашения, опустился на стул и только тогда ответил:

— Живу благополучно. Немного лучше, чем наш швейцар, и намного хуже, чем наш редактор. А что, вы намерены внести коррективы в мое существование?

Редактор захохотал.

— Честное слово, Слейн, я всегда высоко ценил ваши способности, ваш веселый характер и… вашу независимость! Курите, — он пододвинул коробку с сигарами. — Скажите-ка, у вас есть какие-нибудь планы на ближайшее время?

— Если вы увеличите мне гонорар и дадите месяц отпуска, я бы съездил отдохнуть на побережье. Других планов нет.

— Я и сам не отказался бы от побережья, — вздохнул шеф, игнорируя замечание о гонораре. — Черт возьми, здесь адская жара, не правда ли? Нет, советую взять вон ту, черную сигару. Местная, но вполне приличная. Да, так насчет перемены климата, Слейн. Хотите спастись от жары? Хотите в горы, а?

— Лучше бы все-таки на побережье. — Слейн с удовольствием затянулся действительно хорошей сигарой.

— Возможно. Но все-таки вы поедете в горы, на индейскую территорию. (Слейн присвистнул). Там уже и будете свистеть, если захочется. И привезете репортаж о положении индейцев племени тхеллуков. Ну-ну, не делайте квадратные глаза. Сейчас я объясню, в чем дело. Разумеется, я помню вашу статью в этом левом журнале два года назад. Надеюсь, и вы хорошо запомнили те неприятности, которые для вас последовали.

Еще бы! Слейн очень даже помнил. Журнал, издаваемый социалистической партией, напечатал тогда большой обзор Слейна о жизни коренного населения страны, вытесненного в суровые горные местности и вымирающего от нищеты и эпидемий. Статья вызвала бурные отклики со стороны левой прессы и социалистических группировок в стране и за границей. Правительство вынуждено было поставить на обсуждение вопрос о «некоторых ненормальностях» положения индейцев и выделить кое-какие ассигнования для помощи голодающим горцам. Слейн уже готовился было к новой поездке на индейскую территорию. Помешало восстание крестьян, вспыхнувшее у восточной границы. Под благовидным предлогом «красной опасности» правительство объявило в стране чрезвычайное положение, и под патриотическую шумиху обрадованная полиция разгромила и левые редакции, и многие социалистические группировки. Слейн потерял работу, приобрел пугающую репутацию «красного» и долго пробавлялся случайным заработком, пока его наконец не прибрала к рукам редакция «Экспрессо», вполне лояльная к правительственным кругам и финансируемая двумя крупными монополиями. Здесь ему дозволялось писать сообщения о мелких происшествиях, авариях, ограблениях и праздничных церемониях. Редактор бдительно вычеркивал из его статей всякие «настроения» и вообще держал нового сотрудника в черном теле. Все это удручало и бесило, но деться было некуда.

«Вот и все, — подумал Слейн. — Меня похвалили за независимость и сразу поставили на свое место».

— Что мне нужно написать? — спросил он.

— Правду и только правду! — патетически воскликнул редактор и поднял руку с сигарой, словно давая присягу на суде.

«Господь создал его специально для редакторского кресла, — внутренне усмехнулся Слейн. — Шеф всегда врет и всегда искренне…»

— Да, это должен быть правдивый репортаж, — продолжал редактор. — Я думаю, многие помнят ту, прежнюю, вашу статью и ничего иного от вас не ожидают. Вы не должны изменять доверию читателей.

— Уж не хотите ли вы, сеньор редактор, изменить хозяевам газеты?

— Не надо дерзить, Слейн, не надо. Я действительно ценю ваши способности, ведь вы талантливый журналист…

— Не смею спорить, шеф.

— Кроме того, какими бы ни были ваши прежние заблуждения, но мы с вами настоящие белые, мы — англосаксы… Итак, ваше имя помнят, в вашей правдивости не сомневаются. И вы дадите правдивое описание жизни индейцев в настоящее время. Единственно, о чем я прошу — и требую! — чтобы вы не были пристрастны. Не нужно заострять внимание на некоторых, пусть иногда даже значительных… м-м, ну, скажем, неудобствах быта этих краснокожих. Наоборот, следует подчеркнуть, что существующее ныне правительство исправило все те… ненормальности, о которых вы писали когда-то. Вот вам кубинский журнал. Какой-то черномазый обвиняет наше правительство черт знает в чем! Ах, вы уже читали? Паршивый журнал и паршивая статья! Но вызывает нежелательные отзвуки… И это накануне выборов, когда партия независимых христиан должна остаться правящей партией.

Редактор вытер платком потный лоб, редкие рыжеватые волосы и неожиданно предложил:

— Хотите выпить? Коньяк? Виски?

— Послушайте, шеф, — задумчиво сказал Слейн. — А если я откажусь?

Редактор улыбнулся, но в серых водянистых глазах пропало простецкое и дружелюбное выражение.

— Знаете, Слейн, я бы вам не советовал. Вы понимаете? Не советовал бы.

— Может быть, нам в самом деле выпить? — усмехнулся журналист.

Редактор кивнул и наполнил рюмки коньяком. Выпили. Слейн сказал:

— Я, пожалуй, пойду.

Редактор поднялся.

— Проклятая жара! Завидую вам, Слейн, в горах сейчас прохладно. Я распорядился выдать вам чек, сумма вполне достаточная. Остальное по возвращении. Самолет до Чельяно вылетает в двенадцать тридцать, от Чельяно придется добираться автобусом. Жду вас недели так через три… — Он внимательно посмотрел на Слейна. — И не вздумайте отказываться. Право, я желаю вам добра.

Слейн ничего не ответил и вышел.

В баре, куда обычно забегали поболтать и выпить сотрудники «Экспрессо», он нашел Рамона, молодого, неимоверно тощего мулата, подрабатывающего по мелочам в редакции и типографии.

— Эй, парень! Возьми вот эту чепуху, — Слейн помахал листами только что законченной статьи, — добавь своей чепухи, если хочешь… словом, доведи до благополучного конца. И сдай машинистке. Можешь поставить свою подпись.

— О, сеньор! — мальчишка Рамон всегда немного восторженно относился к Слейну и теперь был по-настоящему счастлив. — А вы, сеньор? Разве вы…

— Еду в горы. Приказано письменно восторгаться жизнью тхеллуков.

— И вы поедете, сеньор Слейн?! — в черных глазах мулата отразилось что-то похожее на боль.

— А ты отказался бы? — прищурился Слейн.

— Ах, сеньор!.. — парень смолк. Потом опустил глаза, коричневую кожу щек прожег густой румянец. — Не знаю, сеньор… У меня мать и больная сестра. И нет денег.

«Ну конечно, поехал бы и ты, — вздохнул Слейн. — Мальчик еще не научился врать и его не пошлют…»