— Это русская игра, не наша, — сказала Ноэ Варе.
— Неважно! Лишь бы весело было, все равно, мяч-то ваш!
— Не наш, а мой! Мяч для воды. Специально!
— Сюрприз?
— Сюрприз! — засмеялась Ноэ. — Сама шила!
— Молодец!
Она поплыла брассом, широкими сильными толчками, и после каждого толчка ногами долго скользила.
— Где ты научилась? — спросила ее Глория. — Мне тебя не догнать! Я могу только по-собачьи!
— На Балтике! Я толстая, не тону, вот и плаваю быстро! — смеялась Ноэ.
— Как нерпа!
— Не-ет! Как моржиха! — хохотала Ноэ.
Нанук сидел на берегу и смотрел на забавы. Купаться он не хотел.
Высыпали ранние звезды. Первыми ушли одеваться Чернов, Христофор и Ояр Винтер.
Машкин подплыл к Глории, перевернулся на спину, обхватил ее голову и, осторожно демонстрируя прием помощи утопающему, побуксировал ее к мосткам.
Ноэ выскочила на берег. Слепила из снега две фигурки.
— Это Лорка, это Антошка, — шептала она.
И стала прыгать вокруг, поливая фигурки каждый раз горячей водой из пригоршни. Фигурки уменьшались, таяли. Ноэ колдовала, шаманила, насылала нехорошее.
Голова Вари торчала посреди озера, он отдыхал после заплыва и наблюдал за странными движениями Ноэ.
— …кхы-кхы! — шептала она. — Ай-айя-ай! Пусть будет любовь, но не будет покоя, не будет кхы!.. и будет у вас два сына, будет кхы!.. первому быть футболистом, второму быть мотоциклистом, чтобы за первого вам было стыдно, а за второго чтоб всегда было страшно… кхы! быть! о-ой!
Фигурка Глории растаяла. Машкин еще держался.
— …кхх-кхут! и захочешь ты в старости ко мне, вспомнишь и захочешь… но я не захочу… Ой-ой-ой! Что же я, дура, делаю! Да кто меня-то в старости захочет? Помалкивала бы уж! Кхе-кхе, ничего-то у меня с камланьем не выходит!
Она растоптала ногой остатки снежного человечка:
— Будь ты, неладный, счастлив! — и прыгнула с берега в темную теплую воду.
На берегу никого не было. Весело смотрели в ночь яркие окна домика, да звезды просматривались сквозь водяной пар.
Ноэ и Варя поплыли к противоположному берегу озера, быстро достигли его, сели на дно отдышаться, здесь было мельче, из воды торчали только их головы, покрытые инеем.
— Ноэ, — сказал он и протянул к ней руки. Даже в горячей воде чувствовалось тепло ее тела. — Ноэ, — шепнул он.
— Да, — тихо ответила она.
Глава десятая
Вездеходы мчались к поселку, стремясь обогнать друг друга. В одном — Машкин, Глория, Ояр, в другом — Чернов, Христофор, Ноэ и Варя. Сзади плелась упряжка Нанука. Он видел, как вездеходы сошли с набитой дороги и гнали по целику.
«Молодые… резвятся… зря», — подумал Нанук, поняв, что вездеходы соревнуются.
— Полярные гонки! — кричал Варфоломей, силясь одолеть шум машины. Ноэ кивала.
Вездеходы мчались, подминая на своем пути торчащие из-под снега кустики, сдирая на подъемах мох с камней.
Испуганно шарахались в сторону редкие песцы, срывались с мест кормежки и улетали в глубину островной тундры белые куропатки.
Забыли люди свои же недавние слова о бережном отношении к тундре — и полосовали остров как могли, цель — поселок, кто быстрее, счастливое настроение люден, сделавших свое дело, — основное, а остальное забыто.
«Все придут в поселок, — думал Нанук, — зачем торопиться, все равно придут… какая разница, кто первый?.. тут не праздник, не оленьи бега… эх!»
Упряжка его свернула на прибрежную укатанную галечную полосу, утрамбованную сверху крепким снегом. Собаки бежали легче.
По дороге гидробазовский вездеход Машкина «разулся» — вылетел палец; стояли, искали его. Нанук подъехал — тоже помогал искать, вколачивали, закрепили наконец… Удалось!
— Ладно, дома починим… А сейчас надо потише.
Въехали в поселок одновременно с вездеходом охотоведов, который вел Чернов. Они поставили свой вездеход рядом с домом, а Машкин не торопясь поехал к гаражу.
