Приёмники сыплются на асфальт – медленно, величественно, покачиваясь под крохотными куполами парашютиков. Приёмники падают в снегопаде листовок. Из-за невозможности напечатать текст на ВСЕХ языках Вавилона, для пропаганды используются изобразительные средства наглядной агитации – небольшие комиксы-карикатуры. В отличие от приёмников, листовки охотно подбирают и даже рассматривают – и почти сразу выкидывают.

Акира поднимается с асфальта, сбивает прилипшие к брюкам обёртки от шоколадных батончиков и картофельные очистки и гордо удаляется от мусорного бака.

Резкая гортанная команда – и опять колонна по двое, в затылок – шаг, шаг, шаг.

Куда они идут? Почему так медленно? Акира следует вдоль колонны и упирается в армейский тягач, переоборудованный в походно-полевую кухню. На броне – два клона в белых фартуках. Повара? Ещё двое – сменщики? – трудятся у дверных пятисотлитровых баков. Крантики вправо – прозрачная жидкость плещет в гранёный пластик самоутилит-стаканчиков.

Сакэ, – понимает Акира. – Это же сакэ!

Клоны подходят к раздатчику, берут стаканчики и опрокидывают «горячительное» в глотки. Так положено. Для храбрости. Перед боем.

Война. Всё-таки война…

С кем?

Или – против кого?!

Акира не знает, Акира возле баков, Акира протягивает руку, на него смотрят неодобрительно – что ж ты строй нарушаешь? В ладони феникса зажата двухсотграммовая ёмкость, горло феникса обжигает «рисовая водка».

Хорошо, но мало.

Ещё! – Акира тянется за ещё одним гранчаком, но с брони спрыгивают клоны в белых фартуках и отшвыривают профессионального пожарного в сторону: не мешай, порция нормирована, хватит с тебя, халявщик.

Акира на коленях, по щеке течёт кровь – разбили бровь, однояйцевые ублюдки. Феникс загребает с асфальта листовки и вытирает лицо. Наглядная агитация. Комиксы-картинки, испачканные эритроцитами. Что за утро, а?! – феникс видел, как солдатня организованно насиловала, а потом пристрелили десяток зооморфов; как жгли из огнемётов храм Каодай и закидывали гранатами парковых тигров; как слаженным залпом уничтожили кортеж сёгуна; как пытались взять в плен Чужого, но тот ощетинился иглами, которым позавидовал бы дикобраз, и прошёл сквозь строй клонов, оставляя после себя раненых и покалеченных… Акира видел, как из тайников достают взрывчатку – аккуратно расфасованные брикеты. Акира видел, как клоны распределяют эти брикеты между собой – выбрасывают из бандольер магазины, а вместо магазинов суют гексоген и тротил. Видел, как по городу разъезжают грузовики, останавливаются у тягачей-разливаек: выпил стаканчик сакэ? – теперь будь добр, подойди к передвижному пункту выдачи зажигательных средств…

Ну что за утро?! И телефон Юрико не отвечает: абонент недоступен, или вне зоны… После пятой попытки мобильник Акиры вообще перестал реагировать на нажатие кнопок – похоже, исправных ретрансляторов в Вавилоне больше не существует.

Усадьба, скрытая от посторонних глаз тополями и клёнами. Ландшафтный сад – пруд и острова, соединёнными мостиками. Прицелы охранных систем, лучи сканеров. Павильоны и пристройки.

Внутри усадьбы – истинно спартанская обстановка. Ничего лишнего. Единственная дань удобству – расшитые драконами подушки.

В главном зале собралась элита Вавилона, лучшие люди – братки-кёдай, сливки клана Ямагути-гуми, перебазировавшегося в Вавилон из Кобе. Даймоны, чёрные костюмы и галстуки, короткие стрижки и белые рубашки. Есть даже одна суррогатная мать, толстая, большая самка.

Из-под затемнённых линз солнцезащитных очков – взгляды, лазерные точки зрачков – все собравшиеся смотрят на оябуна, чинно восседающего на татами. На коленях у шефа неизменные мечи-досу. Рядом с шефом – вакагасира-заместитель, старший советник, глава штаб-квартиры и фуку-хомбутё. Всё как всегда. Те же на манеже.

Оябун пьёт сакэ из крохотной чашечки.

Собравшиеся ждут, что скажет оябун.

