— Вот что, голубчик! — не выдержала Елена. — Я не могу больше тебя слушать. Остынь немного.

Елена быстро пошла прочь от него и вскоре скрылась за деревьями. Слезы душили ее. Никогда и никто не унижал ее так, как это посмел сделать Валерий. Но еще больше сам унизился в ее глазах.

Вышла к охотничьей избушке, стоявшей у прозрачного ручья. Много лет назад срубил ее дед Прохор. Уже и самого нет, а избушка только почернела да чуть-чуть осела в землю.

Дверь из толстых плах открылась, жалобно проскрипев, и впустила Елену в тесное пространство с одним окошком. Половину избушки занимали нары из грубых лесин, словно рассчитанные на слона. Сам дед Прохор был малорослым, поджарым, но почему-то любил все прочное, громоздкое.

В углу был очаг, сложенный из камней и глины. На припечке лежали сухие дрова и спички. Елена первым делом развела огонь — прогнать нежилой дух. Загляделась на языки пламени, забылась.

Она не опасалась, что Валерий может заблудиться в тайге. Тут хочешь не хочешь, а выйдешь к этой избушке или к реке. К избушке ручей приведет. Он берет начало в болотах, но туда Валерий не полезет, не такой уж неопытный. Река укажет дорогу к дому.

Думала о муже, и прежняя острая обида спадала. Трудно ему, тяжело на душе. Это она должна понимать. Очень скверно получилось, что завел он этот ненужный разговор, но не век же теперь держать на него зло. Надо простить, постепенно одумается, придет в себя.

Вскоре Елена совсем успокоилась, и ей даже пришло в голову прибрать в домике, мхом застелить лежак и провести тут с Валерием несколько дней. Это же так славно! Одни в лесу, никто не мешает, спокойно обо всем поговорят. Его надо успокоить, и все будет по-прежнему.

Провозилась часа два, пока надергала и натаскала мха, цветы поставила в банке, подмела, почистила, навела уют. Валерии уже должен был прийти. Или еще не остыл и хочет досадить ей? Пусть погуляет: проголодается — придет. А она пока наведается домой, возьмет еды. Но он может прийти без нее. Надо подождать. Прилегла на топчан, на пышный мох, и не заметила, как уснула. Вскочила в полночь. В окошко заглядывала огромная луна. Валерия не было. Может, вышел к реке, где они оставили лодку? Но не мог же поплыть домой без нее!

Елена побежала в лес. Долго кричала, дойдя до того места, где оставила Валерия. Тот не отзывался.

Уже под утро спустилась к лодке — та оказалась на месте. Взяла спрятанные в кустах весла и поплыла на другой берег.

Из дому выскочила встревоженная мать:

— Где вы пропали?

— Валерия не было? — спросила Елена машинально, заранее зная ответ.

— Ты одна?

— Разминулись. Искала, звала — не отозвался.

— Где там заблудиться? — старалась успокоить мать. — Может, на реке сидит. Удочки брал?

— Да нет, без удочек. В болота бы не забрел.

— Чего он туда пойдет? Не маленький, увидит.

— Ой, мама, надо людей поднимать. Что-то мне тревожно.

Деревня уже просыпалась. Тетки быстро разнесли новость. Никто серьезно к исчезновению Валерия не отнесся. Говорили одно и то же:

— Негде там заблудиться.

— Ручей выведет.

Однако несколько мужиков и баб изъявили готовность выйти на поиски. Походили по лесу, покричали — нет человека. И вовсе тревожно стало Елене. Подумалось, что Валерий мог назло ей полезть в болото. Но об этом своем предположении она никому не говорила.

К вечеру люди не солоно хлебавши вернулись из тайги. Назавтра уже больше народу пошло. Позвонили в район, в милицию. Милицейская моторка прибыла в обед. Капитан Сухов долго расспрашивал Елену, что да как.

— Почему одного оставили?

— Так уж вышло.

— Поругались?

— Разве это имеет значение?

— Все имеет значение, — многозначительно сказал Сухов, что-то записывая в блокнот.

Елена еще не верила, что могло случиться непоправимое.

— У вас есть служебные собаки? — спрашивала она Сухова.

— В округ надо звонить… Да и собаки те по-другому обучены.

