– Ты отведешь меня в лес?

Она посмотрела на него с неожиданно острой проницательностью и сделала шаг к нему. Положила руку ему на грудь, потом отвернулась от него и изобразила ходьбу. Прелестная живая пантомима, которая заставила Джея расхохотаться. Это была походка англичанина, покачивающаяся чванная поступь самодовольного типа в неподходящей для таких прогулок обуви. Девочка покачивала бедрами, как делают при ходьбе англичане, она отрывала ноги от земли так, как делают белые люди, когда у них болезненные мозоли на пальцах ног.

Она кивнула, когда увидела, что он понял. Потом повернулась и указала вдаль, далеко за пределы вырубленного участка, туда, где темнела темная непроницаемая стена леса. Секунду она стояла неподвижно, потом раскинула руки, все тело ее, от темноволосой головы до босых пяток, мелко задрожало, и он увидел то, что, казалось, невозможно изобразить, – высокое дерево с широко раскинувшимися ветвями. Это была иллюзия, как фокус скомороха. Но на мгновение Джей, глядя на нее, видел не девочку, а дерево, видел, как под ветром колышутся ветви, видел, как покачивается ствол. Пантомима прекратилась, и девочка вопрошающе посмотрела на Джея.

– Да, – сказал он. – Деревья. Я хочу видеть деревья.

Он кивнул, улыбнулся ей и снова кивнул. Потом подошел ближе и показал на себя.

– И цветы, – добавил он.

Он наклонился и сам с удовольствием изобразил, что нашел что-то на земле, сорвал и понюхал.

Живая улыбка, а потом тихое, наполовину подавленное хихиканье были ему наградой.

Он показал также, что собирает ягоды и ест их, он изобразил, что срывает орехи и выкапывает из земли корешки. Девочка кивнула. Она поняла.

– Мы идем сейчас? – спросил Джей.

Он махнул рукой, указывая на лес, и начал маршировать по направлению к нему, давая понять, что готов к походу.

Она окинула его взглядом – от тяжелых кожаных сапог до высокой шляпы. Она ничего не сказала, но он сам почувствовал, что его одежда, сапоги, походка, даже само его тело – такое тяжелое и неповоротливое – казались ей неподъемным грузом, чтобы брать его с собой в лес. Но потом она вздохнула, слегка пожала плечами. Казалось, этим пожатием она отбросила все сомнения относительно того, можно ли вести в лес этого неповоротливого, неправильно одетого белого человека. Она шагнула вперед и жестом показала, чтобы он шел следом. А сама направилась к деревьям легкой трусцой.

С него пот лил ручьями, а ведь они прошли всего лишь полпути через возделанные поля за пределами стен Джеймстауна. Тучи мошек и незнакомых, больно кусающихся мотыльков кружились вокруг головы Джея, они впивались в каждый дюйм открытой кожи. Он вытирал лицо рукой, на ладони оставались крылышки и ножки маленьких кровососов, щеки и лоб саднило.

Джей и девочка добрались до тенистой опушки, но и там было не легче. При каждом шаге маленькое облачко насекомых взметывалось вокруг его больших ног и облепляло быстро краснеющую кожу.

Он хлопал себя по лицу и шее, обтирал и оглаживал себя руками, тысяча неуклюжих нескладных движений приходилась на каждый скользящий шаг маленькой дикарки. Она бежала по-звериному, не тратя лишней энергии. Руки расслабленно свисали вдоль тела, само оно оставалось неподвижным, мелькали только ноги, делая аккуратные небольшие шажки. И она ставила их точно одну перед другой, оставляя позади узкую стежку шириной в ступню. Сначала Джей, увидев, как она бежит, решил, что с такой скоростью бегают малые дети. Потом, когда она пересекла поля и направилась к деревьям, он обнаружил, что едва способен поспевать за ней.

Опушка леса была похожа на лицо друга, у которого выбили половину зубов. Девочка посмотрела на торчащие обрубки деревьев, будто сожалела о пропавшей очаровательной улыбке. Потом повела плечом, и этот маленький жест со всей ясностью показал, что нет объяснений поступкам белого человека.

Затем она двинулась вперед медленной, очень медленной трусцой, чуть быстрее, чем обычный темп ходьбы Джея, но медленнее, чем его бег. Ему приходилось все время то идти, то бросаться бежать, чтобы догнать ее, и потом снова идти.

