И вот теперь наши доблестные войска вновь вошли в этот городок. Они выкурили немцев. Выбили их из этого города. И, так сказать, вернули его в родную семью советских городов.

Из газет мы знаем, что там произошло за эти два года и как там хозяйничали немцы.

Но один фактик, не отмеченный печатью, я предложу вниманию читателей.

А жила в этом городе некая гражданка Анна Ивановна Л.

Это была немолодая дама. Престарелая. Сердитая. Этакая, понимаете ли, раздраженная. Недовольная всем, что есть. Неприятная особа, затаившая в своем сердце злобу ко всем и ко всему.

Картины современной жизни ее не удовлетворяли. Ей грезилось прошлое. И ей было о чем вспомнить. Она была из богатой семьи. Имела поместья. Каждый год ездила за границу. Бывала в Париже, в Венеции.

Она весело и праздно прожила свою жизнь. И конечно, естественно, наши суровые дни, дни трудовой доблести, не могли создать ей соответствующего настроения. Все кругом ей казалось чем-то будничным, грубым, неинтересным.

И она мечтала дожить до тех дней, когда что-то изменится и она вновь увидит галантных мужчин и услышит изящную французскую речь.

В ее душе теплилась надежда, что прошлое вернется и она снова, как говорится, увидит небо в цветах и алмазах.

И вот, когда немцы подошли к стенам ее города, она поняла, что ее надежды сбываются.

Она надела свое лучшее, муаровое платье, взяла в руку веер и два дня ходила по квартире, бормоча французские слова.

В последний момент она передумала. Она сняла муаровое платье. И вместо него надела захудалую юбку с кофточкой. И на ноги напялила валенки.

Ей показалось более приличным предстать перед немцами в таком затрапезном виде, чтобы те поняли всю ее боль и всю горечь ее жизни.

В захудалом своем костюме она продолжала ходить по квартире, ожидая визита немцев.

И вот отгремели выстрелы, и к ней, наконец, пришли два офицера в сопровождении двух солдат.

Солдаты остались у дверей, а офицеры вошли в комнату. Анна Ивановна залепетала сначала по-французски, потом по-немецки, дескать, ах, она так счастлива, столько лет ждала, и вот, наконец, битте-дритте, исполнились ее мечты.

Нет, немцы не стали с ней говорить по-французски. И не ответили по-немецки. Осмотрев квартиру, они сказали ей почему-то по-русски:

— Эй, матка, очистишь квартиру завтра к двенадцати часам.

Думая, что она ослышалась, Анна Ивановна переспросила их. И они снова ей ответили то, что сказали. И пошли к выходу.

У Анны Ивановны мелькнула догадка. Быть может, тряпье, надетое на нее, ввело немцев в заблуждение. Быть может, будничный советский вид заставил подумать немцев, что она просто работница, пролетарка. И вот почему они так сурово с ней обошлись. И так грубо приказали ей убраться из квартиры, в которой она жила тридцать лет.

Показывая рукой на свою залатанную юбку и на свои валенки, она сказала по-немецки:

— Вот до чего довел меня советский режим. И вот в каком я виде, который ввел вас, господа офицеры, в заблуждение. Я вовсе не то, что вам показалось. Я культурная, образованная женщина, воспитанная в лучших традициях Европы. Я окончила институт и говорю на трех языках…

Увидев на ее ногах валенки, один из офицеров сказал:

— Кстати, мадам, снимите валенки. Наступают холода, и наша армия нуждается в теплых вещах.

Ужасаясь, Анна Ивановна сказала:

— Как? Сейчас снять валенки? При вас?

— Снимите сейчас, — сказал офицер. — Да только пошевеливайтесь. Иначе я прикажу сделать это солдату.

Дрожащими руками Анна Ивановна сняла свои валенки. И теперь стояла перед офицерами в грубых шерстяных носках, оставшихся от ее мужа.

Увидев шерстяные носки, второй офицер сказал:

— И носки, матка, сними.

И тогда Анна Ивановна сняла носки.

Босая и дрожащая, она стояла перед немцами. Она лепетала:

— Двадцать лет… Ожидала… Надеялась… Боже мой… Что же получилось?.. Может быть, это только сон?

