— Я бы с удовольствием не обратила внимания на его угрозы, если бы они не были подкреплены действиями его охранников, — усмехнулась я, с холодным презрением глядя на сцену — лишь бы не смотреть на своего собеседника.

— Да, тут я просчитался. Это, конечно, из-за убийства Хромова. Очевидно, Жорж решил, что излишняя осторожность ему не повредит. Поверьте, если бы я знал, что дело обернется подобным образом, я бы не послал вас к нему…

Внезапно я выпрямилась, положила нож и вилку на тарелку и уставилась на вампира, вытаращив глаза.

— Подождите-ка! Очень и очень интересно… До меня только что дошло: вы втянули меня в это дело! Ведь Себастьян, кажется, довольно ясно дал вам понять, что мы с вами работать не будем. А теперь получается, что вы заставили меня… Так, я немедленно ухожу!

Вампир развел руками:

— Как вам будет угодно. На самом деле я просто хотел помочь. Мне ведь не важно, кто ваш клиент, главное, чтобы дело было раскрыто…

— Ага, — ехидно отозвалась я, продвигаясь к выходу сквозь густую толпу танцующих. Особенно увлекшихся танцем я без малейшего стеснения расталкивала локтями. — И деньги опять же сэкономить — очень практично.

— Учтите, — ответил из-за моего плеча вампир, — я терплю все ваши оскорбления только потому, что чувствую себя виноватым. Но чувство вины, в отличие от таких чувств, как любовь и страх, не может быть беспредельным.

Пропади ты пропадом со своими глубокомысленными сентенциями! Главное, поскорее добраться до лимузина. Ох, как хочется еще обернуться назад и еще раз посмотреть на сцену, но нельзя, нельзя! Впрочем, зачем смотреть? Несмотря на мою рассеянность, зрение у меня пока что еще хорошее, а память на лица, особенно мужские, очень даже неплохая.

Поэтому стоило мне раз попристальнее вглядеться в саксофониста, стоявшего рядом с певицей, как я мгновенно его узнала.

Это был тот самый сероглазый парень из кафе.

Звуки флейты и бубна, переплетаясь в замысловатый восточный орнамент, плавали в воздухе полутемного кафе, смешиваясь с ароматом шашлыка и гортанными мужскими голосами. Хозяин и его сыновья суетились за стойкой. Когда кто-нибудь из них выходил в дверь, ведущую на задний двор, с улицы в кафе влетали клубы древесного дыма и тонкое жалобное блеянье барашка, предчувствующего свою печальную судьбу.

В зале помещалось семь столиков из белой пластмассы, пожелтевшей от старости и посеревшей от въевшейся грязи. Только один из столиков, стоящий в самом темном углу, был накрыт скатертью.

За ним сидели двое мужчин — пожилой седоусый азербайджанец и молодой мужчина со шрамом на лбу, светлыми волосами и глазами, сразу выделяющийся на фоне местной публики.

Пожилой неторопливо и степенно ел шашлык, запивая его водой, молодой что-то лихорадочно перекладывал у себя на коленях. В темноте не было видно, что именно, но по нездоровому блеску в глазах молодого и по его нервным движениям несложно было догадаться, что это деньги. Много денег.

— Спасибо, Гасан, — наконец сказал молодой человек, откидываясь на спинку стула и переводя дыхание. — Ты меня очень выручил.

— Не благодари, Андрей-джан, — ответил его собеседник, и только очень чуткое ухо услышало бы в его русской речи легкий акцент. — Эта квартира стоит в три раза дороже. Если захочешь вернуть ее, приходи, договоримся. Ты хороший мальчик, и мама твоя очень хорошая женщина, я возьму с тебя небольшой процент.

Молодой криво усмехнулся и помотал головой:

— Вряд ли в ближайшие десять лет у меня будут такие деньги. Хотя, конечно, спасибо, что предложил.

— Я вижу, у тебя проблемы, — сказал Гасан, кладя перед собой ладони на скатерть. — Может, я смогу тебе помочь? Ты мальчик горячий, один раз уже натворил бед. А ведь я могу дать тебе не только эти деньги, но и мудрый совет, а его ни за какие богатства не купишь.

Молодой налил себе полный стакан вина и выпил залпом, не обращая внимания на неодобрительный взгляд Гасана.

— Нет, Гасан, советы меня не спасут.

Азербайджанец пожал плечами и сухо сказал:

— Как хочешь. Может, дать тебе провожатого? Деньги большие, а ночи сейчас неспокойные.

