Элинор сомневалась, что цветок оставил сам Харт. Но кого же тогда он послал вместо себя? Раньше она подозревала, что это делал Уилфред, но Уилфред сейчас носил на рукаве черную повязку и все эти дни не выходил из дома. Но если Харт хотел сохранить секретность, то мог послать кого-то, кого нельзя было заподозрить в связи с ним. И этот человек должен был каким-то образом проникнуть в парк. Элинор сомневалась, что у Харта при себе имелся ключ.
Но опять же… она могла заблуждаться насчет цветка. Возможно, цветок вовсе не от Харта. Ведь сначала она решила, что кто-то случайно обронил его здесь. И это могло быть правдой. Что ж, она больше не будет стоять здесь, глядя в пространство.
Элинор оправила юбку и начала осторожно расспрашивать людей — мол, не замечал ли кто-нибудь странного человека в этом парке?
Вечером того дня, когда Харт отправил Льюиса оставить для Элинор условленный сигнал, Рив стоял у своей лодки на галечном берегу и покуривал трубку. Харт же сидел у каюты и ел хлеб, обмакивая его в суп, который оставила ему миссис Рив. Сама же миссис Рив и Льюис, устав после тяжелого дня, отправились уже спать. Льюис заработал похвалу Харта и обещание денег за хорошо выполненную работу.
Рив сегодня весь день провел в тоннелях, и миссис Рив воспользовалась этим, чтобы навестить сестру. Так что у Льюиса было достаточно времени для того, чтобы оставить под деревом цветок, а потом дождаться появления Элинор.
Харт с жадностью слушал рассказ мальчика о том, как Элинор, просияв, прижала фиалку к сердцу. Однако он встревожился, узнав, что Элинор потом ходила по парку, задавая людям вопросы. А впрочем… Трудно было ожидать, что она просто подберет цветок и спокойно вернется домой.
Харт так скучал по ней, что у него щемило сердце. Каждую ночь ему снились ее огненно-рыжие волосы, ее голубые глаза, сладостные звуки, которые она издавала, когда они занимались любовью. Вернулись его самые смелые фантазии, и теперь в его снах Элинор не отказывала ему ни в одной из них. Харт просыпался в поту и долго не мог прийти в себя.
Герцог думал о своих эротических снах, когда вдруг услышал голос Рива.
— Знаете, люди в пабе говорили, что якобы тот герцог, которого прочили в премьер-министры, уже им не станет, — сказал Рив. — Говорят, его никак не могут найти. — Он произнес эти слова с каким-то слишком уж невозмутимым видом.
Продолжая жевать хлеб, Харт пожал плечами.
— И что выдумаете об этом? — поинтересовался Рив.
Харт снова пожал плечами.
— Я не англичанин. Мне все равно.
— Но этот герцог, говорят, был шотландец, — заметил Рив. — Причем ходил всегда в этих ваших шотландских юбках. В таких, как была на вас, когда я вас нашел.
— Это килты, — подсказал Харт.
— Так вот, он пропал, когда на вокзале Юстон взорвали бомбу. Думают, что он провалился в один из тоннелей и его смыло в Темзу. — Рив замолчал, чтобы снова набить табаком трубку. — Но я должен был его найти, если бы он застрял где-нибудь в коллекторе.
Харт промолчал и также принялся набивать трубку. Раскурив ее, проговорил:
— Люди то и дело исчезают. И зачастую их никогда не находят.
Рив криво усмехнулся и спросил:
— Это когда они исчезают по своим личным причинам?
— Бывает и такое, — согласился Харт. — Их находят, когда они хотят, чтобы их нашли.
— Говорят, этот герцог был очень богат, — продолжал Рив. — Наверное, он был бы счастлив вернуться в свой дворец, спать в мягкой постели и есть из серебряной посуды.
Харт в задумчивости почесывал подбородок, вернее — бороду. Он увидел себя сегодня утром в осколке мутного зеркала в каюте и чуть не отшатнулся в ужасе, решив, что увидел призрак своего отца. Из зеркала на него смотрел бородач с горящими глазами — запальчивый, заносчивый, излишне самоуверенный.
А может, его отец ненавидел себя так же, как порою ненавидел себя Харт? Возможно, отец отыгрывался на других вместо того, чтобы обратить свой гнев на самого себя. Но старого герцога давно уже не было на свете, так что никто не сможет узнать, что с ним происходило.
