Сергей нахохлившимся петухом проскользнул в купе и громко лязгнул дверью — вот, мол, до какой степени он меня презирает. Я чуть не рассмеялся, он принадлежал к тем людям, которые не могут обижаться долго. Пока доедем, он уже забудет о нашей размолвке и все пойдет по-прежнему.

Спустя час и я вошел в купе. Ольга беззаботно спала, посапывала, Сергей с бормотанием ворочался. Только с Ириной полки не доносилось ни звука. Я понял, что она не спит.

Быстро раздевшись, взобрался на вторую полку и накрылся простыней. Лежал не шелохнувшись, но, чтобы сделать вид, будто сплю, старался дышать как можно громче и ровнее.

Видимо, девичья гордость не позволяла Ире первой сделать шаг к примирению. Она ждала этого от меня — и готовилась меня простить. Но время шло, и я все глубже погружался в объятия сна.

И тогда Ира не выдержала:

— Валера!

В ее негромком голосе слышался такой страстный призыв, что мне сразу сделалось не до сна. Горячая рука коснулась моего плеча. Я почувствовал, как по моим жилам растекается такая же горячая кровь. Сквозь прищуренные веки различал зеленый огонь ее глаз.

Какое же потребовалось усилие, чтобы не ответить на этот призыв!

— Спишь, что ли? — в голосе Ирины слышалась обида и разочарование.

Она резко отдернула руку и отвернулась к стене. И хотя лицо ее утопало в подушке, я уловил еле сдерживаемые рыдания. Я понимал, что она чувствует в этот момент и как, должно быть, презирает меня. Впервые в жизни она встретила человека, с которым готова была связать судьбу, а он оказался таким ничтожеством!

«Милая Ира, лучше я испорчу тебе своим поведением один этот вечер, нежели всю оставшуюся жизнь, — в мыслях отвечал я на эти упреки, словно девушка могла меня услышать. — Я знаю, первая любовь долго не забывается. Но ты обязательно встретишь на жизненном пути того, с кем будешь счастлива. А потому прости меня. И спасибо тебе за зеленый огонь твоих глаз. Он спас меня в этой беспросветной тьме. Теперь я верю, что рано или поздно обязательно выберусь из болота, в которое сам себя загнал…»

— И ты даже не попытался ее разбудить, когда вы с Мешковым выходили? — с каким-то тревожным участием спросила Елена.

— Она вовсе не спала, — грустно усмехнулся Валерий. — Смирилась… Когда поезд подходил в нашей станции, я спрыгнул с полки, разбудил чутко спавшего Сергея и вышел в тамбур. Вскоре показался и Сергей с обеими нашими сумками. Поезд остановился, и мы вышли на перрон. Нас уже встречали… Сергей шепнул, что Ольга оставила ему свой адрес и, на всякий случай, адрес Ирины. Так что, коль пожелаешь, то могу ей написать. Но я твердо решил этого не делать…

— Так нельзя Валера, — убежденно сказала Елена. — Может статься, что Ирина до сих пор живет в ожидании твоего письма. Такие раны очень долго не заживают. По себе знаю… Она может еще долгие годы ждать: а вдруг ты объявишься?

— Ты думаешь?

— Почти уверена. Хочешь знать, в чем твоя главная беда, Валера?

— Очень хочу.

— Ты все-таки не силен в женской психологии. Если уж девушка кого-то по-настоящему полюбила, то это на всю жизнь. Ох, не завидую Ире! Неужели ты не понимаешь?

— Значит, ты считаешь, я должен ей написать?

— Конечно. Напиши все честно. Пусть не строит никаких планов. Пусть, если встретит хорошего человека, со спокойным сердцем выходит замуж.

— Понятно, — глядя на Елену, сказал Валерий. — Напишу, что обрел-таки верную женщину, которая, к тому же, оказалась моей прежней женой.

Елена рассмеялась, наклонилась и поцеловала его в щеку. Она никак не ожидала, что Валерий обхватит ее рукой за шею и притянет к себе, а его губы отыщут ее губы. Она вся затрепетала.

В палату вошла пожилая медсестра — было время мерять температуру. Но, увидев, что между больным и сиделкой происходит нечто не предусмотренное больничными правилами, с понимающим видом потупила глаза.

