Длинный кроваво-алый ноготь Нади указывал на фотографию, на которой четыре человека в вечерних нарядах, парадно улыбаясь, поднимали бокалы, полные шампанского. Одна из них — красивая молодая женщина в зеленом с золотом платье — была мне незнакома, но остальные трое… Это были Хромов, Катя и… Бехметов! Подпись под фотографией гласила: «Известный русский художник Виктор Хромов с женой Екатериной, графиня Еланская и князь Бехметов на торжественном вечере „Русская Лютеция“».

— Где и когда это все происходило? — спросил Себастьян, сверкая глазами.

— В Париже… — Надя закрыла журнал и посмотрела на обложку. — В конце марта.

И вдруг меня прямо-таки подбросило на месте! Потому что я вспомнила, наконец, то, что так меня беспокоило, — заурядное происшествие, которое случилось в тот момент, когда я входила в ресторан «Декаданс», где меня ждал Забржицкий. На самом-то деле его и происшествием нельзя назвать, просто из-за угла ближайшего дома вышла пара — мужчина и женщина — и сразу же, резко развернувшись, поспешно вернулась туда, откуда пришла. Мужчину я разглядеть не успела — он был весь в черном, на голове — красный берет. А женщина показалась мне смутно знакомой. Но теперь я была абсолютно уверена, что это были вампир и безутешная вдова Катя. Заикаясь от волнения, я немедленно рассказала о своем открытии остальным.

— Так… Теперь все ясно, — торопливо произнес Себастьян. — Даниель, позвони Захарову. Нам нужно немедленно поговорить с Катей.

— А как мы все Захарову объясним, интересно? — Даниель взъерошил волосы на затылке. — Не будем же мы говорить ему о вампире? Он нас просто не поймет.

— Разумеется, о вампире мы не скажем. Выкрутимся как-нибудь, нам не привыкать.

И тут зазвонил телефон. Мы переглянулись. Лицо Себастьяна внезапно помрачнело.

— Слишком поздний звонок. Не к добру, — и он поднял трубку: — Алло… Что?!

Мы сразу поняли: его недобрые предчувствия оправдались. Но то, что мы услышали от него, когда он положил трубку, превзошло самые худшие ожидания:

— Катя мертва.

Ошеломленные, остолбеневшие, мы молча смотрели на него.

— Кто-то перерезал ей горло в камере предварительного заключения.

— Острым тонким лезвием, — услышала я словно издалека свой собственный голос.

— Вот именно. — Себастьян пристально посмотрел на меня. — И, думаю, не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто мог это сделать.

— Так поехали к нему! — воскликнул Даниель. — Чего мы ждем? Пойду подгоню машину, а ты собирайся.

Себастьян покачал головой:

— Ты, похоже, забыл, с кем мы имеем дело. Ловить вампира между полуночью и тремя часами ночи — занятие почти бесполезное. Нет, мы поедем к нему на рассвете, когда его силы будут почти на исходе. К тому же нам нужно еще достать одну необходимую вещь… Понимаешь, о чем я говорю?

Они, конечно, не назвали эту вещь вслух. Но я и так все поняла и почувствовала, как от ужаса у меня холодеют, пальцы и губы. Потому что неназванной вещью был осиновый кол.

Тих был кривой и узкий переулок — ни шум машин, ни шаги случайных прохожих не тревожили его чуткий сон. Но за плотно зашторенными окнами одного из домов, у двери которого притаился, словно длинная хищная рыба под обрывистым берегом, черный «лимузин», царила тревожная суматоха.

При свете большого камина, бросающего на все красноватые дрожащие блики, Али метался по комнате, то пропадая в углах, то вновь возникая как бы ниоткуда с какими-то вещами в руках. Вещи укладывались в массивные черные кофры с колесиками по бокам, убирались в портпледы, прятались в несгораемые серебристые чемоданчики с кодовыми замками.

Посреди этой суеты за столом сидел вампир — губы сжаты в линию, глаза опущены, брови сошлись на переносице. В тусклом круге света, падающем от одинокой толстой свечи, лежала стопка украшенной монограммами почтовой бумаги и из-под подрагивающего в руке вампира гусиного пера, под его негромкое поскрипывание, по бумаге бежали быстрые строчки со старомодными росчерками. Перо запиналось, испещряя бумагу мелкими чернильными брызгами, росчерки комкались, лишаясь требуемого изящества, — вампир торопился.

