Когда Марселла закончила вытирать плечи и грудь, Гарету стало ясно, что никакие усилия не смогут защитить его от непроизвольной реакции тела на сжигавшее еще со вчерашнего дня страстное желание. С каждым прикосновением мужское орудие Гарета напрягалось все больше и больше, достигая болезненной стадии возбуждения, а звук мягкого голоса Марселлы лишь усиливал страсть.

— Продолжать, милорд? — еле слышно спросила она. Черт побери, негодница, несомненно, осознавала, что делает, ибо свидетельство возбуждения отчетливо выделялось совсем рядом с ее руками. Самое ужасное заключалось в том, что именно сам Гарет решил держаться подальше от жены, в то время как Марселла могла вести себя, как ей заблагорассудится. Судя по всему, она получала большое удовольствие, мучая его таким образом. Гарет решил, что будет круглым дураком, если позволит ей взять над собой верх.

— Продолжайте, — словно издалека услышал он свой хриплый голос и почувствовал, как влажное полотенце медленно передвинулось к животу.

Гарет торопливо втянул в себя воздух, но сумел не застонать, хотя перемещение края ткани по предмету мужской гордости вызывало у него почти невыносимую дрожь наслаждения. Гарет вполне понимал, что если не прекратить эту пытку, можно залить все вокруг своим семенем.

Где-то в потаенных уголках сознания еще бродила мысль о необходимости отстраниться, однако Гарет продолжал следить за медленным продвижением полотенца все ниже и ниже, пока руки Марселлы не оказались на уровне его сдвинутых ног.

— Я полагаю, милорд, здесь тоже нужно вытереть, — проговорила она тихим голосом, в котором слышалось удовлетворение, и накинула полотенце на возбужденные чресла мужа.

Невнятно выругавшись, Гарет отпрянул от Марселлы, едва не оттолкнув ее. Затем, все еще бормоча проклятия, он направился к двери, соединявшей их спальни, с трудом передвигаясь из-за набухшей плоти.

— Полагаю, мадам, — рывком распахивая дверь, выдавил Гарет сквозь стиснутые зубы, — мы уже покончили с этим делом.

— Но ваши ушибы… мазь…

— Забудьте о моих ушибах и мази и убирайтесь отсюда!

При этих словах кровь отлила от лица Марселлы. Потрясенно взглянув на Гарета, она в следующее мгновение выпрямилась и, гордо подняв голову, прошла мимо него в свою комнату.

Гарет с силой захлопнул за ней дверь. Гневный треск дерева позволил ему снять напряжение. Но как только все стихло, у него появилось острое ощущение нелепого состояния, в которое его поверг этот брак всего за одни сутки.

Никогда прежде прикосновение женщины не вызывало у Гарета столь быстрого и смущающего отклика. Черт побери, да он не лучше какого-нибудь неопытного мальчишки, который, едва стащив в себя штаны, уже находится в состоянии готовности. В результате Гарет оказался в своей комнате голый, в состоянии крайней степени беспричинного возбуждения и безо всякой надежды удовлетворить желание, несмотря на то, что лишь закрытая дверь отделяла его от жены.

Гарет долго стоял, глядя на эту злополучную дверь, тяжело дыша и ожидая, когда же, наконец, спадет возбуждение и расслабится тело.

Успокоившись, он направился к кровати, чьи мягкие простыни обещали дать покой его измученному организму. Единственная польза от этого унижения заключалась в том, что ему удалось отвлечься от ноющей боли во всем теле. «Забудь об этом», — приказал Гарет самому себе. В конце концов, существуют и более важные заботы, чем беспокойство о своем глупом поведении перед женой. Сейчас ему требовалось поспать несколько часов, чтобы нормально выглядеть вечером и успешно сыграть роль графа Шербрука на танцевальном вечере у Бейнбриджей.

Именно в этом обличье Вольф собирался охотиться на скрывшегося в высшем обществе высокородного убийцу.

— В самом деле, лорд Шербрук, вы в точности такой, каким вас описывают газеты… а, возможно, еще лучше.

