Лорд Рамзи тоже улыбнулся и опять взялся за газету. Элинор же, глядя на Йена, спросила:

— Скучаешь по ней?

Йен оторвал взгляд от меда и уставился на Элинор. Глаза у него были такие же золотистые, как жидкость, которую он только что перемешивал.

— Да, скучаю, — ответил он.

— Ты скоро ее увидишь, — сказал Мак. — На следующей неделе мы едем в Беркшир.

Йен ничего не сказал, но по его взгляду Элинор поняла, что «следующая неделя» — это слишком долго для него. Отложив вилку, она встала из-за стола и подошла к Йену.

Мак с Изабеллой с удивлением наблюдали, как Элинор обняла его за плечи и поцеловала в щеку. Супруги замерли в напряженном ожидании; все прекрасно знали, что Йен ужасно злился, когда к нему прикасался кто-либо, кроме Бет и его детей.

Но он сейчас казался таким одиноким, что Элинор не смогла перебороть желание утешить его. Йен оставил свою любимую жену и отправился в Лондон, чтобы старший брат не разбил ее, Элинор, сердце. Какой благородный, бескорыстный поступок…

— Со мной все будет хорошо, Йен, — заверила она. — Возвращайся к Бет.

Йен оставался в неподвижности, в то время как Мак и Изабелла затаили дыхание, хотя делали вид, что ничего не происходит. И даже лорд Рамзи с озабоченным видом оторвался от газеты.

Тут Йен наконец поднял руку и, сжав запястье Элинор, проговорил:

— Бет уже уехала в Беркшир. Мы встретимся с ней там.

— Ты поедешь туда уже сегодня?

— Да, сегодня. Карри соберет мои вещи.

— Вот и хорошо. Передай ей мою любовь. — Элинор запечатлела еще один поцелуй на щеке Йена и выпрямилась.

Изабелла с Маком облегченно вздохнули и снова принялись за завтрак; оба старались не смотреть на Йена. Элинор же вернулась на свое место и украдкой смахнула наворачивавшиеся на глаза слезы.

— Как странно, Уилфред… — обратилась она к секретарю несколько часов спустя, отрываясь от своего «Ремингтона». — В этом письме ничего нет. Вы написали только имя и адрес.

Уилфред снял с носа очки и ответил:

— Письма нет, миледи. Вложите в сложенный чистый лист чек и напечатайте на конверте адрес, вот и все.

Элинор потянулась за конвертом.

— И все? — спросила она. — Никакой записки?

Секретарь тут же кивнул:

— Да, миледи.

— Кто такая эта миссис Уитейкер? — осведомилась Элинор, подкручивая каретку, чтобы напечатать адрес. — И почему Харт посылает ей… — Она взглянула на чек. — Неужели тысячу гиней?!

— Его светлость умеет быть щедрым.

Элинор знала, что из Уилфреда ничего не выудишь о семействе Маккензи. Секретарь на все ее вопросы отвечал предельно уклончиво. Вероятно, это качество и стало причиной его возвышения с должности слуги до личного секретаря. Элинор усматривала в этом большое неудобство. Увы, Уилфред являлся воплощением благоразумия и осторожности.

Однако Элинор знала, что ничто человеческое ему не чуждо. У него в Кенте были дочь и внучка, и он обожал обеих. Уилфред хранил в ящике стола их фотографии, а также покупал им шоколад и прочие скромные подарки, которые иногда показывал Элинор.

Но он никогда не говорил о своем темном прошлом, когда растратил чужие деньги; никогда не упоминал миссис Уилфред; и никогда не передавал сплетен о Харте. И уж если Уилфред не хотел, чтобы кто-либо узнал, почему Харт посылал тысячу гиней миссис Уитейкер, то ни за что не скажет.

Молча кивнув, Элинор напечатала на конверте адрес: Джордж-стрит, неподалеку от Портмен-сквер. И аккуратно поместила чек внутрь сложенного листа бумаги.

«Возможно, Харт нашел отправительницу фотографий и заплатил этой женщине за их уничтожение либо убедил ее прислать ему оставшиеся», — решила Элинор.

Впрочем, миссис Уитейкер могла и не иметь никакого отношения к снимкам.

Сунув листок с чеком в конверт, Элинор запечатала его и отложила в сторону.

Дом на Джордж-стрит неподалеку от Портмен-сквер, где жила миссис Уитейкер, ничем не отличался от остальных на этой улице. Но Элинор все же долго разглядывала его, уже в третий раз проходя мимо.