Как только закончилась полоса поваленных стволов, дикарка сошла с тропы, оглянулась, напряженно прислушалась, а потом приблизилась к дуплистому дереву, стоявшему неподалеку. Там одним плавным движением она стянула с себя рубаху, аккуратно свернула ее и спрятала между корнями дерева.

Она осталась почти обнаженной. Крошечная юбочка из оленьей кожи прикрывала ее тело спереди, но стройные бедра и ягодицы были оголены. Маленькие груди юной индианки были остроконечны, тверды, как и ее мускулы. Джей вскрикнул, не от желания, а от страха, и оглянулся.

На секунду ему показалось, что она хотела заманить его в ловушку. И что сейчас кто-то выскочит из кустов, засвидетельствует, что он был с ней, смотрел на ее постыдную наготу, и потом последует какое-то ужасное наказание.

Лес молчал, вокруг никого не было, кроме них двоих. Сразу же Джей вообразил, что, наверное, она его заманивает, соблазняет. Да и он не мог отрицать, что она уже почти показалась ему желанной. Но потом он понял, что дикарка вовсе не замечала его, она осталась слепа к мгновенной смене его страхов и мыслей.

Безбоязненно, не осознавая собственной наготы, не чувствуя стыда, она наклонилась к корням дерева и извлекла маленький черный горшочек. Девочка обмакнула в него пальцы, вытащила горсточку красноватой мази и стала втирать ее в кожу – так богатая женщина нанесла бы духи. Когда все тело маленькой дикарки заблестело, она выпрямилась и улыбнулась Джею.

Сейчас он мог видеть, как голубые и красные линии татуировки, окружавшие лопатки, спускались по узкой спине в виде сумасшедших спиралей. Только маленькие груди и живот оставались чистыми.

Мазь добавила красного цвета ее коже и более темного тона татуировкам. Индианка выглядела старше и казалась более чужой, нежели на лужайке Джеймстауна. Волосы будто стали длиннее и гуще, глаза – темнее, в них заблистал дикий огонек. С возрастающим чувством благоговения Джей наблюдал за превращением девочки в рубахе с чужого плеча в юную женщину, одетую только в свою сияющую кожу. Из служанки и ребенка преступной служанки она превратилась в лесное божество, порождение леса; кожа ее, испещренная лучами, что проникали сквозь колышущийся покров листвы, сливалась с лесной почвой, которая точно так же мерцала пятнами света.

Она протянула горшочек, предлагая взять немного мази.

– Нет, спасибо, – неуверенно отказался Джей.

Она протянула горшочек снова.

Джей покачал головой.

Терпеливо девочка указала на облако насекомых, вьющихся у его лица и рук, и Джей впервые заметил, что вокруг нее не было ни мошек, ни мотыльков. Она сунула горшочек ему в руки.

Брезгливо Джей опустил пальцы в горшочек и извлек немного мази. У нее был прогорклый запах – запах пота или лежалого мяса. Джей не сумел скрыть гримасу отвращения от этой сильной вони. Листом он стер мазь с пальцев и снова отрицательно покачал головой. Девочка не обиделась. Она просто пожала плечами, снова закупорила горшочек пучком листьев, потом положила в плетеный мешочек, который извлекла из-под дерева вместе с небольшим колчаном с полудюжиной стрел и маленьким луком.

Колчан она повесила на бок, лук – через плечо, мягкий вязаный мешочек перекинула через грудь на другое бедро. Потом деловито кивнула, давая понять, что готова. Жестом она показала на реку – не хочет ли он пройтись вдоль берега?

Джей указал на лесную чащу слева. Девочка кивнула и встала перед ним, едва заметным уверенным взмахом руки призывая его следовать за ней, и пошла впереди него, указывая путь.

Тихо, как зверь, пробиралась она между деревьями. Даже стрелы в ее колчане не стучали друг о друга. Узкую, еле заметную тропу на каждом шагу то преграждал упавший ствол, то ползучий стебель тянулся поперек от дерева к дереву. Дикарка переступала через бревна и подныривала под ветви, ни на секунду не замедляя размеренного шага. Запыхавшийся Джей топал за ней, как лошадь, ломая веточки, отшвыривая камни тяжелыми сапогами, ныряя под лианы, сдирая с лица липнущую противную паутину, смахивая жалящих мошек.