Разгрузились, потянулись с вещами по своим домам.
Машкин распустил гусеницы, вытащив злополучный палец и надеясь заменить два-три трака, заново стянуть их. Потом раздумал, оставив машину в разобранном виде, пошел домой, к ребятам. Надо Глорию устраивать, гостиницы тут нет.
Задувало, начиналась поземка, дело близилось к ночи. Нанук тоже вернулся. Упряжка его уже стояла у дома. Сам он суетился у крыльца, готовил собакам еду.
Варфоломей провожал Ноэ. У крыльца она что-то вытащила из рукавички и вложила ему в ладонь.
— Что это?
— Коготь того большого медведя. Барона.
— Зачем?
— По нашим обычаям, если хочешь, чтобы женщина была тебе верна, подари ей коготь медведя и клык… вот… так что, если захочешь взять меня в жены, тебе не надо думать о свадебном подарке для меня, — засмеялась она.
— И все заботы? — спросил он.
— Ага! — смеялась она.
— А клык?
— Сам вытащишь. Инструменты у вас есть. Вот и добывай. Медведя добыл, давай и его клык.
— Медведь не мой, наш.
— Все равно. «Наш» это значит «и мой тоже».
— Я подумаю, — засмеялся он.
— Думай! — ткнулась она носом в его шею и убежала в дом.
Он сунул коготь в карман и пошел к ребятам.
Пурга начиналась не на шутку.
— Ты где пропадал? — зашумел на Варю Ояр. — Смотри, что на улице! Теперь сиди, не высовывай носа!
— Пожалуй, последняя весенняя пурга, — заметил Христофор. — Весной тут каждая пурга обязательно последняя.
— Что же, будем зимовать, — довольно потирал у стола руки Чернов. Там уже дымился ужин. Ожидали Машкина. Потом решили начинать без него. Дело ясное, дело молодое — где-нибудь в гостях с Глорией. Так им и надо! А у нас зато нерпичья печень — Нанук принес, — нам больше достанется.
К третьему дню пурга начала стихать. Машкин и Винтер пошли в гараж подшаманить гидробазовский вездеход. Раскопав занесенную снегом дверь, они сняли щеколду — замка не было, как не было замков вообще на домах островитян, — зажгли свет, и их глазам представилась странная картина.
Все траки были разбросаны. Вторая гусеница, тоже разобранная, валялась на земле. Траки валялись как попало. Нигде ни одного соединительного стержня-пальца не было видно.
— Где пальцы? — спросил Винтер.
— Черт его знает…
— Ты разбирал?
— Что ты?! — удивился Машкин.
— А в запчастях есть?
— Ни одного!
— Вот так разули! Теперь ни с места…
— Видимо, так…
— А кто?! Кто?!
— Черт знает! Опять привидения. Никому больше эти пальцы не нужны. Могли бы фары унести — все же дефицит. А это зачем?
— Кому-то нужен твой вездеход… — осенило вдруг Ояра.
— Как? — не понял Машкин.
— Кому-то нужен твой вездеход неработающим, простаивающим… Понял? Видишь, лучше из строя вывести его нельзя. Просто и со вкусом, дешево и сердито.
— Мерзавцы! — сплюнул Машкин.
— Да нет, талантливые, скажем прямо, мерзавцы!
— Теперь мне ясно, кто стрелял по моим бочкам!
— Кто? — обрадовался Ояр.
— Они же!
— Кто они?
— Я разве знаю, — сник Машкин.
— Вот, брат, дела-а… Надо следователя вызывать… Звонить в райцентр. Пусть разбирается…
Глория вырядилась — Машкин ахнул. Золото в ушах, золото на шее, золото на груди, золото на пальцах, золотой браслет, золотые часы и золотой пояс, и много еще чего, чему Машкин не знал названия и видел впервые.
— Надеюсь, все это честным путем? — пошутил он.
— Представь себе, да, — улыбнулась она.
— Сними!
— Что?
— Все. Я испытываю отвращение к золотым побрякушкам, Лора. Сними — ты не новогодняя елка. Ты и так красивая. Ты красивее всех на острове. Красивее всех на советском северо-востоке. Красивее всех в Арктике. Красивее всех…
— Не надо…
— …а нацепила на себя столько, что можно на все это купить новый вездеход. Не позорь меня, сними. Что люди скажут? Надень свитер, брюки, короткие торбаза… Ну, можно оставить тоненькую цепочку. И кольца сними. Теперь будешь носить только одно, обручальное. Понятно?