— Спасибо за все, Гасан. Я уж как-нибудь сам. Счастливо тебе. И еще раз спасибо.

Когда молодой человек вышел из кафе, Гасан жестом подозвал одного из сидящих за соседним столиком мужчин и, когда тот подошел, сказал:

— Иди за парнем. Доведи его до дома, только незаметно, а то он не в себе — может и шею где-нибудь свернуть. Смотри, чтобы с ним ничего не случилось. Будешь следить за ним, пока он не передаст кому-нибудь то, что я ему сейчас дал. И постарайся выяснить, кто тот человек, которому он отдаст это. Ты все понял?

Мужчина кивнул в ответ и быстрыми, легкими, почти неслышными шагами направился к двери.

Надя уронила на тарелку куриную бедреную кость и, автоматически облизав жирные пальцы, потрясенно спросила:

— Ты что, хочешь сказать… За тобой кто-то следит?

— Не «кто-то», а этот крашеный парень! Только не знаю зачем…

— Слу-ушай! — завопила Надя, вытирая губы салфеткой и бросая ее на стол. — А может, все просто? Может, он влюбился в тебя, и все?

— По-моему, — злобно сказала я, — отпуск плохо повлиял на твои мыслительные способности. Допустим, даже влюбился. И допустим, проследил за мной до дома, а потом увидел, как я оттуда выхожу и сажусь в лимузин к Бехметову. Но как он ухитрился очутиться на балу раньше нас да к тому же среди оркестрантов? Не могли же они взять первого встречного, только что пришедшего с улицы! Думай все-таки, что говоришь, хотя бы иногда.

— Ты просто завидуешь тому, что я успела немного отдохнуть. Может, он маньяк? А маньяки — они, знаешь, какие? У них все всегда предусмотрено. Они очень основательно все изучают, все узнают, поэтому всюду могут проникнуть.

— А ты очень хорошо знакома с повадками маньяков, как я посмотрю! Откуда такие глубокие познания? У тебя что, были приятели-маньяки?

— Нет, но я очень люблю триллеры, — гордо ответила Надя, и мы дружно прыснули.

— Вообще, — не в силах прекратить нервное хихиканье, сказала я, — ты меня прямо-таки успокоила. То, что за мной следит не просто парень, а маньяк — это, честно скажу тебе, внушает оптимизм и веру в светлое будущее.

— На самом-то деле это должно внушить тебе тревогу за свою жизнь и осмотрительность. А то ты сначала лезешь на рожон, а потом пугаешься. А бояться надо заранее… Ну ладно, а дальше-то что было?

— Дальше… — вяло ответила я. — Да ничего особенного. Привезли меня домой, оказалась я живой. А тут ты звонишь…

Конечно же, я не стала рассказывать ей, что, сев в лимузин, почему-то велела отвезти себя не домой, а на маленький перекресток в центре Москвы. Там я распрощалась с вампиром, решительно отказалась от его предложения проводить меня дальше, с отсутствующим видом выслушала комплименты собственной персоне, без энтузиазма покивала в ответ на предложение встретиться в ближайшее время, безо всяких эмоций позволила поцеловать себе руку и, дождавшись, пока красные огни лимузина не проглотит расстояние, двинулась вверх по узенькому переулку. Возле трехэтажного особняка с четырьмя атлантами, поддерживающими полукруглый фронтон над двумя входными дверями, я остановилась и задрала голову, глядя на тускло светящиеся окна верхнего этажа. Простояв так целую вечность, медленно подошла к левой двери, потянулась к панели домофона… И, так и не нажав кнопку, торопливо пошла прочь. На перекрестке махнула рукой очень кстати подлетевшему такси и, в очередной раз согласившись отдать бешеные деньги за доставку своей несчастной особы домой, печально забралась на заднее сиденье.

— Н-да, — задумчиво протянула Надя. — Весело, нечего сказать. Вампир, политик и маньяк. И каждого из них нужно опасаться…

— Вообще-то, умом я это понимаю, но сердцу абсолютно все равно. У меня уже просто нет сил на то, чтобы опасаться. Предпочитаю, как Скарлетт О'Хара, подумать об этом завтра, — призналась я, с трудом поднимаясь из-за стола — сказалось съеденное и выпитое, а также хождение в туфлях на высоких каблуках и неподходящего размера. Включила электрический чайник и тяжело плюхнулась обратно на свое место. — Теперь твоя очередь говорить. Рассказывай, что ты там придумала. Заговор какой-то…