— В одном Тайболт абсолютно прав, — уже издалека услышала Марселла хриплый шепот мужа. — Я действительно не знаю, как быть графом, разрази меня гром.

Боль, которую она уловила в его голосе, отозвалась в ее сердце. Недолго думая, Марселла встала на колени и тихо окликнула Гарета:

— Я могу помочь вам научиться быть графом, милорд. Конечно, если вы хотите этого.

Гарет замер, держась за ручку двери, которая вела в его спальню… и, возможно, одновременно уводила от Марселлы. Неожиданная сдача позиций со стороны постоянно настороженной супруги вызвала странный отклик в душе Гарета.

— Так значит, ты утверждаешь, будто сможешь помочь мне стать настоящим графом, — повторил он, саркастически приподняв одну бровь.

В речи Гарета, как во времена далекого детства, вновь появился простонародный выговор. Обычно это случалось с ним под воздействием винных паров. Однако сегодня причиной тому послужил не джин, а, скорее всего, его собственная ревностно лелеемая им горечь поражения. Бутылку с джином, сделав из нее всего лишь несколько глотков, Гарет выбросил в окно кареты, так что в этот вечер был вовсе не пьян.

Тем не менее он чувствовал какое-то умопомрачение, понимая, насколько страстно желает обладать своей женой. Гарет никак не мог объяснить, почему эта негодница так притягивала его? При всей привлекательности Марселле явно недоставало той ослепительной яркости, к которой всегда притягивало Гарета. Кроме того, она была не слишком послушна и сговорчива — еще одно требование, предъявляемое Гаретом к женщинам, оказавшимся в его постели. Так почему же, черт побери, он так стремился покорить ее?!

Скрестив на груди руки, Гарет прислонился к дверному косяку и приготовился с интересом выслушать предложение Марселлы. Вместе с тем он был преисполнен решимости воздать ей в эту ночь по заслугам за постоянное фырканье и сопротивление.

— Ну, расскажи же мне, милая, чему ты собираешься меня научить?

— Только одному: как не втянуться в пьянство, — последовал ехидный ответ; столь резкое изменение тона беседы, несомненно, свидетельствовало о том, что Марселла уже сожалела о проявленной мягкости.

С видом уязвленной гордости она соскользнула с кровати и, уперев руки в бока, подошла к мужу. Укутанная в белые кружева, со строгим серьезным выражением лица Марселла скорее походила на примерную девочку, которая бранит нашкодившего щенка.

— Честно говоря, милорд, я могла бы указать на многое, что следовало бы улучшить, — заявила она, вздернув маленький подбородок. — Ваша манера одеваться, например, слишком обыденна и не соответствует вашему положению…

— А как же тот факт, что ей подражают многие джентльмены?

— …А ваше отношение к равным вам джентльменам граничит с бесцеремонностью. Кроме того, у вас есть неподобающая склонность куда-то исчезать, никому не говоря ни слова. Немаловажно и то… — Марселла отвела взгляд, затем быстро проговорила: —…ваше обращение с женой оставляет желать лучшего.

— Даже сейчас? — тихо спросил Гарет и решительно направился к Марселле.

И при таком слабом освещении он с мрачным удовлетворением заметил, как расширились ее золотисто-коричневые глаза, но она не отступила, когда муж остановился совсем рядом.

— Так скажи мне, мой милый Жаворонок, — попросил Гарет тем же опасно спокойным тоном. — Каким образом я могу исправиться?

— Полагаю, милорд, для начала вы должны поцеловать меня, — трепетным шепотом ответила Марселла, опустив глаза; краска залила ее бледные щеки.

Гарет позволил молчанию несколько затянуться, пока не решил, что оказался бы глупцом, если бы не исправил положение. На самом деле он безумно хотел большего, чем просто поцелуй. Впрочем, для начала достаточно и этого.

Обняв жену, Гарет почувствовал, как от его прикосновения оцепенело под ворохом оборок ее стройное тело, но рот, к которому он прижался губами был теплым и жаждущим.

Их поцелуй закончился так же быстро, как и начался, однако Гарет не пожелал разомкнуть объятия. С запоздалой виной вспомнив о другом поцелуе, которым хотел наказать невесту в день свадьбы, он решил теперь возместить ущерб. Гарет погрузил пальцы в шелковистую массу волос цвета темного меда и неторопливым движением прижал Марселлу к себе, ожидая, пока она расслабится, потом снова склонился к лицу жены и легко коснулся розовых губ.

