— А вдруг ты пострадал больше, чем тебе кажется? — продолжал заботливый дядюшка. — Что же касается вызова констебля… действительно, нельзя допустить, чтобы такой кучер безнаказанно разъезжал по улицам. По крайней мере, ты мог бы успокоить мать.

Гарет молча взглянул на Невилла, и Марселла почувствовала, что речь дяди он воспринял с таким же неудовольствием, как и ее предложения. Однако с матерью Гарет заговорил мягким голосом:

— Я ценю вашу заботу, но уверяю, я цел и невредим… и в дальнейшем собираюсь быть более осторожным и почаще оглядываться. А теперь, если вы все не возражаете, я хотел бы поесть.

— Если ты так решил, то конечно, дорогой, — неуверенно согласилась Джессика, но продолжила уже с некоторой долей иронии: — В таком случае полагаю, ты чувствуешь себя достаточно хорошо, чтобы принять на этот вечер приглашение леди Бейнбридж. Ее светлость очень просила, чтобы ей предоставили возможность ввести в общество тебя и Марселлу.

Гарет лишь коротко кивнул и снова уткнулся в тарелку, но Марселла успела уловить в его глазах огонек нерешительности и раздражения. Очевидно, ему снова пришлось выбирать меньшее из двух зол: заставить мать волноваться или пойти на раут к Бейнбриджам.

Вдовствующая графиня со вздохом отложила салфетку, встала из-за стола и с тихой величавостью выплыла из комнаты. Невилл, дружески подмигнув удивленно воззрившейся на него Марселле, быстро последовал за нею, оставив молодую графиню наедине с мужем.

Гарет проводил взглядом удалившихся родственников. Когда за ними закрылась дверь, он, наконец, удостоил внимания жену.

— Вам тоже не обязательно оставаться здесь.

— А я останусь, — возразила Марселла. — Если помните, милорд, вы сами посоветовали мне закончить завтрак.

Ответив столь едко и находчиво, она схватила вилку и неловко вонзила ее в толстый ломоть кровяного пудинга. Раздавшегося скрежета зубьев вилки о фарфор оказалось достаточно, чтобы Марселла отдернула руку и взяла другой кусок с несчастного блюда.

— Полагаю, я должен быть благодарен, что вы целились не в мое сердце, — язвительно прошептал Гарет.

Марселла не удостоила его ответом, но… и не потрудилась указать, что найти у него в груди упомянутый орган было бы весьма затруднительно. Несколько минут прошли в напряженном молчании, пока Марселла не задала мучивший ее еще с прошлого вечера вопрос.

— Скажите, милорд, — проговорила она холодным тоном, — теперь, когда мы выяснили, где вы находились большую часть ночи, не потрудитесь ли и объяснить, почему вы решили провести вечер не дома, а в другом месте?

— Нет, не скажу.

— Но это все-таки была наша брачная ночь. Я полагала… то есть ожидала…

— Вы ожидали, что я приду в вашу спальню и воспользуюсь своими правами мужа? — закончил Гарет с невеселой улыбкой, от которой щеки Марселлы залил горячий румянец. — Если помните, мы уже уладили это неприятное дело, когда вы пришли просить за вашего брата. Что касается юридических формальностей, то они уже выполнены.

«И поэтому он отправился на поиски чувственных наслаждений в другое место?»

Да, Марселла никак не предвидела подобную возможность и не представляла себе, какой странно болезненной окажется сама мысль об этом.

— Я… я не понимаю, — продолжала настаивать Марселла, чувствуя, что краснеет все больше и больше, но полная решимости вытянуть из Гарета ответ. — Вы хотите сказать, что это формальная женитьба, и вы не собираетесь жить со мной как со своей женой?

— Я хочу сказать, мадам, что будь я проклят, если когда-либо вновь окажусь в одной постели с вами.

— Понятно.

На Марселлу внезапно снизошло удивительное спокойствие, и она смогла хладнокровно встретить взгляд Гарета. Теперь ее проблема решена. Если все оставшиеся в их семейной жизни ночи они проведут порознь, он никогда не узнает, что ей пришлось солгать насчет той роковой ночи.

— Очень хорошо, милорд, — продолжила Марселла ледяным тоном. — Если вы хотите установить именно такие условия, я с удовольствием подчинюсь им. Полагаю также, раз вы собираетесь без зазрения совести искать развлечений на стороне, то и я буду вольна делать то же самое.

