– И сколько наших погибло? – спросил Джей.

Не задумываясь, он сказал «наших». Это была война темных лесов против белых людей, и, конечно, он причислял себя к колонистам.

– Около четырехсот, – с горечью сказала она. – Четыреста мужчин и женщин, которые хотели только одного – мирно жить на крошечной частице огромной земли. А потом наступил голод.

– Голод?

– Весь урожай нам пришлось оставить на полях, мы были слишком напуганы и боялись выйти из города, чтобы собрать его, – объяснила она. – Мы забились в Джеймстаун и выставили пушки над деревянными стенами. Зима выдалась суровая, есть было нечего. Торговать с дикарями, как раньше, мы не могли. Они обычно продавали нам продовольствие из зимних запасов. У индейцев всегда было вдоволь еды. А тут получилось, что мы воевали с теми самыми людьми, которые нас кормили.

Джей ждал продолжения.

– Мы не любим говорить о тех временах, – коротко сказала она, – о той зиме. Люди пробавлялись тем, что могли найти, и никто никого не винит.

Джей повернулся к соседу за объяснением.

– Кое-кто ходил на кладбище, – тихо произнес тот. – Они выкапывали трупы и ели их.

Лицо женщины оставалось каменным.

– Мы ели то, что могли раздобыть, – повторила она. – И вы поступили бы точно так же. Когда умираешь с голоду, забываешь о христианском поведении. Мы делали то, что было необходимо.

Джей почувствовал, как обеденная каша подступает к горлу при мысли о том, что довелось пробовать стряпухе.

– Мы выжили, – без всякого выражения произнесла женщина.

– Я уверен… – заикаясь, пробормотал Джей.

– А когда стало теплее, те, кто не умер от ран, от горя или от голода, погибли от чумы, – продолжала она. – Мы все сгрудились в этом маленьком городке, мы все были больны от горя и страха. Той зимой погибли сотни людей, и все это из-за индейцев. Как только удалось собрать достаточно припасов и достаточно бойцов, мы выступили против индейцев. Приняли закон и дали клятву, что не оставим в живых ни мужчин, ни женщин.

Постоялец кивнул:

– Мы охотились на них, как на бешеных псов, и отгоняли все дальше и дальше. Был приказ: убивать мужчин и женщин, а детей брать в рабство. Некоторое время мы притворялись, что согласны на мир, и наблюдали за тем, как они засевают свои поля и ухаживают за всходами, и лишь потом напали и погубили их урожай. Дикари делают очень хитрые ловушки для рыб, мы уничтожали их везде, где только видели. Мы прогнали дичь, и индейцы не могли больше прокормиться охотой, мы сожгли их деревни, и им негде было жить, мы вытоптали их посевы на полях, чтобы они тоже узнали, что такое голод, так же как и мы. Мы отомстили.

– Да, охота была знатной, – мечтательно припомнила женщина.

Она принесла три кружки эля и поставила на стол.

– Помню, как солдаты из форта возвращались с головами дикарей на поясе, а потом выставляли их у ворот – так егерь сажает на кол подстреленных ласок.

– Но теперь это все закончилось? – Джей и сам услышал трепет в своем голосе.

– О да, – сказал мужчина. – Помнится, это было лет шестнадцать назад. И с тех пор все тихо. Индейцы не могут жить без определенной территории для охоты и земледелия, а мы оттесняем их все дальше и дальше к горам. Индейцы всегда кочевали – зимой жили в глубине материка, летом переходили ближе к морю, весной были заняты на полях. Как только мы расчистили леса и построили дома, им пришлось уйти, как уходит стадо оленей, когда кончается корм.

– Наверняка они ненавидят нас, как злейших врагов, – сказал Джей.

Никто не ответил. Мужчина пожал плечами и уткнулся в кружку.

– Мы победили, и это главное, – твердо произнесла женщина. – Теперь это наша земля, и если они хотят жить здесь, то должны нам служить. Мы больше не открываем для них школ и не пытаемся учить их. Нет больше мира и обещаний дружбы. Если они хотят оставаться в пределах наших границ, они должны делать то, что им приказывают. Или они будут нашими рабами, или мы снова зальем поля их кровью. Иного не дано.

