Побыв с Лавровым минут пять, мне все же удалось выскользнуть на улицу, чтобы проверить, как обстоят дела с парковкой.

Вот вы где!

Я оборачиваюсь. Вадим в смокинге, чему я удивлена. Я не думала, что он у него есть. Может, взял на прокат? Хотя вряд ли. Слишком ладно сидит.

Я уже давно здесь. Этот бал требует больших усилий.

Вы прекрасно выглядите.

Комплимент часто предполагает, что собеседник несколько перехваливает ваш внешний вид или просто находится под впечатлением. С этим доктором, будь я даже в халате и тапочках, фраза о том, как я выгляжу, кажется утверждением, не требующим доказательств, аксиомой. Он даже комплименты делает серьезно и настойчиво.

Спасибо, вы тоже.

Теперь составите мне пару?

Простите, не могу.

Тогда я провожу вас внутрь.

И как Лавров всего несколько минут назад, он берет мою руку и кладет на свою.

Мы поднимаемся по ступенькам, я слегка ежусь под прохладным весенним ветерком, обдувающим мои голые плечи. И у входа мы сталкиваемся с еще одной парой. Регина в ультра-синем платье под руку с Вронским приветствует меня кивком.

Здравствуй, Ира.

Здравствуй, Сергей.

На какое-то время наши взгляды цепляются друг за друга.

«Ты с моей сотрудницей. Что ж, я не удивлена», — говорит мой взгляд.

«И ты не сама. Кто он?» — отвечает он надменно.

Потом он осматривает всю меня, и я вижу, как меняется его лицо. О да, я знаю это выражение. Страсть, настолько горячая, что кровь в моих венах превращается в жидкий огонь, обещание, отчего у меня начинают подгибаться колени. Он смотрит на меня с видом собственника. Его тело распространяет особые флюиды, он как зверь возле своей пары, готовый порвать любого, осмелившегося ступить на его территорию. Словно все права на меня давно принадлежат ему. И по-моему, происходящее настолько очевидно, что Вадим и Регина недоуменно переглядываются.

Я не могу оторвать от него глаз. Сколько бы красивых, успешных мужчин не встречалось бы мне, нет никого желаннее, чем он. Сердце сладко замирает, желудок сжимается.

Гордая посадка головы, легкая усмешка, притаившаяся в уголках губ, и то, как он смотрит на меня, будто нет ничего более важного в этом мире, сводит с ума.

Все в нем говорит мне— скоро!

И я со страхом и предвкушением жду.

Я оставила Вадима почти сразу, как мы вошли. Мне необходимо было посмотреть, сколько человек уже зарегистрировалось, но на самом деле я сбежала. Господи, как же у меня тряслись ноги и руки! Мысли разлетались, в голове было пусто, а сердце так и выпрыгивало из груди.

Я схватила с подноса бокал шампанского и осушила, будто это была вода. Прокручивая в голове наше встречу, я отметила, что Регина не вела себя как-то собственнически по отношению к Вронскому. Возможно, их отношения еще не на той стадии, когда это позволительно или хотя бы допустимо?

Я нахожу их в толпе глазами. Красивая пара, он неподражаем в смокинге, Регина разговаривает с кем-то из наших спонсоров, просто стоя рядом с Сергеем. Он не пытается поддерживать ее за руку или положить ладонь на спину. Вежливо что-то говорит мужчине напротив и улыбается. Я опрокидываю в себя еще один бокал и, чувствуя легкое опьянение, спешу к распорядителям, чтобы музыкантам дали команду начинать играть. Грянули первые торжественные звуки, гости зааплодировали.

По старой традиции бал открывают хозяева. Лавров попросил Анну Ивановну оказать ему честь, поклонившись ей, как в старые времена, приглашая на танец, и повел ее в центр площадки для первого вальса. За ними на танцпол начали выходить и другие пары. Я же постаралась затеряться в толпе, потому что к своему стыду никогда не танцевала вальс. Боялась, что меня найдет Вадим. А еще больше боялась того, что меня не найдет Вронский.

Я не обманываю себя — я подсознательно ищу его, меня тянет к нему. Но среди кружащихся пар я не вижу мелькания синего платья Регины. Почему они не танцуют, если пришли сюда вместе?

