— Я плачу своим слугам самое высокое жалованье в Лондоне.

— Чтобы они мирились с тобой!

— Чтобы позволили овладеть любимой на стопке чистого белья.

Харт выудил из-под ее плеча пару дамских штанишек из тонкого полотна, отделанного кружевом.

— Твои, полагаю…

Элинор попыталась выхватить их.

— Харт, ради Бога!.. Не смей размахивать моим исподним!

Герцог отстранил руку, чтобы Элинор тянулась до штанишек. И, нахмурившись, спросил:

— Почему они протерты почти до дыр? — Ткань и впрямь истончилась донельзя, а кружева были многократно штопаны. Харт нашел среди белья такой же лифчик. И он тоже был аккуратно заштопан. — Изабелле придется позаботиться о твоем туалете, Эл.

— Я и сама могу это сделать, — заявила Элинор с гордостью. — Куплю себе белье после первого же жалованья.

— Вот и хорошо. А это выкинь.

— Придется, если ты его порвешь.

— Так и сделаю. — Харт провел лифчиком по ее щеке. — Ведь это — полотно… А я хочу видеть тебя в шелках.

— Шелк дорогой. Батист более практичный. Впрочем, ты не должен видеть меня ни в том ни в другом.

Харт снова взял ее штанишки.

— Когда наденешь их завтра, подумай обо мне. — С этими словами он прижался к штанишкам губами.

Элинор покраснела.

— Какая наглость! — воскликнула она.

Герцог взглянул на нее с удивлением:

— Наглость?

— Ты ужасный, Харт…

— А я никогда и не претендовал ни на что другое. — Он уронил штанишки на кучу белья и добавил: — Ты делаешь меня порочным, Эл. Когда я вхожу в комнату, в которой находишься ты, мне плевать на всех и вся.

— В таком случае не заходи туда, где нахожусь я. Ведь на тебе теперь слишком большая ответственность.

— И ты снова ворвалась в мою жизнь в тот самый момент, когда я понял, что вот-вот добьюсь своего самого большого успеха. Эл, почему?

— Чтобы помочь тебе. Я ведь уже говорила…

Харт наклонился, чтобы заглянуть в голубизну ее глаз.

— А мне кажется, что это Господь решил на мне отыграться. И теперь мстит.

Элинор нахмурилась:

— Не уверена, что Господь на такое способен.

— Со мной, — способен. Потому что во мне всегда жил дьявол. Или, может быть, ты послана, чтобы спасти меня?

— Очень в этом сомневаюсь. Никто не сможет спасти тебя, Харт Маккензи.

— Вот и хорошо. Я не хочу, чтобы ты спасала меня. По крайней мере сейчас.

— Тогда чего же ты хочешь?

— Хочу, чтобы ты поцеловала меня, Эл.

Едва заметно улыбнувшись, она обвила его шею руками, и Харт тотчас же забыл обо всех своих проблемах — забыл обо всем, кроме Элинор.

Их губы встретились, и белье под ними заскользило, когда он, уложив ее поудобнее, поставил колено меж ее ног. Ему не терпелось сорвать с нее юбки и панталончики, не терпелось овладеть ею, слиться с ней воедино — ведь именно эту женщину он всегда желал, жаждал все эти годы.

Но Харт знал: если он вежливо попросит — она ответит отказом. Значит, придется быть невежливым.

Харт окончательно стащил с нее перчатку и прижался страстным поцелуем к ее ладони. Перчаткой же обвил ее запястье и свое.

Элинор наблюдала за ним настороженно, не понимая, что он под этим подразумевал. Харт тоже не вполне это понимал — ему лишь хотелось находиться как можно ближе к Эл.

И это странное перевязывание перчаткой словно обдало жаром ее. Она вдруг осознала, что перчатка вокруг их запястий привязала его к ней, а ее — к нему.

Много лет назад Харт научил ее целоваться. А затем этот же мужчина соблазнил ее и лишил невинности. И вот сейчас он, лежа на ней, тихо прошептал:

— Эл, я хочу тебя.

Точно так же Харт произнес ее имя в тот день в летнем домике в Шотландии. Он сказал ей, что хочет ее, и объяснил, как именно хочет. Она тогда засмеялась, довольная своей властью над ним. Элинор Рамзи поставила великого Харта Маккензи на колени!

Глупая, глупая Элинор… Никогда она не обладала властью над Хартом, и в тот самый день он это доказал. А сейчас доказывал снова, целуя ее.

