— Так что же? — насторожился я.

— О нет, боже мой, я не спрашиваю, что тут делал негр! Но его нашли у реки с пробитым черепом…

— Что?..

— Тише, ради бога, не кричите так, мистер Богроуф. Может быть, это случайность. Только мне показалось странным, чего бы это мистер Флетчер так внимательно рассматривал в тот вечер негра, роющего канаву? А утром у реки — вот… Но я пойду, всего хорошего, мистер Богроуф.

У Шпеера была повышенная, выработанная страхом наблюдательность навсегда испуганного человека, жаждущего тишины. Я, конечно, мало что мог видеть, почти не выходя за стены своей лаборатории. Бедняга Том Джексон! Что же это, случайность? Но кому нужна жизнь полунищего негра? Или… или Флетчер так своеобразно сдержал данное мне слово — не увольнять Джексона? Ах как следовало бы поговорить с Флетчером на эту тему под импульсами «Вериты»! Но теперь его не проведешь, он знает безопасное место у окна.

Я бросил работу, запер лабораторию и ушел в бар. В последнее время я писал очень короткие письма Аните, не забывая, однако, пересылать через банк деньги для нее и ее семьи. Близился день, когда она закончит занятия в университете. Тогда, будет или не будет смонтирована вторая модель «Вериты», я возьму у Флетчера отпуск, и мы уедем в Европу месяца на два-три.

Но до этого надо было еще дожить.

Дело что-то не ладилось. Никак не мог добиться равномерного излучения. До сих пор не знаю, в чем была причина. Сидел над схемами, проверял расчеты. Да еще хотелось увеличить угол излучения импульсов, приблизив экран-отражатель к окну трубки. И ничего не удавалось. Дождавшись 16 часов (я строго выполнял требование Флетчера включать аппаратуру только в определенные часы), замерял концентрацию излучения, менял режимы на лампах генератора.

…Тихий нервный стук в дверь оторвал меня от работы.

— Кто там еще? — недовольно спросил я.

— Мистер Богроуф, пустите, прошу вас…

Голос Шпеера. Я ему ничего не заказывал, а без надобности он не приходил. Не выключая аппаратуры, я впустил его. Вечно бледное лицо Шпеера было испуганно, он тревожно оглядывал комнату.

— У вас никого нет? — спросил он, закрывая за собой дверь.

— Никого. Что случилось, герр Шпеер?

— Наш шеф… вы говорили, что он хороший человек… Мистер Богроуф, вы здесь единственный, кто вызывает у меня симпатию и доверие… Я уверен, вы честный человек, вы любите тишину… и ничего не имеете общего с этими…

— Да в чем дело?

— Сюда, в соседнюю комнату… ну, где раньше был склад… полчаса назад привели человека в наручниках! Такое уже было позавчера… Флетчер и еще трое. Сегодня мне удалось рассмотреть одного. И я узнал его, я видел его в Германии — тогда! Только тогда он носил форму «СС», а теперь в плаще и шляпе. И теперь они называют его сеньором Мануэлем. Но я узнал его! Поверьте, у меня интуиция, я насмотрелся всего этого в рейхе!.. Когда водили на допросы…

Оттолкнув Шпеера, я бросился по коридору. Вход в комнату, где хранились инструменты, находился с другой стороны нашего блока, и пришлось пробежать до конца коридора, спуститься и подняться по лестницам. Меня просто взбесило, что Флетчер ведет какие-то там допросы без моего ведома. С какой стати!

Я сразу узнал двоих в штатском, которые тогда сопровождали на допрос гангстера Ривейру. Один, прислонясь к стене, курил сигару и щурился от дыма. Второй зевал и смотрел через окно во двор. Они повернули ко мне головы, и тот, с сигарой, заслонил спиной дверь в склад.

— Сюда нельзя.

— Что? Разве вы меня не узнаете?

Да, они видели меня на допросе Ривейры, и мой уверенный тон подействовал. Полицейский поспешил вынуть изо рта сигару и пробормотал:

— Прошу прощения, сеньор…

Стараясь ничем не выдать своего возбуждения, я открыл дверь и вошел в склад. Собственно, это помещение уже не было складом, здесь не осталось ни одной лопаты, ни одного каната. В пустой комнате стояли только два табурета. На одном магнитофон. На втором, у самой стены, сидел привязанный тонким прочным шнуром к водопроводной трубе пожилой седоволосый мужчина. Его загорелое, в ссадинах и кровоподтеках лицо побагровело: напрягаясь всем телом, он пытался разорвать шнур, выкрикивал ругательства и все старался ударить ногой стоявших перед ним Флетчера и Мануэля.