Чтобы отправиться на Портмен-сквер, Элинор пришлось притвориться, что она едет за покупками. А для придания этому делу правдоподобия она несколько раз заходила в магазины на площади и на соседних улочках и покупала небольшие подарки для детей Маккензи и их матерей. Мейгдлин же следовала за ней по пятам с пакетами в руках.

Никакой активности вокруг дома миссис Уитейкер Элинор не наблюдала, пока бродила туда и обратно по Джордж-стрит. Не было ни горничных, убирающих крыльцо, ни слуг, выходящих скоротать время к служанкам по соседству. Ставни же оставались наглухо закрытыми, а двери — запертыми.

Чтобы подольше задержаться на улице, Элинор начала рыться в тележках уличных торговцев, решив купить подарок и сыну Камерона Дэниелу. К тому, что Дэниелу уже исполнилось восемнадцать, она никак не могла привыкнуть. Когда Элинор увидела его в первый раз, Дэниел был очень озорным несчастным ребенком, вечно попадавшим во всякие переплеты, что неизменно вызывало гнев Камерона. Оказывая сопротивление попыткам Элинор его воспитывать, мальчик тем не менее показал ей свою коллекцию живых жуков, что, по словам Харта, было большой честью.

Насколько Элинор могла судить, теперь у Дэниела все складывалось вполне благополучно. В настоящее время он учился в Эдинбургском университете и даже производил впечатление вполне счастливого человека.

Внезапно открывшаяся дверь дома миссис Уитейкер, откуда вышел здоровенный слуга, прервала мысли Элинор о Дэниеле. В тот же момент к крыльцу подкатила карета, и слуга, сделав несколько торопливых шагов по тротуару, открыл дверцу экипажа.

Элинор, подошедшая к уличному торговцу пирожными, увидела, как из дома стремительно вышла горничная, за которой следовала другая женщина, по-видимому, сама миссис Уитейкер.

Дама была не слишком высока, но обширна телом, и она, казалось, не стремилась это скрывать — скорее наоборот. Фасон мехового манто, в которое она куталась, чтобы не замерзнуть, подчеркивал пышность ее груди. А густо нарумяненные щеки, красная губная помада и черные как смоль волосы под модной шляпкой — все это делало миссис Уитейкер чрезмерно яркой.

Она оправила свое манто, едва заметно кивнула слуге, и тот помог хозяйке забраться в карету. Экипаж с госпожой и служанкой тут же тронулся с места, а слуга, не глядя по сторонам, вернулся в дом и плотно закрыл за собой дверь.

— Боже правый… — пробормотала Элинор. Повернувшись к торговцу пирожными, она спросила: — Кто эта дама?

Торговец посмотрел в сторону удалявшейся кареты.

— Она не та женщина, о которой я стал бы говорить с леди, мисс.

— Правда? — Элинор сунула торговцу монетку, и тот вложил ей в ладошку теплый кекс с тмином в бумажной обертке. — Вы возбудили мое любопытство. Не волнуйтесь, я давно выросла, и меня трудно шокировать.

— То, что я сказал, — чистая правда, мисс, — продолжал торговец. — И джентльмены, которые ходят туда в любое время дня и ночи… Знаете, некоторые из них — весьма уважаемые люди. Можете в такое поверить?

Элинор вполне могла «в такое» поверить. И то, что миссис Уитейкер была куртизанкой, отнюдь ее не удивило. О ее же успехе на этом поприще свидетельствовали дорогие меха, элегантный экипаж и породистые лошади.

Элинор развернула купленный кекс и откусила кусочек.

— О Боже, — прошептала она.

— Истинный крест, весьма уважаемые, — повторил торговец. — Туда ходят даже принцы. И герцоги вроде того шотландца, который все время носит килт. Но зачем мужчине одеваться в юбку? Не понимаю я этого… Ведь так недолго и задницу отморозить. О, прошу прошения, мисс, я забылся.

— Ничего страшного, — улыбнулась Элинор и откусила еще кусочек кекса.

Выходит, миссис Уитейкер была куртизанка, а Харт Маккензи отправил ей тысячу гиней. За снимки? Или за обычные услуги, за которые джентльмен платит куртизанке?

Что ж, Харт — мужчина, его стародавняя любовница умерла, а у джентльменов есть определенные физические потребности — это неоспоримый факт. Но благовоспитанные жены не понимают этих физических потребностей своих мужей и не в состоянии их выносить, утверждают ученые, — мол, у благовоспитанных леди аналогичных потребностей нет и быть не может.