Генерал. Извольте…
Гитлер (читает). Что, что такое?.. Сколько?.. За один день мы потеряли двести тридцать танков… Ай, это много, господа… Такую цифруя не могу опубликовать…
Генерал. А вы первую двоечку скиньте, вот оно и будет в меру — тридцать танков. Так сказать — нормально…
Гитлер. И то правда. (Поправляет.) Значит, мы потеряли тридцать танков… А не много ли мы потеряли, генерал? Все-таки тридцать танков за один день — это порядочная потеря. А?
Генерал. А вы правый нолик откиньте, вот оно и будет в самый раз… Три танка…
Гитлер. Ты находишь… Пожалуй, я тогда действительно нолик сокращу… В математике он все равно ничего из себя не представляет. Ноль… Так что его вполне позволительно отбросить. (Исправляет.) Итого мы потеряли три танка… Вот теперь бери сводку… Пусть печатают… Погоди, погоди… Ну, куда бежишь… Государственное дело, а он бежит… Слушай, может это лучше, это не мы потеряли три танка, а они?
Генерал. Гениальная мысль, фюрер… Как всегда у вас… Действительно, пусть лучше это они потеряли… Что нам с противником церемониться…
Гитлер. Конечно, зачем нам с ним цацкаться… (Исправляет.)
Генерал. Ну просто гениально получилось, фюрер… Противник потерял три танка…
Гитлер. Вот теперь бери сводку. Пусть печатают… Погоди, погоди… А не мало ли они потеряли — только три танка?.. Такие крупные бои были, а они только три танка…
Генерал. Да, это они мало потеряли, фюрер… Не прибавить ли нам один нолик справа?
Гитлер. И то правда. Прибавим нолик… Итого противник потерял тридцать танков… Вот оно теперь как будто и ничего себе получилось.
Генерал. Конечно, если б они еще больше потеряли — это бы вдохновило армию…
Гитлер. Да, об армии мы должны позаботиться… Прибавим впереди единичку. (Исправляет.) Значит, противник потерял сто тридцать танков… Вот теперь прекрасно…
Генерал. Фюрер… Тогда уж лучше оставить первоначальную цифру — двойку… Зачем же нам искажать действительность…
Гитлер. Да, уж действительность нехорошо искажать… Исправим… Итого противник потерял двести тридцать танков… И это за один день… Чувствительные потери мы нанесли противнику… Вот теперь бери сводку. Пусть они поскорей печатают…
Генерал. И правильная цифра сохранилась, и авторитет не подорван.
Гитлер. Отныне я сам буду проверять военные сводки.
Генерал. Конечно… Свой глаз — алмаз, а чужой — стеклышко.
Фашисты учатся
Начался учебный год. Дети пошли в школу.
В Германии тоже дети пошли в школу.
Но лучше бы они в школу не ходили: из этого ничего путного не получится. То есть что-то получится, но не то, что надо. Уж очень там преподавание особенное.
Например, открываем немецкий учебник арифметики. Это задачник Келлера и Графа. Перелистываем. Рассчитываем найти привычную задачку. Что-нибудь такое: «В бассейн вливается 30 ведер в час…»
Оказывается, ничего подобного. Там таких задач не имеется. Там вот какие задачи:
«Бомбовоз может взять на борт одну разрывную бомбу весом в 350 кг, три по 100 кг, четыре газовых бомбы по 150 кг и 200 зажигательных снарядов по 1 килограмму. Спрашивается: сколько можно прибавить зажигательных бомб по 0,5 кг, если грузоподъемность будет повышена на 50 процентов?»
Может быть, эта задачка случайно затесалась в учебник? Может быть, другие задачи рассчитаны на детскую психику?
Ничего подобного. Весь задачник набит таким же военным материалом. Например:
«Самолет летит со скоростью 240 км в час к точке, находящейся от места вылета на расстоянии 210 км, чтобы сбросить там бомбы. Через сколько времени возвратится самолет, если на сбрасывание бомб ему потребуется 7,5 минуты?»
