— А теперь, — сказал Харкендер, — мы можем поговорить как мужчина с мужчиной. Меня учили иезуиты, и я помню, как ужасно одно их присутствие. И я всегда чувствовал, что могу говорить свободно только, когда их нет рядом.

Габриэль никогда не слышал об иезуитах, но довольно хорошо понял, что имеет в виду Харкендер. Увы, он находил присутствие своего благодетеля и таинственной миссис Муррелл не менее стеснительным.

— Ты теперь вырос, — повторил Харкендер с явным удовлетворением. — Чувствую, что к тебе можно обращаться, как к мыслящему существу. Я хотел бы поговорить с тобой о твоем будущем.

Габриэль не знал, что на это ответить. Он никогда всерьез не задумывался о своем будущем.

— Ты уже выучил все буквы? — Спросил Харкендер, нетерпеливо потирая руки.

— Нет, сэр, — ответил Габриэль.

Это был не тот ответ, который хотел получить посетитель, но Габриэль прекрасно понимал, что любое его заявление ничего не стоит проверить. К счастью, досада Харкендера, насколько она вообще проявилась, не казалась направленной на мальчика.

— А чего вы ожидали? — Вмешалась миссис Муррелл. — Сестры прежде всего заботятся о его душе.

— Неважно, — сказал Харкендер, обращаясь к мальчику. — Время есть, а это не так уж и важно. Что существенно, так это то, чтобы ты был здоров и крепок. Я давно намеревался найти для тебя пристанище получше этого, но имелись причины, по которым я не мог взять тебя к себе домой. Я слишком часто в отлучке, а когда дома, занят опытами, которые требуют полного моего внимания. До сих пор сестры удовлетворяли твои нужды лучше, чем смогли бы мои домашние слуги, и надежно прятали тебя от нежелательного любопытства, но теперь задачи твои становятся иными, и сестры больше не смогут помочь. Я привез миссис Муррелл, чтобы показать ей тебя, так как, возможно, доверю тебя ее заботам. Не завтра, но очень скоро.

Выражение глаз Харкендера, больше и больше пугало Габриэля, он с облегчением отвел взгляд от его лица и стал внимательно рассматривать миссис Муррелл. Она не предприняла попытки улыбнуться или как-либо еще выразить симпатию, но и не смотрела на него с таким ледяным неодобрением, как монахини. Беглость знакомства не позволяла ему определить, какова она, по сравнению с миссис Кэптхорн.

— Тебе есть, что на это сказать? — Спросил Харкендер.

— Спасибо, сэр, — задумчиво произнес Габриэль. Это то, что обычно хотят услышать люди, когда спрашивают, есть ли вам, что сказать. Но в данном случае он не попал в точку. Харкендер вздохнул.

— Не стоит сердиться на мальчика, — сказала миссис Муррелл. — Он не знает, кто мы. Вас он видел прежде, но он вас не знает. — Она посмотрела на Габриэля и продолжила. — Мистер Харкендер и есть тот, кто привез тебя сюда, к сестрам. Он поручил тебя их заботе и давал им деньги за то, что они тебя растят. И платил еще за одного или двух. Ведь не у каждого сироты есть кто-то, кто его обеспечивает. Он взял на себя ответственность за тебя и должен подготовить тебя к тому, чтобы ты сам смог за себя отвечать. Готов ли ты отплатить за великодушие, которое он к тебе проявил?

Габриэль, не зная, что от него ждут на этот раз, только и произнес:

— Да, благодарю вас, мэм.

Это, кажется, удовлетворило миссис Муррелл. Но Харкендер понял, что мальчик просто отделался ничего не значащими словами.

— Миссис Муррелл права, — сказал он. — Ты меня совсем не знаешь. И в этом виноват только я. Мне следовало чаще тебя навещать, хотя, были причины, по которым я не мог этого делать. Ты теперь достаточно большой для того, чтобы проявлять любопытство, и, возможно, даже для того, чтобы понимать свою выгоду, проявляя интерес к чему-то. Ты должен задать мне вопросы, которые вертятся у тебя в голове, а я попытаюсь на них ответить. Благодаря этому, мы лучше познакомимся, и ты поймешь, что стоит мне доверять. Спроси меня, Габриэль, обо всем, что хочешь узнать.

Габриэль колебался, не зная, как себя вести. Происходило нечто неслыханное, и он понятия не имел, где походит опасная черта, и какой вопрос уместен, а какой нет, и не мог ни опереться на свой опыт, ни позаимствовать что-то из чужого. Если бы его демон что-то ему подсказал, посоветовал… Но демон молчал. Наконец, Габриэль спросил:

— Я родился в дурдоме?

И уголком глаза увидел изумление на лице миссис Муррелл. Но лицо Харкендера было совершенно непроницаемо. Он помолчал, собираясь с мыслями.

— Полагаю, ты имеешь в виду психиатрическую лечебницу в Хэнуэлле, — веско сказал он. — Действительно, некоторые из твоих товарищей попали в приют оттуда. Но не ты.