Али захлопнул кофры и чемоданы, запер их ключами, покрутил нумерованные колесики, путая цифровую комбинацию замков. И замер неподвижно, ожидая приказаний.

Вампир поднял глаза и молча кивнул. В тот же миг Али легко подхватил кофры и куда-то понес их. Хлопнула дверь.

Вампир собрал вместе исписанные листы, сложил их втрое и убрал в конверт. Надписал конверт одним-единственным словом и, оторвав защитную ленту от клейкого края, запечатал. Бросил конверт на стол надписью вверх и встал.

Али вернулся за чемоданами и портпледами и снова вышел.

Вампир подошел к огню и долго смотрел на пляшущие красные языки пламени. Потом полез в карман пиджака, достал маленький цилиндрический черный предмет и бросил его в огонь. Али возник у вампира за плечом. Тот кивнул, и они вдвоем вышли из комнаты. Вскоре раздался громкий лязг — дверь снаружи закрывали на замок.

Минуту спустя длинная хищная черная рыба бесшумно отплыла от дома и направилась в темную глубину города.

А через два часа, когда холодное, но ясное осеннее утро застелило переулок длинными синими тенями, к дому вампира с ревом подкатила черная «Победа». Из нее выскочили двое. Каждый держал в руках по недлинной грубой палке, заостренной с одного конца.

Тот из двоих, что был повыше ростом, с силой толкнул плечом входную дверь. Раздался громкий треск. Кусок двери с замком остался на прежнем месте, а другая, большая часть, скрипнув петлями, открылась внутрь.

Двое вошли в дом.

Пусто и темно было внутри. Камин догорел, и в комнате стоял отвратительный запах жженой пластмассы. Вошедшие покрутили носами и оба подумали об одном и том же. Высокий подошел к окну и отдернул шторы. Его спутник приблизился к столу и, удивленно подняв брови, взял оставленное вампиром письмо. Покачал головой, убрал его в карман плаща и, покрутив в руках осиновый кол, с досадой отшвырнул его в сторону.

Проснулась я оттого, что яркое осеннее солнце проникло сквозь стеклянную крышу в квартиру Себастьяна. Повернувшись на правый бок, я лениво приоткрыла глаза и увидела, что соседняя подушка пуста. И, отбросив в сторону одеяло, слетела как ошпаренная на пол, вспомнив вчерашний вечер — вернее, глубокую ночь — и свое намерение встать до света, увязаться за ангелами и любой ценой предотвратить гибель вампира.

«Он, конечно, убийца, — дремотно думала тогда я, закинув руки за голову и задумчиво созерцая звездную россыпь за черным куполом, развернувшуюся над стеклянной крышей, — и бессовестный обманщик к тому же, но осиновый кол в сердце… Бр-р… Это слишком отвратительно». И с опаской косилась на прекрасное лицо лежащего рядом ангела, смутно виднеющееся в ночной темноте, — не дрожат ли опущенные вниз длинные ресницы, не играет ли улыбка на нежных губах, не читает ли он опять мои мысли, как открытую книгу? Но прекрасное лицо дышало покоем и блаженством, подозрений не внушало и поверить в то, что его обладатель собирается утром без малейшей жалости уничтожить Бехметова, было почти невозможно.

А теперь все пропало, и я во всем виновата! Проспала и лишила вампира последнего шанса на спасение. А главное — навсегда лишила себя покоя. Смогу ли я теперь вообще общаться с Себастьяном, зная, что он, пускай и во имя добра, сделал с Бехметовым?

Тут до моего слуха донеслось какое-то позвякивание. Звук шел из того угла просторной комнаты, который представлял собой кухонную часть квартиры — с плитой, мойкой, высоким столом и шкафчиками для посуды и продуктов. Оглянувшись, я увидела открытый холодильник и чью-то спину — явно мужскую. На мгновение еще показалось, что это Себастьян, что поездка к Бехметову не состоялась и, значит, все хорошо и замечательно. Однако спина распрямилась, мелькнули светлые пряди в коротких волосах, дверь холодильника закрылась и ко мне повернулся Федор. А значит, все мои надежды были напрасны.