Так что очень, я говорю, здорово получается, благодаря отбросам. Все приспособлено.
Единственно не знаем, куда наших таких горемычных вредителей приспособить, черти их подери совсем. То ли им бабочек ловить, то ли им в шашки в поддавки играть, то ли еще что.
1:0
Если, для примеру, милиция схватила уличную торговку и ее тянет куда надо — обязательно народ собирается.
Которые, конечно, яблочки собирают. А которые сочувствуют.
И какая-нибудь, чаще всего нервная дамочка или, скорей всего, какой-нибудь нежизненный тип из бывших слоев интеллигенции, по характеру своему нытик и маловер, начинает хвататься за обмундирование и самым тонким сопрано произносит слова, дескать, просьба всей собравшейся публики — отпустить эту мелкую торговку. Дескать, у ней и заработку, может, шесть копеек в неделю и ейный бывший муж, может, бывший подпольщик и так далее. И, дескать, побойтесь бога и вообще, где же мировая справедливость…
Оно, конечно, в такие милицейские дела наилучше всего посторонним не соваться со своим сопраном.
Потому доказать мировую справедливость нипочем невозможно. И, тем более, есть специальная инструкция. Так что милиция отвечает на это довольно резко и определенно.
Ну, и в крайнем случае, если маловер еще продолжает сомневаться и вообще рвет обмундирование, — заметают.
Тем не менее, однако, все-таки, зная такой распорядок и такую, так сказать, повестку дня, решили мы, не жалея собственных нервов и бумаги, встрять в одно такое именно милицейское дело.
Нам сообщают из Старого Петергофа:
Начальник урицкой милиции Гарнец со своими милиционерами в футбол играет, но вместо мяча бьет ногами по корзинкам уличных торговок. Штрафовать — не штрафует, патентов не проверяет, а просто чикает.
Так вот, решили мы, невзирая на лица, встрять в это дело. И хотя начальник милиции уже получил выговор, однако, мы желаем еще подбавить пару. И в силу этого печатаем подобный футбольный случай — пущай человек прочтет и застесняется.
А если торговки прочтут — пущай не наглеют и пущай со своими корзинками вперед не прутся. Штрафовать определенно будут. Но ножками ковырять товар не позволим.
Одним словом, футбольная игра окончена 1 на 0 не в пользу урицкой милиции. Неприлично!
Терпеть можно
Конечно, об чем говорить, каждая профессия имеет свой брак.
Взять хотя бы такое мелкое и глупое дело — парикмахерское. И то без брака там не обходится. Другой озверевший парикмахер в выходной день до того обработает своего пассажира, что после родная мама его не узнает.
Или, обратно, стекольщики. Газеты пишут, будто эти славные ребята имеют на круг пятнадцать процентов брака.
То есть, для примеру, произвели стекольщики сто графинов. Так из этих ста стеклянных вещиц — пятнадцать вовсе невозможно пустить в продажу. Остальные проценты тоже, собственно говоря, не следовало бы пускать на прилавок, но приходится. Надо же чем-нибудь торговать. Тем более покупатель — он купит. Действительно, будет плакать, отбиваться и морду отворачивать, но купит.
Или, обратно, повара и доктора. Они также имеют свой брак. Говорить об этом не приходится. Каждый кушал и после к врачам заходил.
Одним словом, какую профессию ни возьми — везде есть брак.
И только есть одна профессия. Она не имеет брака. Это, прямо скажем, — почтовое дело.
Ну сами посудите, сами раскиньте своим воображением. Ну какой может быть брак в этом культурном деле? Что ли, заместо марки на ладонь штемпель ставить? Или заказные письма проглатывать?
Прямо не может быть у них брака.
А это, может быть, очень обидно показалось почтовым начальникам.
То есть, говорят, каждый комиссариат имеет льготы, а мы вроде и не люди, а собаки.
Неизвестно, как в Сибири к этому отнеслись, но Средне-волжское управление, утомленное такой несправедливостью, поправило это дело. Оно выработало свои нормы брака.
Эти святые строчки можно петь на мотив «Две гитары за стеной».
