– Орестовна? Петровна? Ну, имейте ж совесть, не рассвело ещё, ну дайте ж поспать трудовому народу?!

– Тише, Акирчик, тише. Чо кричишь-то? Соседей на ноги подымешь. Тише, милай, спал бы ешё, рано, поди, на работу-то собираться. – Орестовна сковырнула сухонькой лапкой верхний слой платков, скрывающий от постороннего любопытства содержимое плетёной из оптолозы кошёлки. Сумочку эту дамскую бабулька таскала с собой всегда и везде.

Петровна громко харкнула и высморкалась в носовичок и с закосом под прогрессирующий маразм прогнусавила:

– Акирчик, это ты-то – трудовой народ?

– Ну… я. А что?

– А ты, пся крев, на инкубаторах горбатился? Эмбрионы высиживал? Когда все как один перед Второй Войной популяцию восстанавливал?! – Орестовна извлекла из кошёлки литровую бутыль. Содержимое – по цвету – явная брага. Оптимально выдержанная.

Акира непроизвольно сглотнул:

– Так я ж маленький… ещё не родился…

– А в гидропонные колхозы тебя высылали? на рис? трудодни копить? А гражданство и пищевые карточки ты в солдатских борделях отрабатывал? Или по наследству достались? – Орестовна хлюпнула муть в самоутилит-стаканы.

Акира махнул рукой и закрыл окно.

Кое-как заснул…

Давно известно, утро – на редкость паскудное время суток. Впрочем, день тоже, вечер – подавно, а ночью всё равно не спится.

Утро.

Акиру, хмурого и злого, Спитфайр – в наказание – отправил с глаз долой: записал на патрулирование в составе группы любителей: прокатись-ка ты, мальчик, займись, типа, делом. Позор джунглям – с дилетантами в одной упряжке!! На сленге начальства это называется «обмен опытом между подразделениями»…

Мигалки, большие машины, лестницы, брандспойты. Глупая трата времени. Ну, скажите, на кой перец чили отправлять настоящего ветерана-феникса на фестиваль уамабуши?! Да, самоуверенные огнеходцы демонстрируют типа неподражаемое и удивительное умение, и что? Подумаешь, нестинарные культы… ересь на пальмовом масле. Дабы исключить непроизвольное возгорание тележки с хот-догами или лотка с пельменями совсем даже необязательно напрягать профи, вполне хватит парочки любителей с огнетушителями! Обмен опытом, чтоб его!

– Дамы и господа! Леди энд джентльмены! Пани та пановэ!.. – разоряется массовик-затейник, взобравшийся на ходули и узурпировавший мегафон. – Сегодня нам предстоит насладиться достойнейшим из зрелищ современности!!..

Надо же, это убожество оказывается ещё и зрелище. Достойнейшее. И к тому же современное…

Когда ерундизмом занялись бледнолицые жрецы, представители североамериканского землячества, Акира откровенно зевал. И как, скажите, дёсна не показать, ежели три придурка-ковбойца короткими перебежками топчут выложенную из валунов жаровню. Скучно. Ну, продемонстрировали общественности термометры, и что? – восхищаться? – всего-то шестьсот пятьдесят по Цельсию… Позорища, Акире стыдно бы стало – шестьсот пятьдесят всего-то – хвастаться?! – извините!

– Поразительно! Это просто поразительно! Чудеса человеческого духа!

А вот индус-факир Акиру заинтересовал: занятный мужчина, сухонький, в тюрбане, набедренная повязка едва – прикрывает? – тощие гениталии. Но не в половых признаках, собственно, дело: мало того, что индус сам по углям прогулялся, но ещё и взглядом заставил музыкальное сопровождение, в смысле духовой оркестр, отложить тромбоны-дудочки и разуться, да пройтись в колоннах по трое – босиком, по огню, да так, что никто ни разу не обжёгся. Короче, бурные и продолжительные аплодисменты: толпа на ушах, девушки кипятком испражняются.

Потом веселились кахуны.

Достойно веселились. Тут уж мастерство – ничего не скажешь. Почти профи. Маги – белые, правильные. Трое, высокие статные парни. Извержение лавы из-под асфальта впечатлило даже Акиру, привыкшего ко всякого рода очагам-focus.

Лава, красная – поток, утопивший разметку-"зебру" и канализационный люк. Хлопья шлака. Вулканическая масса неправдоподобно быстро густеет. Кахуны возятся с какими-то лопухами… в смысле с длинными узкими листьями.