Элинор чувствовала, как его дыхание обжигало ее, а потом она вдруг поймала себя на том, что поглаживает Харта по волосам.

Но ведь он уничтожит ее! Снова уничтожит!

«Харт, нет! Отпусти меня!» — воскликнула она мысленно.

А он по-прежнему покрывал поцелуями ее шею и плечи. От танцев она разогрелась, потом замерзла на террасе — теперь же вся пылала.

Тут Харт прижался к ней всем телом, и она, сама того не желая, обняла его.

Но он вдруг чуть отстранился, поднял голову и, заглянув ей в глаза, прошептал:

— Я скучал по тебе, Эл.

«А я скучала по тебе, так скучала, что это разбило мне сердце», — подумала она со вздохом.

Но Элинор знала, что сдастся. Да, сегодня она позволит ему овладеть ею, чего бы это потом ни стоило. И все же ее испугало то, что она с такой легкостью согласилась подчиниться.

Тут Харт, поцеловав ее руку, снова прошептал:

— Эл, я хочу тебя…

Она тихонько вздохнула.

— Знаю, Харт.

— Нет, не знаешь. Не можешь знать. — Он покачал головой. — Ты сама невинность, а я — воплощение порока.

Элинор улыбнулась. Ее сердце застучало громче.

— Должна признать, что в тебе и впрямь есть что-то от дьявола.

— Ты не имеешь ни малейшего представления о том, чего может захотеть мужчина вроде меня.

— Нет, имею. Я помню летний домик. И помню твою спальню — здесь, наверху, а также в Килморгане.

Трижды она спала с Хартом Маккензи. И трижды в жизни думала, что умрет от счастья.

— О, все это — совсем не то, Эл. Я тогда сдерживал себя, потому что не хотел сделать тебе больно.

Казалось, Харт и сейчас сдерживал себя. При этом в его глазах было отчаяние, которое Элинор никак не могла объяснить.

— Эл, ты бесценная… и хрупкая, — пробормотал он. — Но в тебе есть огонь, к которому мне хочется прикоснуться. Я хочу показать тебе свои порочные игры и выпустить этот огонь наружу, хочу научить тебя обращаться с таким огнем.

— Звучит интригующе…

— Возможно, Эл. Но я бываю… очень скверным.

— Я тебя не боюсь, — ответила она с улыбкой.

Харт рассмеялся, и в его смехе прозвучали хрипловатые нотки.

— Потому что ты в действительности не знаешь меня.

— Знаю лучше, чем ты думаешь.

— Ты искушаешь меня, когда так смотришь, Эл. Искушаешь… и этим своим веером. — Харт взял его со стола и запустил через комнату.

Элинор всплеснула руками:

— Боже милостивый! Харт. Если ты сломал его… Веер очень дорого стоит.

— Куплю новый. Я куплю тебе целую гору вееров, если пообещаешь никогда не использовать их так, как использовала сегодня этот, сообщая мне и всем остальным мужчинам, что хочешь, чтобы тебя поцеловали.

Глаза Элинор расширились.

— Но я ничего подобного не делала!

— Ты то и дело постукивала этой проклятой штуковиной по губам и бросала поверх нее лукавые взгляды.

— Ничего подобного.

— Меня так и подмывало овладеть тобой прямо там, в бальном зале. Я и сейчас хочу тебя. Хочу раздеть на этом столе и… — Он внезапно умолк.

Элинор, судорожно сглотнув, пробормотала:

— И что?..

Харт пристально посмотрел на нее.

— Я хочу всего. Хочу приходить к тебе в комнату каждую ночь и делать с тобой все, что пожелаю. Так что лучше запирай на ночь свою дверь, Эл. Потому что я не знаю, как долго смогу сдерживаться.

Тут на губах его промелькнула лукавая улыбка, и перед Элинор возник тот самый Харт, которого она знала раньше. Но он был прав; даже тогда, много лет назад, Харт вел себя сдержанно — Элинор прекрасно это понимала.

Снова улыбнувшись, она заявила:

— Я уже говорила тебе, что не боюсь. Ведь я не девственница, нуждающаяся в защите. Между прочим, именно я посоветовала Эйнсли бежать с Камероном.

— Правда, плутовка?

Она кивнула:

— Да, Харт. Эйнсли пришла ко мне за советом, поскольку я имела опыт общения с Маккензи.

Он погладил ее по волосам и с нежностью прошептал:

— Эл, милая, я всегда тебя хотел. И сейчас, разумеется, тоже. Именно поэтому ты немедленно слезешь с этого стола и уйдешь от меня.