Взгляды.

Лазерные точки.

Оябун достаёт из кармана пиджака мобильный телефон. Блестит серебристый титановый корпус. Оябун набирает номер – всего лишь жмёт одну клавишу. На его вызов одновременно откликаются тысячи радиотелефонов. Многоголосый хор приветствует командира. Оябун улыбается, оябун говорит в трубку:

– Начали!

Оябун прячет телефон в карман.

И в этот момент тысячи клонированных офицеров отдают приказания пятнистым бойцам. Армия, контролируемая якудзой, приступает к военным действиям.

Клоны атакуют здания корпораций и жилые небоскрёбы, клоны прорываются сквозь порталы и входят в учреждения и супермаркеты. За бойцами следуют обвешанные взрывчаткой смертники-шахиды.

И гремят взрывы, и рушатся небоскрёбы, и пылают дома.

Огонь.

Пожар.

Клоны жгут Вавилон.

Оябун доволен – его окружает пульсирующий ярко-алый кокон Зла.

Пожар. Вокруг боевого робота бушует пожар.

Зона огненного шторма.

Перепады давлений, ветер и сквозняки гонят пламя с бешеной скоростью. Ад, пекло, доменная печь.

Степашка, безобразное чешуйчатое чудовище, в котором при всём желании невозможно узнать милого пушистого морфика, надёжно обхватил когтистыми лапами шею Юрико. Степашка прижался отвратительным скользким брюхом к горлу девушки, зооморф поддерживает змеиным хвостом затылок Юрико. И ослабь Степашка хватку, девушка тут же умрёт – и она понимает это, и боится покорёженного Злом прорицателя, но… – есть ли у неё другой путь? Можно ли решить проблему иначе?

Если можно, то Юрико не знает как.

Юрико выкарабкивается из ремней, зажимы отпускают обнажённую девичью фигурку, шприцы-раздатчики системы жизнеобеспечения замазывают белковым клеем дыры от разъёмов. Юрико явственно чувствует, как из позвоночника и висков выкарабкиваются тончайшие иридиевые и платиновые проволочки, скручиваясь в спирали и безумно дорогие мотки. Красавица, маркетолог-профи, специалист по наглядным пиар-технологиям, едва не расшибается о бронелисты внутренней обшивки, когда её отпускают захваты, и тело девушки на долю секунды зависает в отделении управления.

Удар весьма болезненный, весьма. Степашка не ослабляет хватки, хотя Юрико знает, что морфа основательно ушибло о стык между компенсаторами – зооморф свирепо рычит от боли, его тошнит на лицо Юрико – желчью и кровью. Скорее всего, повреждены внутренние органы. А если… – ранение смертельно? Не думать об этом!! Не думать!!

– Давай, милая, давай!

Это оба-сан кричит. Она бы и сама сорвалась, кинулась, спасла-выручила… но… – не сможет бабушка – ну, никак! – выручать из беды Избранника. Потому что это судьба Юрико.

А на судьбу грех жаловаться: Избранник мог оказаться седым противным старикашкой, вроде доктора Джино Паскаля, главврача профсоюзной поликлиники. Хотя доктор Джино, конечно, не совсем противный, даже совсем не противный, но ведь не в этом дело, да?! Просто Акира – настоящий красавчик и великолепно целуется. И, к тому же, он ещё и феникс. Как папа Юрико.

Надо собраться, настроиться на героический лад, но девушка почему-то думает о своём зооморфе – о белом и добродушном зверьке, внезапно превратившемся в отвратительную тварь. Кстати, почему Юрико она назвала зверька странным русским именем?

А?

Щуп-поисковик подхватывает девушку и тянет к одноместному лифту, заталкивает внутрь и активирует опцию «Спуск». Через секунду Юрико уже в пятке «Тэнсукаку». Створки лифта резко распахиваются – в добрый путь, воительница, исполни предначертанное судьбой. До тротуара пару метров, н-да.

Дым. Клубы дыма. Жар в лицо. Степашка яростно рычит.

Акира… Где-то там Акира… В пламени, в огне…

Ещё не поздно, – знает Юрико. – На этот раз не поздно!

Юрико спрыгивает на асфальт. Удачно. Не подвернула лодыжку. Юрико так боялась подвернуть лодыжку и всё испортить… – но ведь не подвернула!