– Волшебное растение Ти! Основа гавайского колдовства!

Сандалии сняты, ступни обёрнуты этими самыми Ти – по три штуки на каждую стопу.

– Богиня вулканов Пеле благоволит героям! Да прибудет с ними мана!

Надрывая глотки, колдуны затянули какую-то несусветную чушь – этот стон у нас песней зовётся.

– Герои разговаривают с Богами!

По свистку и отмашке кахуны побежали. Поверхность лавы треснула багровыми шрамами.

– Великие бредут Тропой Истины!

Дистанция приблизительно около шестидесяти метров, н-да… Финиш – первый паренёк надорвал диафрагмой алую ленточку, его товарищи отстали не больше чем на полкорпуса.

Крики, вопли, аплодисменты, переходящие в бурные овации. Судьи, седые аксакалы, совещались недолго: первое место заняла команда гавайской диаспоры.

– Давно! Давно пора включить уамабуши в состав олимпийских видов спорта!

А вот Акира не пожалел бы чемпионскую премию индусу – всё-таки целый оркестр на подвиг послал. Хотя, признаться, лава из-под асфальта тоже весьма и весьма крутая заморочка.

А потом праздник продолжился: хороводы, танцы зооморфов-драконов, оргия содомитов… – в общем, обычное непотребство для любителей дешёвого сакэ и конопляных пломбиров на палочке. Акира закрылся в кабине патрульного «молоковоза» и развлекался, как мог: давил клаксон и поливал толпу из водомётов. Скорректировав направление, сбил струёй единую в соитии пару «бабочек». Те грохнулись аккурат на жёлтую бочку с квасом, наверное, рёбра поломали, а может, и нет. Валяются, подняться не могут, мокрые, жалкие, народом презираемые – и полетели в сектантов пустые бутылки (и полные тоже – для хорошего дела не жалко), запятнали перепончатые крылья смачные плевки новомодной оксижвачки. Кто-то, не испугавшись конной полиции, ближе подобрался да в нос самцу-"асу" зарядил: вона, махаон юшкой на асфальт брызгает, биодельтаплан херов. А в воздухе они, «бабочки», понимаешь, такие все из себя солидные – сливки общества, «летающее масло»…

Даже издалека Акире видно: у мадам треснул хитин брюшного сегмента и разорвана кожица левой плоскости – короче, маскарадный костюм восстановлению не подлежит. Содрать бы с этого «насекомого» фасеточный намордник, да заглянуть в обычные людские зрачки, да сказать…

Что, а? сказать?

А ничего…

Достойное завершение дежурства – почти романтичный полумрак: мерцают огоньками парафиновые свечи, пропитанные розовым маслом, пыхтят смрадным дымком ароматические палочки. На полу – татами, бамбуковые квадраты со стороной в полтора метра. У стены возвышаются целых два шкафа-оси-ирэ, надёжно хранящих матрацы-футоны – а не много ли? матрацев? для одного начальника депо? Хе-хе, пардон, никаких намёков.

Полумрак, свечи, масло.

В общем, официоз какой-то невзрачный получается, к тому же Акире чертовски хочется курить – ага, похоже, грядут неприятности: вряд ли Спитфайр простит лейтенанту Оде два ЧП подряд. Да и «бабочки» напишут заяву куда следует, дабы привлечь нерадивого феникса к ответственности в надежде возместить моральный ущерб в десятикратном размере – уж в этом-то сомневаться не приходится.

Акира отдыхает в приёмной у шефа. Уже минут сорок он ловит сочувствующие взгляды и взмахи ресниц секретарши Нэлии, томной девицы, обожающей смущать мужчин глубокими декольте и трепать маникюром кончик толстой косы.

Лейтенант Ода, опустив очи доле, разглядывает свои белые носки-таби и по-мужски хрипло интересуется:

– Сильно?

– Очень сильно!

– Как в прошлый раз? – задумчиво чешет затылок Акира, выражая этим глубоким жестом крайнюю степень сосредоточенности – мол, перегруженность лобных долей головного мозга нынче аховая: решение глобальных проблем современности в рабочее время, параллельно служебным обязанностям – это вам не в чулок поперхнуться, это о-го-го и ах-ох-нуничегосебе. – Да? Как в прошлый?