Вообще говоря, самолет может и не возвратиться, если наши зенитки встретят его подобающим образом. Но детям об этом, конечно, не сообщается. Это, так сказать, выходит из области арифметики. Это уж — нечто вроде алгебры.
А кстати, интересно знать, как там у них дело обстоит с алгеброй?
Точно так же, как и с арифметикой.
Вот задача по алгебре из учебника Отто Цолль:
«Сколько человек может поместиться в газоубежище длиной в 5 метров, шириной в 4 метра и высотой в 2,25 метра, рассчитывая, что пребывание там продлится 3 часа и что на одного человека требуется 1 кубометр воздуха в час?»
Может быть, химия у них выдержана в более спокойных тонах?
Наоборот. В учебнике химии, как говорится, берут быка за рога.
Автор учебника Вальтер Кинтоф проповедует:
«Химическая война должна выполнять двоякую задачу: причинить значительный ущерб противнику и морально дезорганизовать гражданское население, то есть ослабить его сопротивляемость».
Перейдем в таком случае к истории. Посмотрим, чему история учит немецких детей.
В учебнике истории Герберта Гебеля сказано:
«Французов уже вряд ли можно считать народом, принадлежащим к белой расе, ибо около шестой части населения Франции состоит из негров».
Если французы — негры, то интересно узнать, что сказано про славян.
В этом же учебнике Гебеля вот что сказано про славян:
«Славяне первоначально принадлежали к северной расе, но уже в древнейшие времена настолько перемешались с монгольскими полчищами, что от их северной крови почти ничего не осталось. Это обстоятельство привело к тому, что славяне в области культуры не создали ничего значительного».
Не будем спорить с ненормальными людьми.
И на прощанье возьмем какой-нибудь тихий, нейтральный предмет. Например, рисование.
Неужели и этот детский предмет приспособлен под нужды фашистского государства?
Именно так.
В журнале «Искусство и юношество» напечатана статья Штюлера. В статье сказано:
«Воздушный налет, стрельба из зенитных орудий. Взрывы, горящие дома, прыжки с парашютом, работа пожарных команд и санитарных дружин, — все это составляет мир переживаний десятилетних детей и должно найти отображение в их рисунках».
Ну, что ж. Все ясно. И вопросов, как говорится, больше не имеем.
Неожиданное признание
Перед нами финский пленный. Он небольшого роста, худой, обдерганный. По временам он выгребает из кармана сухой горох и жует его.
На вопросы пленный отвечает с готовностью и даже с усердием. И при этом сконфуженно улыбается.
Выясняется, что он маляр по профессии. И к военной карьере не готовился. У него грыжа и еще что-то. Тем не менее вот уже второй раз его берут на войну к его крайнему изумлению.
В первую войну с русскими ему повезло. Благодаря господу богу он попал на фронт за три дня до окончания войны. Если б так шло всякий раз, тогда воевать еще можно было бы. Но в эту войну его взяли с первых дней, и он почти что два месяца не вылезает из окопов. И он пришел к мысли перейти к русским.
Конечно, это было нелегко сделать: за ним следили, и в разведку его посылали с надежными людьми.
Но сегодня ночью, выйдя в разведку, он спрятался в камнях и на рассвете сдался в плен.
Комиссар спросил пленного:
— А что, много в вашей роте солдат, которые хотели бы поступить так же, как вы?
Пленный ответил:
— Да, их много у нас. Четыре солдата мне сами сказали, что они хотели бы сдаться. А некоторые боятся говорить, но непременно это сделают.
— Чем же вы объясняете это явление?
Тяжело вздохнув, пленный ответил:
— Некоторым надоело воевать. Другие не знают, за что воюют. А лично я был недоволен, что стрельба идет круглые сутки.
Комиссар сказал:
— В первую войну тоже стреляли круглые сутки…
Сконфуженно улыбнувшись, пленный ответил:
— Нам тогда сказали, что русские мучат и убивают пленных. Но потом мы выяснили, что это не так.