— Кто моя мать? — Задал следующий вопрос Габриэль, внезапно решив, что этой возможностью надо воспользоваться сполна. — И кто мой отец?

Харкендер снова помедлил, прежде чем ответить, затем сказал:

— Твою мать звали Дженни Гилл. Она умерла вскоре после того, как ты родился. Она дружила с миссис Муррелл, и я тоже ее знал. Ты носишь ее фамилию, а не отцовскую, но тебе совершенно не следует этого стыдиться, потому что ты по рождению выше, чем кто угодно в этом приюте. Хотя для тебя лучше никому об этом не говорить, особенно, сестрам. — Харкендер заговорщицки подмигнул, и улыбнулся подбадривая. Но улыбка получилась кривой и недоброй, больше похожей на угрожающий оскал.

— Обещаю, тебе понравится жить у миссис Муррелл, — тихо, почти шепотом, продолжал Харкендер. — Еда у тебя будет лучше, чем та, которую ты до сих пор пробовал, и постель лучше. Что до лазанья по деревьям и стенам… Ну, я покажу тебе такие высоты, на которые мало кто сумел забираться. И научу тебя находить удовольствие в достижении таких вершин, которое мало кто знал!

Пока он говорил, его глаза горели, почти полыхали, хотя, Габриэль не мог понять, чем вызван такой энтузиазм.

— Благодарю вас, сэр, — ответил мальчик таким же шепотом, и на этот раз ему показалось, что Харкендер прочел в ответе искренность, которой в нем не было. Значит и его можно обмануть, подумал Габриэль. Но нет, словно его что-то подтолкнуло, Харкендер потянулся и коснулся лба мальчика кончиками пальцев правой руки. Это движение показалось небрежным, почти бездумным, но, когда мальчик ощутил прикосновение, он почувствовал в нем скрытую силу. Он ощутил трепет, и сразу же решил, что Харкендер тоже одержимый, и в нем затаился демон, который смотрит на мир через окошко его погибшей души, и взор его куда могущественней, чем слабый взгляд обычного человека.

Он испугался. Ведь то, что он увидел, Харкендер теперь может без труда увидеть и в нем, и его тайна больше не тайна. Сердце у него подскочило, он в ужасе ждал, как поступит Харкендер, совершив такое открытие.

Миг посетитель, казалось, был в растерянности и недоумении. Но он тут же взял себя в руки, и на лице появилась улыбка, такая же притворная, как и все предыдущие, но полная удовлетворения.

— Ну, Габриэль, — сказал Джейкоб Харкендер, — Тебе не стоит меня бояться. Из всех, кого ты когда-либо встретишь, только я способен понять, что ты и чем станешь. Только я могу тобой руководить. Ты должен это знать, Габриэль. Всегда помни, что я твой друг.

Речь эта была спокойной и доброжелательной, но все же показалась Габриэлю угрожающей. Харкендер не пытался его запугать, возможно, он действительно, искренне пытался его успокоить. Но теперь, когда мальчик понял, кто такой Харкендер, его сердце переполнилось страхом. Он собрал в кулак всю свою волю, и припомнив все хитрые уловки, которым обучился в ходе своей жизни, как можно более простодушно произнес: «Да, сэр».

Джейкоб Харкендер опять улыбнулся, получив желаемый ответ, но за улыбкой таилось что-то еще, чего Габриэль не мог назвать, и это ему вовсе не понравилось.

Снаружи было темно, и ветер нес жгучий холод. Луна была почти полная, но сначала ее закрывали бегущие облака, потом она показалась только на несколько дразнящих минут. Предполагалось, что Габриэль сразу после свидания должен вернуться в Приют, но, поскольку не нашлось никого, кто бы его проводил, он украдкой свернул с дорожки и пошел вокруг Дома. Он ощущал присутствие демона внутри, жаркое и возбуждающее, и знал, что демону по нраву его ночные прогулки. В темноте Габриэль иногда чувствовал, что обычное сознание, которое бодрствует днем в обществе других людей, сейчас скрыто, точь-в-точь, как луна облаками, которые пробегали перед ней. Он чувствовал, что сейчас им полностью владеет демон, и остро осознавал силу его воли. Для него утратили значение такие мелкие забавы, вроде приказа нетопырям и мотылькам полетать вокруг его головы в бурном танце. Его внутреннее око искало более занятного зрелища. Он осторожно прокрался к дальнему концу Дома, это, конечно, было запрещено. Там находились «кельи» сестер, собственно, вовсе не кельи, а просто скудно обставленные и унылые комнаты. Там жили не только ту монахини, которые приходили учить детей во Флигеле. Большинство из них предпочитало затворничество и посвятило свою жизнь молитвам и созерцанию. Обучение найденышей было ношей, которую брали на плечи немногие, расценивая это как самопожертвование, позднее он начал понимать, что они таким образом платят за право жить в Хадлстоуне, и платят неохотно.