— Чтоб вы сдохли на виселице, проклятые гиены!.. — хрипел он и бился затылком в стену.

— Адреса! Говори адреса! Где найти Хуана Гверильо?

— О-о, сволочи!.. Что? — гримаса ярости вдруг сбежала с его лица, он произнес отчетливо: — Улица Де-Глорио, 96.

За этой стеной моя лаборатория и включенная «Верита»… Так вот что!

— Где найти Хосе Бланко?

— Где найти днем, знает только он сам. А ночью… Улица…

— Прекратите! — крикнул я и пинком сбросил магнитофон.

Только тут меня заметили.

— Кто впустил этого идиота! — взбешенно заорал Мануэль.

Тотчас ворвались оба детектива и, повинуясь яростному жесту Мануэля, скрутили мне руки, потащили к выходу. Флетчер растерянно топтался на месте.

— Адрес! Быстро говори адрес Бланко! — Мануэль ударил связанного по лицу, но получил ответный удар ногой…

В коридоре я вырвался из лап полицейских, бросился к лестнице, промчался по коридорам, рванул дверь лаборатории и выключил рубильник «Вериты». Упал на стул и застонал. Я предал старого друга Хосе Бланко…

…У меня в банке счет, вполне приличный для начинающего инженера, — это аванс за предательство Бланко.

…Скоро я получу крупную сумму за патент «Вериты» — это расчет за предательство Хосе.

…Я женюсь на Аните, мы поедем в Европу — каждая минута нашего счастья будет оплачена кровью Хосе и его товарищей.

…Я должен буду всегда молчать об этом — Ведь Анита знала Хосе и не подозревает во мне предателя.

…Что из того, что имена и адреса произнесли окровавленные губы незнакомого мне человека! Седой смельчак молчал, когда его били, но выдал всех под действием невидимых импульсов, добытых мной из «Вериты». Погибнут в застенках те, кто посвятил жизнь борьбе за правду. Погибнут из-за меня, мирного инженера, который хотел подарить человечеству правду!

Флетчер пришел спустя полчаса, когда я немного успокоился и смог обдумать положение. Он вошел без стука и сказал как ни в чем ни бывало:

— Что это с вами, мой милый Богроуф?

В голосе чуть-чуть слышалась тревога, но вид у него был такой же жизнерадостный, как всегда.

Внутри у меня захолонуло, словно к моим ногам подползла кобра. Я не ответил и старался не смотреть на Флетчера, чтобы не наделать глупостей.

— Простите, Богроуф, что я не предупредил вас об этом допросе. Они приехали так внезапно, и я не хотел вас отвлекать. Ну-ну, успокойтесь, ничего ведь страшного не случилось. Просто очередной эксперимент, и «Верита» еще раз прекрасно оправдала наши надежды. Впрочем, готов поклясться, что ничего подобного в дальнейшем…

— Дальнейшего не будет.

— Что вы хотите этим сказать? Ведь ваши импульсы…

— Мои «импульсы правды» предназначались для всех слоев общества, равно для президента и для нищего, но не для полиции только.

— Не все сразу, мой дорогой Богроуф!

— Я понял, Флетчер! Понял, хотя и поздно, что «Верита» не должна попасть в руки именно таких, как вы. И постараюсь исправить то, что сделано.

Я обошел его, замкнул дверь и положил ключ в карман.

— И еще я понял, Флетчер, что «импульсы правды» должны быть направлены против таких, как вы.

Я отходил от двери, а он шаг за шагом пятился к окну. Дрожь у меня прокатилась, голова работала четко и ясно. По его лицу было видно, что он меня понял.

— Очень жаль, Богроуф, но придется…

Его правая рука украдкой поползла к заднему карману брюк.

Ну все! Больше я не мог и не хотел сдерживаться.

Я не бог весть какой спортсмен, да и, сколько помню, мне никогда не приходилось драться. Но теперь во мне проснулся зверь, которому грозит гибель. Я схватил табурет и бросил ему под ноги.