Спрятав довольную улыбку, Марселла сделала вид, что всецело занята своим пудингом. На самом деле она вовсе не собиралась заводить себе любовника. К тому же можно было поклясться: граф Вольф никогда не предоставит своей жене такую свободу, даже если они и будут жить отдельно.

Однако Гарет снова удивил ее.

— К счастью для вас, лицемерие не относится к числу моих недостатков. Можете вести себя как угодно, но соблюдая приличия.

Не успела Марселла сообразить, что скрывается за этим необычным предложением, предоставлявшим ей полную свободу действий, как Гарет отодвинул свой стул, встал из-за стола и, двигаясь по-волчьи бесшумно, направился к двери. У порога он остановился и еще раз взглянул на жену.

— Только одно предостережение, милочка, — тихо добавил Гарет с холодным хищным блеском в зеленых глазах. — Я не позволю выставлять на посмешище мою семью и не позволю ублюдку другого мужчины считаться моим наследником. Так что выбирайте… разумно.

«Разумно».

Это слово горечью отозвалось в сознании Марселлы. Она потрясенно смотрела на дверь, тихо закрывшуюся за мужем, думая о том, что единственный ее выбор за последнее время — замужество — оказался, судя по всему, далеко не разумным, а первая же попытка отплатить Гарету той же монетой позорно провалилась. Вместо того, чтобы оскорбиться при мысли о том, что жена может завести себе любовника, этот разбойник чуть ли не сам посоветовал ей нарушить супружескую верность.

Марселла отодвинула тарелку с неаппетитными остатками пудинга, сожалея, что нельзя точно так же оттолкнуть от себя и тревожные мысли. Несмотря на то, что она не хотела быть женой Гарета в полном смысле этого слова, однако, оказавшись отвергнутой, не могла не почувствовать себя оскорбленной.

Марселла встала из-за стола и направилась к двери, ощущая еще большее одиночество, чем в первое время пребывания в этом доме. В глубине души она надеялась иметь от Гарета детей — одного или двух — как утешение в их лишенном любви союзе. Но оказалось, даже этому бальзаму не суждено пролиться на ее раны.

— Прошу прощения, миледи.

В холле, рядом со столовой появился Бидлз, к которому уже вернулся его обычный невозмутимый вид. Дворецкий держал перед собой серебряный поднос со сложенным листком белой бумаги.

— Это письмо принесли для вас всего минуту назад, миледи, — печально сообщил он, протягивая поднос. — Боюсь, однако, что не смогу сказать, кто это сделал. Когда, услышав стук, я открыл дверь, на крыльце уже никого не оказалось, а письмо было прижато к двери молотком.

— Хорошо, Бидлз, — рассеянно ответила Марселла, отметив про себя, что ее имя нацарапано незнакомым почерком, и, взяв листок, начала подниматься по лестнице.

Как ни хотелось ей укрыться в спальне и остаться там в одиночестве на ближайшие годы, она все же решила побыть несколько минут с Джессикой. Если Гарет не хотел утешения или не нуждался в нем, то его матери наверняка требовался внимательный и соболезнующий слушатель, которому она излила бы свои печали. По крайней мере, они могли бы обсудить планы на сегодняшний вечер в роскошном городском доме лорда и леди Бейнбридж.

Марселла горела желанием присутствовать на этом званом вечере, надеясь получить там хоть какие-то сведения о своем брате. Многие гонялись за приглашениями на приемы этой пары, поэтому, несомненно, на вечере будет присутствовать весь свет. Возможно, кто-нибудь вспомнит обрывок беседы или упомянет о случайной встрече с Кларри, и это наведет ее на след.

«Я найду моего заблудшего брата», — мысленно поклялась себе Марселла. Да, теперь она новая графиня Шербрук и несет ответственность, налагаемую столь высоким титулом. Однако прежде всего, она старшая сестра Кларри.

К тому времени, когда Гарет, наконец, поднялся по лестнице и прошел через холл в свою комнату, каждая косточка и каждый мускул его тела болели так, что, казалось, их воображаемые вопли сливались в один хор смертной муки. Распахнув дверь, он перешагнул через порог и только тогда позволил себе опереться о косяк, закрыв от боли глаза.