Марселла достаточно хорошо знала историю жизни Гарета, поэтому — как можно было ожидать — не пришла в ужас от столь откровенного признания. Однако она не удержалась от вопроса:

— А как же работные дома? Догадываюсь, это не самое приятное место, но там, по крайней мере, детям дают еду и подыскивают места учеников ремесленников.

— Учеников… Сюда больше бы подошло слово «рабов», — с горечью сказал Гарет. — Действительно, первые недели после смерти матери я находился на попечении прихода. Потом меня пристроили к одному краснодеревщику по имени Греншоу — этакий мерзкий жук, ростом не выше, чем я был в двенадцать лет. Его последний подмастерье сбежал незадолго до моего появления, и Греншоу не терпелось выместить злобу на другом… на любом мальчишке.

— Он бил тебя?

Гарет покачал головой.

— Греншоу был грубым человеком, но не из числа тех, что пускают в ход кулаки. Он держал меня в узде с помощью голода, давая мне корку хлеба и крошку сыра утром и такую же порцию вечером. Этого было достаточно, только чтобы не умереть с голоду.

— Боже, какое варварство, — невольно вырвалось у Марселлы, преисполненной негодования к жестокому хозяину и симпатии к маленькому Гарету.

Вероятно, Гарет догадался по лицу жены, какие переживания обуревали ее душу, и улыбнулся.

— Полностью согласен с тобой, милая. Я испытываю такие же чувства. Однако голод — это еще не самое страшное.

Боль воспоминаний омрачила черты Гарета; он немного помолчал, потом продолжил:

— Видишь ли, Греншоу опасался, как бы я не убежал от него, как предыдущий мальчишка. Чтобы этого не произошло, он каждую ночь запирал меня в мастерской и выпускал только рано утром. Так продолжалось недели две… пока однажды утром я не собрался с силами и не ударил его как следует по голове ножкой стола. Только тогда я смог вырваться.

Гарет небрежно пожал плечами.

— В это время я связался с компанией парней, занимавшихся карманными кражами, и стал учеником совсем другого рода. Ну а в результате печального опыта жизни у краснодеревщика я начал испытывать ужас перед закрытыми помещениями. С тех пор я никогда не засыпаю, не оставив зажженными несколько свечей или лампу… на случай, если проснувшись среди ночи, на мгновение забуду, где нахожусь.

От внезапного волнения у Марселлы снова сжалось горло. Она вспомнила множество свечей в спальне Гарета в том логове, на берегу реки, и его настойчивое желание зажечь все лампы в ее комнате. Воображение Марселлы нарисовало перед ней образ испуганного голодного мальчика, храбро выдержавшего описанные выше жестокости и пробившегося из тьмы к свету.

Она порывисто подошла к туалетному столику и резко повернула фитили ламп. Комната вмиг озарилась теплым светом.

— Вам больше не придется тревожиться по поводу темноты, милорд, — взволнованно обратилась она к мужу. — Я теперь всегда буду оставлять лампу зажженной для вас.

Какое-то мгновение Гарет молча смотрел на Марселлу, при этом на его аристократическом лице отражались надежда и недоверие, потом медленно поднял руку и легко коснулся щеки жены.

— Если это обещание, мой маленький Жаворонок, — еле слышно проговорил он, — то я настаиваю, чтобы ты сдержала его как сегодня, так и во все последующие ночи.

Вместо ответа Марселла подставила ему свои губы. Гарет приник к ним с тихим стоном, выдававшим нетерпение, перекликавшееся с ее собственным нетерпеливым ожиданием, которое ласки мужа довели до упоительных высот блаженства. На этот раз их любовное слияние началось с чувственного неторопливого танца взаимного наслаждения, который завершился яростным великолепным взлетом чувств, насытивших их обоих.

Потом они лежали в объятиях друг друга, обмениваясь бесконечно нежными словами, непроизвольно срывающимися с уст всех влюбленных. А когда слова сменила сонная тишина, лампы на туалетном столике продолжали разливать вокруг свое благосклонное сияние.