Меня мучают мысли, стоит ли опять что-то затевать? Прошло не так уж много времени, чтобы забыть о том, что нас связывало, хотя и за несколько месяцев его чувства могли остыть, притупиться.

Я теперь официально свободна, но разве это стало причиной нашего разрыва? Женя по-прежнему при мне. Захочет ли он снова поставить меня перед выбором или этого выбора никогда и не было? Я сама так решила? Он ведь хотел только того, чтобы моя любовь к нему была по крайней мере столь же сильной, как и чувство к дочке. А я собственной рукой вписала между ними «или».

Не знаю, захочет ли он снова рискнуть, зная, что однажды я уже предала его доверие? Сергей купил нам дом. Вот насколько серьезно он относился к нашей совместной жизни. А мой уход, больше напоминающий побег, глубоко его ранил. Иначе он не воспринял бы его так болезненно, не мстил бы мне и сейчас. Это не те действия, которые ждешь от любимого человека. Я не корю его за это.

Иногда благоразумней все отпустить и отойти в сторону, прикрыв глаза. Но как же трудно это сделать.

Легкое прикосновение к руке, чуть выше локтя, настойчивое, но нежное. Он не улыбается, глаза его не таят насмешку или презрение. Я вообще ничего не могу прочитать по его лицу, оно абсолютно непроницаемо. Сергей протягивает мне руку ладонью верх, приглашая на танец. И я кладу свою ладонь в его.

Мы идем сквозь людей, которых я почти не замечаю. И когда на танцполе он поворачивается ко мне лицом, чувствую себя Золушкой с тем лишь отличием, что я не только люблю своего принца, но и боюсь. Так опасаются людей, которые настолько близки, что имеют неограниченную власть над тобой, могут причинять невероятные страдания.

Музыка подхватывает нас, и мы плывем на волнах, вверх, вниз, чуть привставая на цыпочки, опускаясь на слегка согнутых ногах. Он ведет меня, уверенно лавируя между парами, твердой рукой поддерживая за талию. Наши тела не соприкасаются, но это не имеет значения, потому что я чувствую его каждой клеточкой.

Вронский для меня загадка. Он не говорит о том, для чего пришел, он не танцует со своей спутницей, не открывает своих намерений относительно меня, но мне кажется, что нет людей в этом зале, которых тянет друг к другу с такой же силой, как нас. Пусть между нами стоят обиды и прошлое, но для меня по-прежнему нет никого желаннее, чем он. А то, о чем сейчас говорят его глаза, я не могу даже объяснить словами. Он может хотеть убить меня, но только если зацелует до смерти.

Что меня так привлекает в нем, что заставляет внутренности сжиматься в тугой узел, а глаза не могут насытиться его чертами? Я никогда не чувствовала себя его половинкой, а его-своей. Я вообще считаю, что невозможно быть лишь частью себя и при этом обращать на себя внимание других людей. Этого не произойдет. Единственным исключением является болезненная склонность к ущербным людям, зависимым от кого-то, требующим к себе постоянного внимания.

Неполноценность никогда не была привлекательной. Вронский самодостаточен, он как цельный кусок горной вулканической породы — его личность давным-давно сложилась, она сформировалась под давлением жизненных обстоятельств, отшлифовалась благодаря сильному характеру. Для обозначения рода нашей взаимосвязи есть другое объяснение. Мы соответствуем друг другу. Я если не из той же самой породы, то из очень похожей. Также не могу довольствоваться малым, мне необходимо чувствовать по-максимуму, я не терплю полумер. Поэтому сейчас, танцуя с ним, я чувствую, как все во мне вибрирует, словно учуяв родственную душу, узнает ее, хочет с нею соединиться, потому что тогда мы станем богаче, приобретем что-то, что постоянно ускользает от нас, делает существование лишь ожиданием чего-то большего. Мы были тенями, а сейчас мы — настоящие.

Атмосфера вокруг нас стремительно меняется. Он сжимает мою ладошку, лежащую в его вытянутой руке. Его голова наклоняется чуть ниже. Он смотрит на меня исподлобья, не понимая, что происходит, зная, что не может этому противится.