Средневолжское управление связи выработало нормы брака для корреспонденции. Этими нормами разрешалось безнаказанно терять двенадцать процентов писем, шесть процентов заказных писем, четыре процента телеграмм…
Одним словом, почтовики кое-как уравнялись с другими профессиями. Нормы допущены подходящие. Не зверские.
Другое бы управление, дорвавшись до такой полноты власти, махнуло бы сразу: «Теряй, робя, пятьдесят процентов на нашу голову». А это такие деликатные мальчики попались. Обдумали, чего сколько терять. И, заметьте, как глубоко продумано. Например, четыре процента телеграмм. Не три и не пять, а четыре. Тонкость какая, замечаете
При такой тонкости надо бы, я извиняюсь, и про денежные переводы чего-нибудь намекнуть, а они ни гугу. Помалкивают в тряпочку. Ну, надо полагать, тоже не свыше пятнадцати процентов.
Одним словом, терпеть можно. Пальто не снимают. Извиняюсь за обидное сравнение.
Природа и люди
1. Не про людей
Чего-то надоело про людей писать.
Все про людей и про людей. Дозвольте написать о неодушевленных предметах. Для примеру — о кастрюльках.
А то если опять начать про людей, то чего-нибудь нехорошее загнешь. А дело к весне. На сердце, может, цветки распускаются. И обижать никого неохота.
Так вот, имеете рассказ насчет кастрюльки.
Если, скажем, пойти в кооперацию, то, несмотря на некоторую давку и неприятные взгляды работников прилавка, кастрюльку все же можно покупить. И довольно даже недорого. Три рубля семь гривен — средняя кастрюлька с крышкой и с ручкой за те же деньги.
Это, ей-богу, недорого! Да оно дешевле и нельзя. И так чуть себе не в убыток торгуют. Очень уж этот товар дефицитный. Его надо много возить. Из Ленинграда в Москву и обратно.
Слов нет, такая кастрюлька после выпуска недорого стоит — чего-то два рубля с небольшим. Такие кастрюльки у нас в Ленинграде производят на «Красном выборжце». Москва заказывает.
Так вот, берут эти славные двухрублевые кастрюльки с ручкой и везут в нашу красную столицу, в Москву, в ГУМ.
ГУМ полюбуется на эти кастрюльки, поколдует, прикинет чего-то на счетах и велит их везти обратно в Ленинград, в магазины. Газеты так и пишут про это:
Правление ГУМа заказывает металлическую посуду «Кр. выборжцу», везет эту посуду на московский склад, а потом из Москвы присылает в ленинградские магазины.
Вот оно и выходит. Туда, назад повезли — оно и округляется. Спасибо еще, что те кастрюльки в международных вагонах не везут, а то бы, знаете, набежало.
А так совсем недорого. Хорошая, симпатичная кастрюлька, побывавшая в Москве кастрюлька, которая не протекает, несмотря на дальнюю дорогу, стоит всего три рубля семь гривен. Ей-богу, недорого! А вы брюзжите…
2. Про людей
А уж если вам так охота про людей — можно и про людей. Не обижайтесь только.
А этой осенью потребовались на Сахалин работники. Там, на Сахалине, японская концессия имеется. Довольно выгодная. Нефтяная.
Так понадобились японцам рабочие.
А специалисты где? Специалисты по нефти определенно где — в Баку. Можно сказать — на другом конце света.
Вот взяли оттуда 218 рабочих и повезли их, как миленьких, на Сахалин.
Везли, везли.
Больше месяца везли.
Привезли.
Говорят по-японски — дескать, привезли.
Японцы говорят:
— Вот, говорят, и мерси-спасибо! А кого вы привезли?
— А мы, говорят, привезли обыкновенно кого — нефтяников-котельщиков. Тем более мы так располагаем, что у вас нефтяное дело.
— Дело, говорят, у нас, без сомнения, нефтяное, но только нам надо совсем обратную профессию: нам бурильщики до зарезу нужны. А котельщиков у нас — завалиться можно.
Ну, и повезли обратно в Баку. Небось, больше месяца везли.