Сделав это сдержанное замечание, Эдвина, леди Бейнбридж, опустила лорнет и склонилась к Гарету, окутав его удушающим облаком гелиотропа. Вот уже в третий раз после появления на приеме графа с молодой женой хозяйка дома настигала своего гостя. Гарет вполне смог убедиться, что деликатность была отнюдь несвойственна этой даме.

— Скажите, милорд, — продолжала леди Бейнбридж, перекрикивая звуки оркестра и дотрагиваясь затянутой в перчатку рукой до его предплечья. — Это правда, что на одной постыдной части вашего тела чернилами нарисован волк?

Гарет с трудом скрыл гримасу боли, потому что дама ненароком коснулась синяка, оставшегося на память о ночном происшествии, и произнес:

— Должен признаться, игла татуировщика действительно касалась моего тела, но, к сожалению, единственным местом, которое я предоставил ему для демонстрации его искусства, было мое предплечье.

— Ах, ну да, — мило надула губки леди Бейнбридж, потом соблазнительно улыбнулась. — Может быть, вы бы позволили мне самой взглянуть на результат этих усилий… наедине, конечно.

— Разумеется, — согласился Гарет, пряча равнодушие за развязным тоном.

Ему уже начинали порядком надоедать тонко завуалированные призывы к весьма двусмысленным занятиям. К тому же Гарет знал, что в другое время и в другом месте он вполне бы мог воспользоваться подобным предложением. Эдвине было уже далеко за сорок, однако она еще сохранила следы былой красоты, покорявшей сердцеедов много сезонов тому назад. Аура чувственности и искушенности окутывала эту женщину как любимое платье, и можно было предположить, что леди Бейнбридж не лишилась своей доли мужского внимания. Хозяйка дома не оставляла своих неуклюжих попыток подшутить над интересным гостем, однако Гарет отвечал ей скорее машинально. Его взгляд блуждал по комнате, полной оживленных гостей. Сегодняшний прием представлял собой поистине пышное сборище. Женщины — от самой юной дебютантки до вдовы, давно миновавшей свою первую весну, — заполняли зал ослепительными переливами шелка и атласа, в сочетании с ярдами лент и целой оранжереей цветов. Их кавалеры выглядели не менее блестяще в искусно сшитых сюртуках, облегающих бриджах и ярких жилетах, увенчанных затейливо завязанными галстуками.

В отличие от собравшихся Гарет был одет непривычно сдержанно. Квинн с ворчанием уступил его требованиям подобрать костюм удобного покроя, выдержанный в темных тонах. Именно такую одежду, — если бы только достойный камердинер знал об этом! — Гарет носил много лет, с тех самых пор, как начал с волчьей осторожностью пробираться по переулкам и лазить по крышам.

По контрасту с другими джентльменами, замотанными до ушей в полотняные галстуки, Гарет предпочел узкий галстук, всего лишь дважды охватывающий шею и завязанный самым простым узлом. Столь явным пренебрежением к общепринятому стилю он уже привлек к себе не один презрительный взгляд. Впрочем, в глубине души Гарет подозревал, что вызвал также и равную долю зависти со стороны щеголей, чьи тесные сюртуки едва позволяли им поднести к губам стакан.

Гарету пришлось напомнить себе, что его привело сюда не только желание дать щелчок по носу светскому обществу. Однако беглый опрос некоторых гостей не дал ему никаких сведений об убийце Роберта. С некоторым удивлением Гарет обнаружил, что это происшествие уже не являлось свежей новостью. Те, с кем он беседовал, проявляли больше интереса к стремительному восхождению Вольфа от бывшего преступника к титулу графа, чем к убийству двухнедельной давности. Марселла также оказалась в центре передаваемых шепотом догадок и домыслов.

Подумав о жене, Гарет посуровевшим взглядом окинул толпу. Многие гости уже просочились в соседний бальный зал, где начал играть оркестр.

Указав в том направлении, Гарет предложил руку хозяйке дома с той самой волчьей улыбкой, которая несчетное число раз обеспечивала ему благосклонность женщин такого типа, и произнес:

— Могу ли я просить оказать мне честь, миледи?

Как и следовало ожидать, леди Бейнбридж несмело кивнула в ответ и взяла его под локоть.

— Полагаю, мы с вами отлично поладим, милорд… в танцевальном зале и где угодно.