И тогда один из офицеров засмеялся и выстрелил в потолок из своего пистолета. Потом сказал:

— Учитывая ваши заслуги перед нами, я не выстрелил в вас. Но я выстрелил в потолок, чтобы убедить вас, что это далеко не сон.

И тут офицеры ушли, снова повторив свое приказание — очистить квартиру.

Нет, я не знаю, как жила эта презренная дама при немцах. Но когда Красная армия вошла в город, Анна Ивановна своей вороватой походкой вышла на улицу с цветами в руках.

Она подала свои цветы танкистам и сказала, задыхаясь от волнения:

— Милые мои… Уважаемые… Добро пожаловать.

Это истинное происшествие случилось, к сожалению, в Москве.

Два сотрудника эвакопункта были посланы за душевнобольным гражданином Корчагиным.

Они приехали в машине скорой помощи. Причем приехали ночью, даже под утро.

На лестнице было темно. И они по ошибке позвонили не в ту квартиру, какая им была нужна.

Дверь открыл некто гражданин П.

Конечно, вид у него был неавантажный. Ну естественно, человека подняли ночью с постели. Он был полуодет. Должно быть, в кальсонах, босиком. Волосы, вероятно, были взлохмачены.

Так или иначе, сотрудники, увидев гражданина П., сосчитали, что это и есть именно тот, за которым они приехали.

А тот, конечно, спросонок недоволен поздним визитом. Переминается с ноги на ногу, потому что дует. Говорит:

— Никакого Корчагина тут нет. Что вы шляетесь по ночам! Будите людей. Сдираете их с постели.

Услышав эти речи, сотрудники окончательно убедились в том, что это душевнобольной.

Настроенные соответствующим образом, они ринулись к нему и стали хватать его за руки и за что попало.

Произошла короткая неравная борьба, в ходе которой несчастному крутили руки, пытаясь умерить его сопротивление.

П. поднял крик, полагая, что на него напали бандиты.

Этот крик не смутил верных работников психиатрии. Они схватили П. за горло и сжали так, что пронзительные крики вскоре прекратились.

П. стал хрипеть, мысленно прощаясь с жизнью.

Торжествуя победу, сотрудники повалили П. на пол и стали выволакивать его на лестницу.

Несчастный упирался, пытаясь с помощью рук и ног задержаться в дверях. Но это еще в большей степени вдохновило сотрудников на операцию по изъятию душевнобольного.

Между тем крики и вопли взбудоражили соседей.

Прибежали жильцы и увидели сцену, которая не оставляла никаких сомнений в том, что это бандитский налет. Жильцы стали отбивать П. у сотрудников. И те под давлением превосходящих сил противника оставили свою жертву.

Мы не знаем, как долго длилась эта борьба и что при этом думали сотрудники, у которых отбивали их «пациента». Надо полагать, что они защищали его. Но потом сдались на милость победителя.

В общем, дело понемножку стало разъясняться. И теперь все стояли вокруг пострадавшего, у которого прекратился дар речи и от волнения, и главным образом оттого, что сотрудники повредили ему горло. Жильцы сказали сотрудникам:

— В конце концов это возмутительно! Мы квалифицируем ваш поступок как бандитизм.

Сотрудники сконфуженно разводили руками и не смогли что-либо ответить в свое оправдание.

Теперь жильцы, очевидцы этого дела, прислали нам письмо с просьбой привлечь к ответственности сотрудников эвакопункта — фельдшера и надзирателя.

Мы считаем это требование вполне законным, ибо в этом деле мы видим не только недоразумение.

Как выяснили врачи, у пострадавшего П. повреждены голосовые связки и обнаружено кровоизлияние в слизистой оболочке горла.

Стало быть, сотрудники душили П. по всем правилам науки и с полным знанием дела. А это показывает, что сотрудники не раз и не два прибегали к подобному методу.

Нечто старинное и даже традиционное мы видим в этом отношении к душевнобольному. Пора окончательно расстаться с этой дикой традицией. И за это следует покарать.

Гражданину П. шлем привет и пожелание скорейшего выздоровления.