Может быть, передохнешь?

Это тебе стоит передохнуть. Иди в постель.

Не хочу.

Мне осталось совсем немного.

Ты есть хочешь?

Закажем еду из ресторана.

Глупости. Я сама приготовлю.

Тогда нужно будет съездить в магазин.

Я сейчас приму душ и приведу себя в порядок. И тебе полотенце повешу.

Хорошо.

Это очень непривычно и волнительно. Я достаю из шифоньера синее махровое полотенце и кладу в ванной рядом со своим и Жениным. Мелочь, а кажется, что таким образом ты впускаешь в семью нового человека. И в груди что-то замирает от волнения, когда я думаю, что так и есть.

Пока намыливаю голову, решаю, что говорить о Наире я сейчас не буду. Лучше затрону эту тему вечером, когда будем лежать перед телевизором и болтать о разных пустяках.

Пока Сергей в душе, я звоню Жене. Мы болтаем о всяких пустяках — о том, что бабушка испекла ей оладьи, но мои она любит больше, зато бабушка разрешила ей посмотреть несколько серий «Спасателей» подряд, чего я никогда не позволяю.

Когда Сергей выходит с мокрой головой, с полотенцем на бедрах и влажной блестящей кожей, я не могу совладать со своими грешными мыслями. Но он смеется и отрицательно качает головой.

Ты еще слишком слаба.

По дороге в супермаркет я понимаю, насколько обыденны и банальны те вещи, которые мы делаем. Уборка, покупки, возя на кухне. Но я так счастлива, будто он везет меня не в супермаркет, а в оперу в Мадрид. Это делает из нас почти супругов, мужа и жену, которые давно прошли фазу первой безумной влюбленности, но сумели пронести свою любовь через испытания, сохранить ее, и теперь просто живут, согреваясь ее теплом каждый день. Интересно, думает ли он также, ощущает ли это?

Что ты хочешь на обед?

Не знаю. Приготовь солянку. Она у тебя всегда получалась изумительно. Даже в ресторанах не пробовал такую.

Всегда… — повторяю я, едва шевеля губами.

Да, всегда.

Ты говоришь так, будто у нас было так много обедов, что ты знаешь, что у меня получается лучше, а что хуже.

Я думаю, что мы достаточно провели времени вместе, чтобы составить друг о друге полное мнение.

Неужели? И что же ты можешь сказать обо мне?

Ну, ты отлично готовишь, и я знаю, что ты любишь этим заниматься, а не делаешь только потому, что так нужно. Еще я знаю, что любишь всякие милые женские штучки, типа кружевных салфеток в вазочке на кухне и декоративных блюд, которые покупаешь не для того, чтобы использовать, а ради красоты. Ты любишь заниматься со мной любовью…

Вот как?

… и меня это очень радует. А еще ты очень добрая, переживаешь даже из-за мелочей, впечатлительная и чуткая. И безумно любишь дочь.

Этой темы мы тоже еще не касались. Я знаю, что ситуация сейчас переменилась. Женя не воспримет наше примирение болезненно. Но он-то этого не знает. Неужели захочет рискнуть снова? Мне казалось, что его гордость жутко уязвил тот факт, то я вернулась к Владу из-за Жени. Я нанесла ему глубокую рану и не уверена, что она зарубцевалась, а даже если и так, не будет ли он сомневаться в моей любви каждый раз, когда нащупает эти отметины?

Ты знаешь, что я обратил на тебя внимание сразу, в тот же вечер, когда увидел.

Знаю.

И сначала ты показалась мне просто сексуальной женщиной, которая не любит своего мужа и жутко скучает.

А я-то думала, что не выглядела как шлюха, которой наскучил брак, — я оскорблена его первым мнением обо мне.

Не горячись. Я сразу понял, что у вас не все так хорошо, как показывал Влад.

Он ничего не показывал, ему действительно было хорошо.

Я перефразирую. Я увидел женщину, которая соскучилась по чему-то, что может ей дать только любимый мужчина.

Не говори мне, что возомнил себя героем моего романа и решил, что спасешь меня от самой себя, милостиво разрешив обожать тебя и любить, — я начинаю серьезно подумывать о том, чтобы разозлиться.

