Воодушевленный сознанием справедливости происходящего, он все боролся и боролся против тьмы, но она не позволяла ему дышать, и он не мог найти средство себя поддерживать. В конце концов, он упал, да так, словно пролетел сквозь гору, сквозь самую земную кору, и вот угодил в невыносимо унылую и безотрадную преисподнюю, где невозможно что-либо чувствовать. И все-таки чувствовал. Извращенно, с великим удовольствием и облегчением, ибо знал, что это, разумеется, сон, навеянный сочетанием нездоровой пищи и последствий борьбы и потрясения. В его душе не было сомнений, что он пробудится, когда настанет пора, и обнаружит, что мир таков, каким был прежде: реальный, прочный, постижимый.

Последним, что он услышал, был голос иезуита, испустившего вопль отчаяния, подобный тому, каким разразился Уильям де Лэнси, призывая их на встречу с абсурдом. «Не бойся, мой суеверный друг», — Вскричал Таллентайр тоном великодушного спасителя. — «Ибо воистину нечего бояться в такой преисподней, как эта, откуда мы в свое время будем вызволены возвращением к бодрствованию и разуму».

Ко времени, когда сэр Эдвард, наконец, пробудился от неестественного сна, солнце стояло высоко в небе, а Дэвид Лидиард потрудился под ним куда дольше, чем это можно было делать с удовольствием. Даже на этой высоте трудно было выносить полуденную жару. Лидиард не предпринял попытки похоронить священника, не попробовал он и сколько-нибудь методично искать де Лэнси. Он все еще был очень слаб после змеиного укуса. Он никак не ожидал, что на него так тяжело подействует подобная малость, не сравнимая даже с укусом, который достался ему близ Каира, когда зуб кобры проник сквозь ткань брюк. Он пробудился, полный воспоминаний о жутких видениях, которые не улетучились, как это обычно бывает с воспоминаниям о сновидениях. Но он нашел, что вполне здоров, и чувство благополучия доставляло ему удовольствие, пока он не выбрался на солнечный свет и не увидел, какое страшное несчастье обрушилось на его друзей, пока он был в беспамятстве.

Его лихорадка полностью прошла, но ему пришлось напрячь силы до предела, чтобы перенести тело сэра Эдварда от скал к палатке, и уложить своего пожилого друга в гамак. Сначала он опасался, что баронет умрет от той самой таинственной напасти, которая сгубила иезуита, но, в конце концов, успокоился, убедившись, что сердце Таллентайра бьется четко и ровно. А отсюда оставался и короткий шаг до мысли, что этот человек рано или поздно очнется от своего загадочного сна, и, что, пока это не случилось, нет смысла пытаться объяснять, что случилось. В ожидании пробуждения Таллентайра Лидиард решил попробовать сделать что-то полезное, насколько позволят силы. Он прошел в другую палатку, чтобы взглянуть на имущество отца Мэллорна. Как он полагал, это долг его и Таллентайра разыскать родных священника в Англии и сообщить о его смерти, а в случае, если таковых не обнаружится, сообщить имеющим к нему отношение служителям церкви.

Лидиард, хотя и принадлежал формально к тому же вероисповеданию, что и покойный, не слишком хорошо представлял себе, кто это может быть, но решив выполнить взятые на себя обязательства, подошел к телу и осмотрел карманы покойного. При этом он испытывал некоторый стыд, несмотря на необходимость подобных действий. Он немедленно принес найденное в свою палатку и сложил все в гамак, где недавно лежал сам. Позже он добавил к находкам ружье баронета, которое принес со склона, где оно лежало со снятым предохранителем и двумя изведенными патронами.

Лидиард не стал открывать записную книжку священника, чтобы подробно исследовать его пометки, но с любопытством осмотрел некоторые другие найденные вещи. Это было старое серебряное кольцо, которое Мэллорн никогда не носил на пальце, насколько мог вспомнить Дэвид. Оно было украшено с лицевой стороны таинственным изображением, походившим на три переплетенные буквы, вероятно, О, А и S. Имелся также амулет, какие встречаются на всех египетских рынках, имитация тех, что находят в гробницах при раскопках. Такие амулеты, как слышал Лидиард, называют уаджет, часто они представляет собой символическое изображение глаза.

Дэвид вспомнил, как разговаривал со священником о таких предметах. Мэллорн с самого начала сказал ему, что египтяне, вероятнее всего, носили как амулеты подлинные части тел своих предков, высушенные на солнце или сохраненные в битуме, как мумии, но со временем их заменили на условные изображения из дерева и глины. Лидиард не мог бы сказать, из чего сделана именно эта вещица.