Елена вырвалась из объятий Валерия, быстро встала и направилась к сестре, смущенно поправляя воротник халата.

— Я хотела пощупать его лоб, — пыталась сочинять на ходу, — да вот потеряла равновесие…

— Я понимаю, — передала сестра ей градусник, — современной женщине очень трудно сохранить равновесие, а уж когда имеешь дело с таким больным…

И, многозначительно хмыкнув, вышла в коридор.

— А почему мы должны стесняться нашего чувства? — подал голос Валерий. — Ты моя жена, я твой муж — этим все сказано.

Сама Елена не стала бы затрагивать эту тему. Но он чувствовал, что у нее на душе, и, как всегда, спешил высказаться напрямик.

— Ты все еще больной, а я — твоя сиделка, — возразила Елена.

— Хорошая сиделка, — польстил Валерий. — Поэтому мне хочется поскорей выздороветь и проверить, какая из тебя жена.

— Пока ты еще слишком слаб для таких проверок, — с лукавой усмешкой сказала Елена.

— А что говорят врачи?

— Что все хорошо. Полным ходом идешь на поправку.

— Прекрасно. Именно это мне и хотелось узнать.

Елене же хотелось знать и другое. То, до чего они только-только дошли: как дались Валере его «сезонные работы», какой след оставили в психике? Этот вопрос беспокоил ее больше, чем что-либо другое. Но задавать его в тот вечер не решалась — Валера нуждался в отдыхе.

К этой теме Елена обратилась на следующий день.

— Валера, — начала она сразу после завтрака, когда тот удовлетворенно потягивался на кровати, — а что же было дальше? Я не требую подробного отчета — только то, о чем ты сам хочешь рассказать.

Валерий несколько минут молчал — не так-то легко оказалось вернуться к тяжелым воспоминаниям.

— Дальше?.. Милая, была война, — наконец заговорил он. — Настоящая партизанская война со всеми ее кошмарами. Не хотел бы повторить путь наемника. Пусть бы даже платили втрое больше. Никогда не знаешь, где находится враг. То мы за кем-то гоняемся по ущельям, то нас кто-то преследует в горном лесу… Другое дело, когда есть линия фронта. А тут… Мне и Сергею подчинили подразделения боевиков, и время от времени мы выполняли приказы: расстреливали из засады воинские автоколонны, отражали атаки. Все это было бессмысленно и страшно. Я до сих пор так и не понял, ради чего там проливались реки крови.

— Все время в напряжении?

— Не то слово. Я жил звериными инстинктами, из которых преобладающий — инстинкт самосохранения. Как еще может чувствовать себя человек, каждую секунду ожидающий автоматной очереди из-за любого дерева, любого камня?..

— А в промежутках между боями?

— Тут каждый вел себя по-своему. Серега стал было курить марихуану. Еле отучил его. Если вдуматься, вроде бы какое мне дело до того, что мой товарищ с помощью наркотиков пытается превратиться в большую свинью? Но я все время чувствовал какую-то ответственность перед Маргаритой. Ужас как не хотелось привезти Серегу супруге вперед ногами.

— А ты сам?

— Как пытался расслабиться?

— Да чего же ты настырная, Ленка! — рассердился в шутку Валерий. — Я там пристрастился к старинному средству, которым еще мои предки снимали любое напряжение…

— К водке, что ли?

— Какая ты у меня догадливая! — тем же шутливым тоном похвалил жену Валерий. — К ней, родимой. Нам ящиками поставляли это добро. Причем по ассортименту всегда можно было угадать ближайшие замыслы командования. Если привозили контейнер «Распутина», значит, наутро последует приказ о наступлении. Если «Смирнофф» — будем сидеть на своих рубежах… Не хотел бы показаться квасным патриотом, но все эти заморские водки ни в какое сравнение с отечественной «Столичной» не идут.

— Где водка, там женщины, — с деланным безразличием заметила Елена.

Валерий от души расхохотался:

— Так вот, что тебя беспокоит на самом-то деле! Я думал, ей что-нибудь другое интересно, а она, оказывается, боится, что я ей там изменял! Ой, не могу! Ой, сразила!

— Неправда, многое другое меня тоже беспокоит, — с досадой сказала Елена. — Но, между прочим, я — твоя жена и имею право знать…