Лизбет снова задрожала от ужаса, но потом поняла: нужно проверить, дышит ли он. Убедившись, что Даскин дышит, она радостно рассмеялась и задумалась о том, что же делать дальше. Правая щека Даскина была залита кровью и начала опухать. На лбу его зрела шишка. Подумав ещё пару секунд, Лизбет вскочила и помчалась в сад. Там она наполнила миску водой из фонтана и вернулась к Даскину. Он по-прежнему лежал, не шевелясь. Оторвав от подола юбки полоску ткани, Лизбет смочила её в воде и приложила ко лбу Даскина. Даже сейчас, когда лицо его было разбито, он казался ей немыслимо красивым.

— Но все не может закончиться счастливо, — бормотала Лизбет. — Как в «Грозовом перевале», наши дороги должны разойтись.

Грегори прождал три часа в комнате, принадлежащей Человеку в Чёрном, — тесной полутёмной каморке, где стояли только два деревянных стула. Судя по всему, понятие комфорта Верховному Анархисту было чуждо, но Грегори мучило не отсутствие роскоши: за дверью комнаты его стерегли двое Превращённых, и он уже не мог понять, кто он — гость или пленник. Он думал о том, не суждено ли и ему в самом ближайшем времени жуткое превращение. Впервые Грегори лицом к лицу столкнулся со страшной реальностью того, как действовали на практике те догматы, которые он исповедовал. Одно дело — разглагольствовать о превращении людей в богов, а совсем другое — перспектива напрочь лишиться собственной свободы воли. Это наполняло Грегори невыразимым страхом.

Да, он всегда был готов к мысли о самопожертвовании, но… Если все анархисты подвергнутся превращению, кто же будет управлять процессом? Одному человеку, даже такому великому, как Человек в Чёрном, это не под силу. Тирания была одним из тех пережитков Высокого Дома, который следовало уничтожить. А здесь происходили события, вершившиеся без одобрения и санкций Совета Анархистов.

К тому времени как в комнату явился Верховный Анархист. Грегори шагал из угла в угол. Он приготовился к тому, чтобы потребовать у Человека в Чёрном объяснений.

— Хорошо ли ты провёл время? — осведомился Человек в Чёрном.

— Я предавался раздумьям, — буркнул Грегори. — Тут у тебя не особо развлечёшься.

— В этой комнате я наслаждаюсь природой и красотой Порядка. Это самая совершённая форма досуга, она приносит мне неизбывное наслаждение. Симметрия углов, ровные линии стульев. Они приносят такое умиротворение после хаоса, царящего в доме.

— Почему ты подверг превращению наших собратьев? Что ты задумал? Я требую ответа. Я занимаю не последнее место в Совете и…

— Сейчас не время задавать вопросы.

— Придётся отвечать! — рявкнул Грегори и заехал кулаком по стене. — Неужели мы продали наши души ради амбиций деспота?

— Нет, — еле слышно, но властно отозвался Человек в Чёрном. — Уверяю тебя, когда наш труд будет завершён, мы обретём Порядок, с Порядком придут мир и спокойствие. Мы работаем с очень сложным оборудованием, мы должны поддерживать равновесие. Анархисты были подвергнуты превращению именно в целях поддержания равновесия. Для того чтобы убедить тебя в этом, мне бы потребовалось двое суток засыпать тебя математическими выкладками. Да и потом, разве ты понял бы все до конца? Или ты просто боишься, что тебе тоже грозит превращение? Пока это не нужно.

Гнев Грегори немного унялся. Уже почти десять лет он безраздельно верил этому человеку. Он знал: Человек в Чёрном — истинный Гений, ему можно доверять. Грегори вздохнул, протёр глаза.

— Каковы наши ближайшие планы?

— Я получил важное известие, из которого следует, что нам нужно принять самые срочные меры. Наши надежды на то, чтобы уговорить Даскина перейти на нашу сторону, не оправдались.

— Не стоит слишком поспешно сбрасывать его со счётов. Человек в Чёрном предостерегающе поднял руку.

— События развиваются быстрее, чем мы предполагали. Картер Андерсон проник в Дом, и его следует найти. Следует захватить и Даскина, пока он не встретился с девчонкой. Мне не нужны независимые переменные. Я их терпеть не могу. Я отправил солдат в комнату Лизбет и вызвал сорок тысяч Превращённых с Ониксовой Равнины. Дом велик, но этого числа воинов должно хватить для того, чтобы самым тщательным образом прочесать все помещения.