К вечеру у Елены поднялась температура. Умом еще сопротивлялась, но душой чувствовала — стряслась беда. К ночи стала заговариваться, вся горела и металась. Афанасий и Петр отвезли ее в районную больницу. Неделю провалялась Елена в горячке. Петр все время был рядом.

Валерия так и не нашли.

— Утонул в болоте, — предположил капитан Сухов. — Другой версии не имею.

Елена вышла из больницы похудевшая и молчаливая. Даже матери не отвечала на вопросы, будто разучилась ее понимать. Пробыла в деревне еще неделю и уехала, быстро собравшись, будто бежала. Ее не хотели отпускать одну, но она настояла.

Петр улучил момент и сказал ей уже на причале:

— Нужен буду — позови.

Она кивнула, не поднимая глаз. Ей не хотелось никого слышать и видеть. С каким-то даже облегчением вздохнула, когда теплоходик отчалил и побежал вниз по реке.

В последний раз посмотрела на таежный берег. Где-то там остался Валерка. В мозгу все еще не укладывалось, что его нет. Как она будет жить без него? И есть ли смысл в такой жизни?

Вспомнила, как сама однажды угодила в болото. Ей было лет пятнадцать. Показалось, что кто-то кричит за деревьями, зовет на помощь. Она была с ружьем. Бросилась на зов. Мало ли что может случиться в тайге? Ощутив под ногами зыбкое место, пробежала его быстро, едва касаясь земли. Почувствовав твердь, остановилась. Посмотрела по сторонам и поняла, что оказалась в западне. Идти вперед — сплошные окна, чуть не так ступи и ухнешь в бездну. И возвращаться опасно: она уже знала, что там под тонким слоем мха — трясина. Как же быть? Человек непривычный растерялся бы (вот так мог растеряться Валерий). Но Елена была таежницей. Поползла на животе, во всю ширь раскинув руки. Пик страха наступил, когда посмотрела назад: там пузырилась, дышала зловонием, как огромное живое существо, болотная топь.

Ехала назад, вспоминая разговоры, которые недавно вела с Валерием. Как изменился мир без него!

Отчаянье было так велико, что из этих и последующих дней почти ничего не осталось в памяти. Только то, что записала в дневнике.

«19 августа.

Я вернулась в пустой дом. Из записки, оставленной хозяйкой, узнала, что та уехала в Брянск к младшему сыну и ждать ее надо не раньше, чем через полгода.

На улице стояла жара. Но, когда я открыла дверь, на меня дохнуло могильным холодом. Мысли, которые я настойчиво гнала все это время, вдруг навалились снова.

Мысли о том, что я ненароком погубила самого дорогого мне человека.

Пустой дом, пустой мир. Меня никто не ждет. Меня никто не любит. Так зачем, спрашивается, жить?

Чтобы обрести хоть какую-то отдушину, начала вести дневник. Вернее, не начала, я вела дневник и раньше, как говорится, в девичестве. Время от времени записывала впечатления прожитого дня, когда училась в старших классах, регулярно — в те три месяца, когда ждала Валерия. После свадьбы сказала себе — довольно, у Елены Угловой нет времени заниматься всякой ерундой. Надо спешить жить!

И вот теперь, после стольких лет, после ужасной потери, я отыскала старую тетрадку. Когда начала перечитывать, время для меня словно остановилось. В какой-то момент вдруг почувствовала, что по щекам текут слезы. Там, в далеком прошлом, жила и радовалась жизни, мечтала о прекрасном принце и надеялась на скорую встречу неплохая, чуть-чуть сентиментальная девочка Лена. Почему же жизнь сложилась так бестолково? Почему не вышло счастья с Валерием? За что все эти муки? В чем я виновата?!

Долгое время просидела, не шелохнувшись. Удары сердца звоном отдавались в ушах. Потом волнение улеглось, сердце вошло в свой обычный ритм, но меня почему-то начала обволакивать сонливость. Может, это и к лучшему Если сейчас не усну, то груз тоски, который все время ощущаю, просто раздавит меня»

«22 августа.

Спала почти до одиннадцати. Пробудилась от внезапного прикосновения: как будто кто-то ласково гладил меня по лицу. Так, бывало, делал Валера…