На рассвете Джей стоял на причале, молчаливый Джеймстаун раскинулся позади него, и только отсветы огня в печах, где пекли хлеб, показывали, что кто-то уже не спал.

Девочка появилась на причале раньше, чем он. Маленькое каноэ подпрыгивало на темной воде. Джей тревожно посмотрел на лодчонку. Каноэ уж слишком напоминало древесный ствол, каковым оно не так давно и являлось. Кора была содрана, и края грубо обтесаны так, что лодка была заострена с обоих концов. Внутри она была выжжена, а потом начисто выскоблена. Но все равно каноэ выглядело как маленькое дерево, пусть и изменившее форму, ободранное и выдолбленное.

Девочка сидела на носу, опустив весло в воду, и ждала его. Заметив Джея, она посмотрела на него и чуть заметным жестом приказала занять место позади нее.

– А лодка не потонет? – поинтересовался Джей.

И снова девочка сделала тот же короткий жест.

Джей предположил, что она умеет плавать, и напомнил себе, что сейчас они совсем недалеко от дока и до корабля, который привез его из Англии, рукой подать. Он забросил свой небольшой походный мешок в лодку и ступил в нее сам. Она сразу же закачалась и почти перевернулась.

Джей упал на колени и обнаружил, что каноэ тут же замерло. Перед ним лежало весло. Он вытащил его, стараясь не делать резких движений, и опустил его в воду, с той же стороны, что и девочка.

Она оглянулась на него через плечо, ее детское личико было очень серьезным, и отрицательно покачала головой. Джей перекинул весло на другую сторону и в награду получил серьезный кивок. Потом индианка наклонилась вперед, вонзила весло в речную воду, плещущую о борт, и они медленно отошли от деревянного пирса.

Сначала Джей ничего не видел, но был полностью настороже, напрягая слух и обоняние. Он ощущал, как гладко и легко каноэ скользило по воде, течение реки и отлив вместе тащили его к морю. Он чувствовал, что вокруг простирается водная ширь, бескрайняя водная пустыня, каноэ двигалось по ней, как гладкая темная рыба. Где-то впереди пахло землей, соленой грязью, зловонными водорослями и гниющим деревом, выброшенным на берег.

От Джеймстауна, теперь оставшегося позади, до гребцов доходил запах дымка от дров и прогорклая вонь отходов домашнего хозяйства, сброшенных у кромки воды, чтобы прилив унес их прочь.

Медленно край неба посветлел, и Джей мог видеть перед собой силуэт девочки, стоявшей на коленях в каноэ. Она наклонялась вперед, вонзая весло в чернильно-черную воду.

Джей попытался копировать ее движения, и, когда ему удалось сделать все правильно, каноэ внезапно рванулось вперед. Она не повернула головы, она была целиком погружена в свою собственную задачу – сплетать воедино воду и воздух.

Он услышал, как пробудились птицы в лесах по берегам реки. Тысячи одиночных обрывков птичьих песен, воркований и посвиста сливались в какофонию звуков, несущуюся над зеркальной водой. Для того чтобы создать такой мощный и разнообразный хор, в лесу должны были быть сотни тысяч птиц. А тут и речные птицы начали просыпаться.

Джей услышал кряканье, огромная стая уток снялась с берега слева от него и направилась к светлеющему краю неба. Над головой кружили и кричали чайки. Внезапно все кругом потемнело, над лодкой пронеслась стая голубей. Туча птиц закрыла небо, застила весь свет, наполнив воздух хлопаньем крыльев и шумом своего стремительного движения.

У Джея было ощущение, что он попал в абсолютно девственный мир – мир, где человек был чужаком, незваным гостем, который еще не оставил здесь своего следа; мир, где, подчиняясь зову природы, передвигались обширные стада животных и стаи птиц. И ничто не могло остановить их.

Это был новый мир, второй Эдем, рай для собирателя растений. Впервые за долгие годы и впервые после смерти Джейн Джея охватило мощное чувство надежды, новых возможностей, открывающихся перед ним. Если люди построили себе дом на этой новой земле, значит они смогут создать райскую страну, богатую и вольную. Возможно, и он сам сумеет сделать ее своим домом. Может быть, он с детьми построит здесь новый дом, а прежняя жизнь в Ламбете и Лондоне вместе с прошлыми утратами останется далеко позади.