— А мне что делать?

— Возьми несколько человек и найди Даскина. Попробуй договориться с ним, если сумеешь, но как только мы захватим Картера Андерсона, Даскин нам уже не будет нужен. Затем мы и Даскина подвергнем превращению, и больше он не станет нам мешать. Наступит Порядок.

Даскину снилось, будто его волокут по неровному полю, по колючей стерне, и его спину больно царапают торчащие из земли соломины. Небо было тёмным, он не видел, кто тащит его. Ему очень хотелось попросить, чтобы его бросили, но он не в силах был разжать губы. Миновало какое-то время, и руки, сжимавшие его запястья, разжались. Он лежал на невысоком холме посреди скошенной жухлой травы. Над его головой кружились ястребы, издававшие странный металлический клёкот.

Долго-долго он лежал в темноте, но когда очнулся, увидел огонёк свечи, окружённый золотистым ореолом. Сначала Даскин решил, что лежит, как ему и снилось, в сухой траве. Травинки упали на его лицо, на глаза. От них исходил странный, томительный, звериный аромат. Даскин пошевелился, странные травинки отодвинулись, и он увидел рядом с собой девушку со спутанными волосами. Лицо у неё было тонкое, осунувшееся и печальное, с высокими скулами и вздёрнутым носом, а глаза — нежно-голубые, казавшиеся непропорционально огромными. Более печального и пугающего лица Даскин не видел никогда в жизни.

— Лизбет? — хрипло проговорил он.

— Я не хотела, — жалобно отозвалась девушка. — Я не знала, что это ты.

— Все… хорошо, — попробовал улыбнуться Даскин и потрогал шишку на лбу. — А ты вовсе не маленькая девочка. Почему-то я думал, что ты — маленькая девочка. — Он устало рассмеялся. — Вот дурак! А ты такая красавица…

С этими словами он снова впал в забытьё, и ему казалось, что он слышит тихий голос, напевающий детскую песенку.

Очнувшись вновь, Даскин не увидел рядом с собой Лизбет. Где-то вдалеке еле-еле горела красноватая лампа. Даскин повернул голову и обнаружил, что лежит в зарослях терний. Он не сразу вспомнил обо всем, что с ним произошло: о побеге от анархистов, о том, как он гнался за девушкой по полутёмным коридорам и комнатам, о том, как на него упала тяжеленная статуя. Потом ему припомнилось ангельское лицо склонившейся над ним Лизбет.

У Даскина нестерпимо болели лоб, висок и подбородок, ныли плечо и левая лодыжка. Он ощупал ноги и удивился тому, что кости целы. Правда, поворачивать руку в запястье было больно. Он неуклюже сел и разглядел неподалёку фонтан, в центре которого возвышалось трехъярусное лепное украшение в виде человеческих голов. Открытые рты заросли мхом. Казалось, каменные головы жевали его и поперхнулись. Вода, переполнявшая чашу фонтана, вытекала по каменному жёлобу, вилявшему среди терний, разросшихся до самого верха замыкавших сад серых гранитных стен. Казалось, этот жуткий колючий лес непроходим, за исключснием клочка земли, на котором сидел Даскин. Над головой его в проёме между стеблями чернело беззвёздное небо.

Услышав неподалёку шорох, Даскин потянулся за пистолетом, но вспомнил, что его отобрали анархисты. Тогда он повернулся на шорох и увидел Лизбет. Она пробиралась через колючие заросли по только ей ведомой тропе. Высокая, болезненно худая, она молча опустилась рядом с Даскином на колени и застенчиво протянула ему тарелку с сухарями и куском серого мяса и кувшин с водой.

— Спасибо, — сказал Даскин. — Где я нахожусь?

— Это мой сад, здесь я ращу мои тернии.

— А как я сюда попал?

Лизбет смущённо кашлянула и посмотрела ему в глаза.

— Я боялась, что нас увидят анархисты, вот и притащила тебя сюда.

Даскин огляделся по сторонам.

— Но как же ты протащила меня через эти колючки?

— «Как бы то ни было, Нелли, — рассеянно проговорила Лизбет, — после долгих скитаний я вошла в дом, и часы пробили двенадцать. Если бы я шла привычной дорогой, вышло бы, что каждую милю я преодолевала за час».