Он увидел, как сомкнулись длинные темные ресницы Марселлы, скрыв отблеск благоговейного страха, и тоже, закрыв глаза, отдался своим ощущениям, ласково касаясь языком ее губ.

На этот раз они охотно разомкнулись для медленного чувственного изучения нежного рта. Вместо того чтобы отпрянуть, Марселла стала отвечать на легкие прикосновения… сначала робко, потом все смелее и смелее. «Итак, ты уже готов лететь, мой маленький Жаворонок», — с удовлетворением отметил про себя Гарет, все настойчивее разрушая последние преграды, которыми отгораживалась от него скрытая страстность Марселлы. Он еще сильнее впился в девичьи губы, забыв о своем намерении быть нежным, настолько ему вскружил голову этот сладкий поцелуй. Гарет походил на человека, слишком долго лишенного освежающего глотка вина.

Марселла испустила тихий стон. Ее неискушенный, но тем не менее восторженный отклик на ласки, вызвал у Гарета горячий прилив желания, и он мысленно выбранил себя за то, что еще раньше не предъявил свои права мужа.

Гарет чувствовал усиленное биение собственного сердца и знакомую приятную тяжесть внизу живота. В то время как он все крепче обнимал Марселлу, она обхватила его тонкими руками за талию и отвечала томными стонами на невысказанное желание.

Учащенно дыша, Гарет, наконец, оторвался от ее губ и разомкнул объятия. В слабом свете угасавшего в камине огня он увидел на охваченном жарким румянцем лице Марселлы такое же выражение потрясения и удивления, какое, вероятно, было и на его собственном. Потрясение оказалось тем более велико, что Гарет собирался лишь получить удовольствие и покончить с этим. Правда, где-то в глубине души таилось намерение преподать негоднице урок, чтобы она знала, насколько опасно играть с мужским самолюбием.

Теперь же все пошло прахом, и именно Марселла преподала ему урок.

— Боже, ты сводишь меня с ума, — выдохнул Гарет.

Марселла едва успела сообразить, что он собирается сделать, как уже оказалась в его объятиях. Гарет отнес ее на кровать и в мгновение ока почти до талии поднял подол ночной рубашки. Марселла вскрикнула от неожиданности, когда прохладный воздух комнаты коснулся разгоряченного тела, но Гарет уже раздвинул ей ноги и оказался на коленях между ее бедрами.

— Боюсь, милый Жаворонок, я больше не могу ждать, — проговорил он, тяжело дыша, и быстро расстегнул панталоны. Конец его мужского орудия настойчиво уперся в жаждавшую тайной ласки женскую плоть.

У Марселлы на миг перехватило дыхание, когда Гарет принялся медленно водить напряженным членом у нее между ног. Теплая волна, затопившая ее лоно во время поцелуя, начала разрастаться по мере продолжения этих эротических прикосновений.

— И ты тоже хочешь этого, — выдохнул Гарет, сжимая плечи жены. — Ты хочешь, чтобы я оказался в тебе и заполнил тебя до конца. Так скажи мне, милая… скажи, что хочешь меня…

— Я… я хочу тебя, — чувствуя теплую истому между бедрами, еле слышно прошептала Марселла.

От страсти зеленые глаза Гарета потемнели и теперь казались почти черными. Даже при таком слабом освещении она видела, каким чувственным огнем и жаром жадного желания горит его взор.

Со вздохом, подобным крику, Марселла раскинула ноги, готовая погрузиться в это испепеляющее море страсти. Гарет ответил ей стоном, прозвучавшим необычайно громко для обострившегося слуха Марселлы, и одним резким движением вошел в ее тело.

Марселлу тут же резанул острый клинок боли. Она едва успела подавить возглас удивления, как вдруг услышала приглушенное ругательство Гарета. В следующее мгновение все исчезло, осталась лишь всепоглощающая страсть.

Непроизвольным движением Марселла обхватила ногами талию Гарета, стараясь поглубже втянуть в себя незнакомую доселе твердую плоть. А Гарет погружался в нее вновь и вновь, создавая своими движениями возбуждающую смесь боли и наслаждения. Марселла прижалась лицом к плечу мужа и вцепилась в его руки, ощущая жар мужского тела и пот, просачивавшийся сквозь полотняную рубашку Гарета и ее шелковый пеньюар. Это было одновременно и страшно, и радостно. Гарет сжимал Марселлу в своих решительных объятиях, обжигая дыханием шею жены, и яростными толчками раз за разом входил в нее. Неожиданно для самой Марселлы это безумное страстное слияние их плоти показалось ей естественным и прекрасным.