Пробудившись от мирной дремоты, Марселла медленно открыла глаза и с удивлением обнаружила в нескольких дюймах от себя пасть разъяренного зверя. Подавив готовый сорваться крик, она натянула до подбородка одеяло и плотнее прижалась к спящему мужу, потом задумчиво провела рукой по нанесенному на бицепс Гарета рисунку, наслаждаясь ощущением прикосновения к обнаженному телу любимого.

Разве найдутся слова для описания некоторых обязанностей жены, решила Марселла, вспоминая уроки любви, в которые она так ревностно углубилась этой ночью. Марселла с готовностью подчинилась опытному наставничеству Гарета и оказалась на редкость способной ученицей в науке Афродиты. Гарет же доказал, что является не менее одаренным учителем, поэтому Марселла жаждала вновь повторить на практике изученное.

С энтузиазмом новичка она позволила своей руке скользнуть под одеяло и легко коснуться груди мужа. Затем Марселла осторожно запустила пальцы в покрывавшие торс золотистые волосы, провела кончиками по выпуклым, словно вылепленным искусным скульптором мускулам. Становясь все смелее, она переместила ладонь ниже, к плоскому животу мужа, намереваясь обследовать еще более увлекательную территорию. Об этих местах Марселла имела теперь достаточно глубокие знания, а вот кое-что ей хотелось изучить подробнее.

Она взглянула сквозь ресницы вверх, на лицо Гарета, с удовлетворением убедившись, что глаза его еще закрыты, а грудь поднимается и опадает в сонном ритме. «Ничего, — решила Марселла, таинственно улыбаясь, — пока он спит, я позволю себе это маленькое удовольствие».

На этот раз Марселла уже знала, чего ожидать, когда сомкнула пальцы на теплой плоти. Уже через несколько мгновений орган Гарета напрягся и теперь горячо пульсировал в ее ладони. Она еще немного погладила его по всей длине, пока из-за все большего возбуждения на ровной поверхности простыни, укрывавшей Гарета, не появилась многозначительная выпуклость. Потом пальцы Марселлы скользнули ниже, старательно исследуя подробности мужской анатомии и чувствуя напряжение плоти в ответ на эти легкие прикосновения.

Инстинктивная реакция Гарета вызвала в ее собственном теле такой же эротический отклик. Этот трепет быстро перешел в медленно пульсирующий жар внизу живота. В отличие от первого проведенного с Гаретом утра, теперь Марселла уже знала, что означает это внутреннее горение. Однако не успела она разжать пальцы, решая вопрос: дать мужу поспать или разбудить его, чтобы продолжать урок, как рука Гарета стиснула ее запястье.

— Не торопись, милая, — услышала Марселла ленивый шепот. — Стоит начать, как уже трудно остановиться.

— Вполне согласна с вами, милорд.

Приподнявшись на локте, она с проказливой улыбкой заглянула в зеленые глаза мужа, которые теперь смотрели на нее тепло и ласково.

— Если бы я знала, что ты уже проснулся, — продолжала Марселла, — я бы действовала более прямолинейно. А так я просто ждала, когда ты сам воспрянешь духом.

— Судя по всему, вы позаботились об этом вместо меня, мадам, — многозначительно ответил Гарет и снова положил ее руку на свою возбужденную плоть. — Вопрос в том, каким образом вы намерены исправить ситуацию?

— Боюсь, мне потребуется твоя помощь, если только усилия этой ночи — в пику всем надеждам — не истощили твою силу.

Насмешливые слова жены дали немедленный желаемый результат. Издав вопль притворной ярости, Гарет отбросил простыни и встал на колени, заставив Марселлу сделать то же самое, при этом кончик возбужденного орудия любви горячо упирался прямо в ее живот.

— Сейчас я покажу тебе, милочка, у кого истощились силы, — проговорил Гарет, в то время как его зеленые глаза потемнели от желания, а руки скользили по тонкой талии жены, обхватывая грудь. — Повернись.

Немного озадаченная этой просьбой, Марселла тем не менее охотно повернулась и теперь стояла на коленях, спиной к мужу. Руки Гарета снова легли ей на талию, и она почувствовала настойчивые прикосновения его орудия любви к влажной плоти между своими ногами. В следующий момент пальцы мужа скользнули по животу Марселлы, опустившись на темный треугольник волос.