Когда зловещее присутствие имущества мертвеца стало невыносимо, Лидиард уделил немного времени молитве. Это было все, что он еще мог сделать. Хотя, конечно, человек, за которого он молился, тот, кто заменил ему отца и тот, кем он всегда восхищался, изменил его отношение к традиционной вере. Сэр Эдвард твердо придерживался мнения, что любая религия — это атрибут отмирающей эпохи предрассудков, и что одной науке следует доверять как источнику мудрости и вдохновения. Он куда красноречивей обосновывал свою позицию, чем Дэвид способен был ее опровергнуть. Духовный отец Лидиарда в Англии не скупился на суровые предупреждения о влиянии Антихриста. И Лидиарда приводило в некоторое замешательство, что такой набожный человек, как отец Мэллорн с такой охотой искал общества сэра Эдварда на пароходе, идущем в Вади Халфа, и втянул его в свое предприятие.

Лидиард не только молился за благополучное пробуждение сэра Эдварда, он молился и за душу иезуита и за избавление де Лэнси от беды, если тот в нем нуждался. За себя он только благодарил с тяжелым сердцем, что вновь избежал смерти от укуса змеи, не уверенный, полностью ли миновали последствия этого укуса.

Когда Таллентайр, наконец, пришел в себя, Лидиард стоял рядом, придерживая флягу, чтобы его старому другу было удобнее пить. Для баронета было полной неожиданностью, что Дэвид уже почти поправился, а сам он так слаб, и тут же засыпал юношу вопросами, на которые тот мало что мог ответить. Когда молодой человек рассказал, где и как нашел его и сообщил, что отец Мэллорн мертв, и нигде нет и следа Уильяма де Лэнси, сэр Эдвард удивился и не на шутку расстроился.

— Господи Боже, — вздохнул он с жаром, несомненно, неподобающим тому, кто объявляет себя неверующим, — а я-то думал, что это только сон! Возможно, так и было. Но я, право, не знаю, что реально, а что нет. Вчера вечером я опасался за твою жизнь, а теперь, судя по всему, только ты и пережил эту ночь невредимым. Я думал, что у меня скверные галлюцинации, Дэвид, но теперь убеждаюсь, что все было правдой до мельчайших подробностей. События развивались именно так невероятно. Мы должны найти де Лэнси, если сможем. И только тогда, ради нашего душевного здоровья, покинуть это место.

— Не уверен, что хотя бы один из нас достаточно здоров, чтобы ехать верхом, — терпеливо произнес Лидиард, — Не уверен и в том, что легко удастся найти де Лэнси: я долго кричал в полный голос и не получил никакого ответа. В любом случае, мы должны похоронить священника, но выкопать ему настоящую христианскую могилу в этом каменистом месте невозможно, поэтому придется положить его в одну из этих древних гробниц и всей душой попросить прощения у того, кто примет его душу.

— Если мои сны достойны доверия, — заметил баронет, — боюсь, что де Лэнси может уже покоиться в одной из них. Но мы должны искать его, поскольку не следует доверять снам. — Он попытался самостоятельно подняться на ноги, но усилие оказалось столь мучительным, что пришлось принять помощь Лидиарда.

— Вы должны рассказать мне, что случилось, — сказал Лидиард, — боюсь, что моя лихорадка и мои собственные сновидения не отпускали меня до утра, и я знаю лишь о том, что увидел, очнувшись.

Баронет покачал головой. Провел левой ладонью вверх и вниз по правому боку, проверяя, в каком состоянии бедро и плечо после вчерашнего.

— Не могу сказать, что случилось на самом деле , — раздраженно произнес он. — Как мне кажется, де Лэнси забрел в одну из гробниц, где наткнулся на что-то, заставившее его завопить, что есть мочи и выпалить из пистолета. Когда мы со священником побежали к нему, то потеряли направление, это нас задержало. Возможно, как раз тут и начался этот странный сон, не раньше. Впрочем, откуда мне знать? Мне мерещилось, будто нас настигло некое огромное существо, похожее на живого Сфинкса. Казалось, оно раздувается и опадает, а затем опять раздувается. Я случайно один раз выстрелил в воздух, но во второй раз выстрелил с близкого расстояния и попал в эту тварь, но не сильно ей повредил. А на это чудище напал, неизвестно откуда появившийся большой серый волк. Но тут на меня навалились тени, я стал задыхаться и больше ничего не видел и не слышал. Ты, случайно, не нашел тело большой кошки? Или труп серого волка?