Я лишь хочу сказать, что ты была одинока. Я это почувствовал. И сначала это было физическое влечение. Но потом оно быстро переросло в нечто иное. Я думал о тебе, и не только тогда, когда у меня что-то шевелилось в штанах. Нет. Хотя шевелилось постоянно, — он усмехается, а я бью его по плечу. — Я знаю разницу между похотью и не похотью. То, что я испытывал, определенно выходило за рамки обычного влечения. И когда ты ушла от меня в аэропорту, я понял, что на самом деле потерял. Я никогда не верил в то, что у меня с кем-то получиться, понимаешь? Выгодное сосуществование — да, секс — безусловно, но брак со всеми вытекающими — нет. Моя мать уже показала, насколько это опасно — полюбить кого-то, довериться, принять на себя обязательства, а потом плюнуть на все и уйти, не оглядываясь, даже не пытаясь понять, сколько людей страдает, как им тяжело. Я четко разграничивал для себя все виды отношений, которые могут быть между мужчиной и женщиной, и никогда не обманывал ни себя, ни других. Только один раз. Когда попытался представить, что у меня все идет, как прежде, когда на самом деле мир перевернулся с ног на голову. Но я понял свою ошибку. И не намерен ее больше повторять.

Я уже говорила, что сожалею о том, что собрала тогда вещи и ушла. Но ведь и ты, Сережа, начал новую жизнь.

Ты хочешь сказать, что для меня все прошло относительно легко?

Не знаю. Ты сейчас говоришь о серьезных вещах, намекаешь на наше будущее. Но, видимо, несколько месяцев назад оно не представляло большой ценности для тебя. Во всяком случае, ты решил за него не бороться.

Я предложил тебе очень много, Ира, но спасовала как раз ты. Думаешь, не было другого выхода?

Сейчас кажется, что был. Но тогда… — я качаю головой, а потом ловлю его взгляд. — Я не переставала тебя любить, Сережа. Ни на одну секунду. Даже когда вернулась к Владу мы с ним … ни разу… ну, ты понимаешь.

Ты не спала с ним?

Нет.

Он отвлекается от дороги и недоверчиво смотрит на меня.

Я не смогла бы. И ни с кем другим, наверное, тоже. Так что у меня не было никаких отношений.

Хочешь сказать, у меня они были в избытке? — он удивленно вздергивает бровь.

Не знаю. Ты не рассказывал.

С Настей я разругался сразу после того, как она объявила о своей бредовой идее женить меня на себе. А до этого мы просто поужинали пару раз с ее отцом.

Вы не встречались?

Нет. Мне вообще тогда было не до амурных дел.

Ну а позже? Почти год прошел. У тебя не было увлечений?

Ты хочешь спросить, был ли у меня секс? — я улавливаю насмешку в его голосе.

Нет. Я и так знаю, что был. Супермодель наверняка сложно забыть, — как бы я не хотела, но ревнивые нотки в моем замечании все же долетают до его ушей.

Он смеется, поворачивая к стоянке. Солнечные блики, отражающиеся от лобовых стекол припаркованных машин, ослепляя меня на минуту.

Я был так занят своим бизнесом, что мне некогда было отвлекаться на женщин. Я пахал, как лошадь, по восемнадцать часов в сутки. Приходил домой, валился в кровать, просыпался и опять летел на работу. Мне нелегко было начинать все с нуля. Но у меня не было другого выбора.

Но ты же сам сказал!

Я был зол! Я не ожидал тебя увидеть, и еще больше не ожидал, что во мне все окажется так живо.

Сергей паркует машину, выключает зажигание и поворачивается ко мне.

Я думал, что все забыто. Что я успокоился, вернул жизнь под собственный контроль. Но встретил тебя, такую светлую, такую … только взглянул издали — и сердце екнуло. И, конечно, не мог пройти мимо, не мог не помочь. А когда двери того чертового лифта открылись, и ты увидела меня, мне все сказали твои глаза. Я увидел то же, что видел тогда, в дни, когда ты была моей. И понял, что и для тебя ничего не прошло. Но потом ты закрылась, отстранилась, и я подумал — уж не показалось ли мне все? Вот ты сидишь, холодная, собранная, а я волнуюсь, как мальчишка. Ну, и вспылил. Глупо, но моя гордость была мне признательна.

Дурак! — я говорю, как разобиженная школьница. И улыбаюсь, понимая, что он тоже не смог никого пустить ни в свою душу, ни в постель.