Попыхивая трубкой, Рив проговорил:
— Наверное, у этого герцога есть причины скрываться, да?
Харт кивнул:
— Да, наверное. Но если он такой богатый, то может делать все, что ему нравится. Как и тот, кто зарабатывает на пропитание тем, что роется в чужих отбросах вместо того, чтобы поискать работу на фабрике.
Рив презрительно фыркнул.
— Фабрика?.. Торчать день и ночь в четырех стенах, не имея возможности видеть, как растет твой мальчик? Свобода — вот что дороже всех их серебряных тарелок и прекрасных дворцов.
Харт снова кивнул:
— Согласен.
Они обменялись взглядами, и Рив спросил:
— Значит, мы похожи, верно?
— Выходит, что похожи.
Откинувшись на борт лодки, Рив энергично запыхтел трубкой. Помолчав немного, сказал:
— Надеюсь, они найдут беднягу. Хотя трубы под Лондоном могут быть смертельно опасны…
— Я это уже понял.
Рив снова запыхтел трубкой, а Харт устремил взгляд на другой берег Темзы.
Спустя какое-то время Рив вдруг встрепенулся и спросил:
— Может, в паб?
Харт молча кивнул, и они с Ривом быстро зашагали по галечному берегу, потом стали подниматься по ступенькам, ведущим на улицу.
Завсегдатаи паба привыкли видеть Харта в обществе Рива. Рассказанная в пабе история о том, что Харт — странствующий рабочий, переживавший не самое лучшее время в своей жизни, ни у кого не вызвала недоверия. Болтая с Ривом, мужчины не обращали на его спутника никакого внимания. Харт же, приняв от хозяина пинту пива, углубился в чтение газеты.
Оказалось, что их коалицию возглавил Дэвид Флеминг. Что ж, очень хорошо. Дэвид знал, что делать. Коалиция стала весьма популярной, потому что и Гладстон, и тори у большинства людей вызывали недоверие. Флеминг же являлся фигурой, отчасти удовлетворявшей почти всех.
Выборы, как писали газеты, отдадут победу коалиции, и Флеминг, как ее новый лидер, возглавит правительство. Королева не была в восторге от Флеминга или Харта, но Гладстона она любила еще меньше.
Кроме того, газеты очень беспокоились о Хартуме и Гордоне, а также опасались немцев, постепенно занимающих Южную Африку. А об исчезновении герцога Килморгана уже стали забывать. Лишь в небольшой заметке в одной из газет сообщалось, что тело герцога так и не обнаружили. Печальный конец для столь гордого человека, как Харт Маккензи. Шотландия, конечно, скорбела по нему — но не Англия. «Чертовски счастливое избавление», — могли бы написать английские газеты, но почему-то не написали.
И в той же заметке сообщалось, что семейство Маккензи решило вернуться в Шотландию.
«Вот хорошо, — подумал Харт. — Об Эл там позаботятся». Элинор была подобна дикому шотландскому вереску — счастливая и свободная на просторах шотландских холмов, но несчастная и грустная взаперти, в четырех стенах.
И еще Харт прочел о том, что лорд Камерон Маккензи примет титул герцога, когда его старший брат будет официально объявлен мертвым.
Прочитав об этом, Харт едва не рассмеялся. Камерон, должно быть, кипел от негодования. Больше всего на свете его брат боялся, что он, Харт, слишком рано отдаст Богу душу, оставив ему титул. Харт представил, как проклинал его сейчас братец Кам. Но знал он и другое: Камерон прекрасно будет обо всех заботиться — он всегда умел оберегать тех, кого любил.
Харт перевернул страницу — и замер. На глаза ему попалась статья, из которой следовало, что обнаружили логово фениев, подложивших бомбу на вокзале, и полиция во главе с инспектором Феллоузом совершила налет на их дом. Были произведены многочисленные аресты, и лондонцы теперь уверены, что на улицах опять станет спокойно.
Об этом написали утренние газеты, а событие произошло накануне вечером. Чрезвычайно важное событие, о котором Харт только сейчас узнал.
А что было бы, если бы он не отправился сегодня в паб? Так и жил бы у реки? Да, наверное… А весь остальной мир жил бы без него.