— Человек в Чёрном лгал мне?

— Не только в этом.

Лизбет поддела босой ногой камешек.

— Прости за то, что я издевалась над тобой — тогда, когда ты томился в подземелье.

— Подумаешь, ерунда, — сказал Картер и раскинул руки. Лишь миг помедлив, Лизбет бросилась в его объятия.

— Я так люблю тебя, малышка, — пробормотал Картер, гладя её волосы.

— И я люблю тебя, Картер, — прошептала она и снова расплакалась.

Тут послышался оглушительный треск — это, догорая, рухнули последние останки Обманного Дома, и наконец он исчез окончательно, как сон. Только разрозненные языки пламени догорали, облизывая голые камни.

В изумлении спутники вернулись туда, где стоял дом, но от него не осталось и следа.

Лишь Даскин и Лизбет не пошли смотреть на то место, где был прежде Обманный Дом. Они стояли поодаль друг от друга.

— Теперь ты снова отправишься охотиться на гнолингов? — смущённо спросила Лизбет, искоса взглянув на Даскина.

— Нет. — Он покачал головой, подошёл к ней и взял её за руку. — Я больше никогда не стану охотиться на них ради потехи. Грегори погиб, а я нашёл кое-что получше охоты. Довольно мне вести разгульную жизнь. Пора расстаться с мальчишескими забавами и стать мужчиной.

— Ты об этом говорил, когда сказал, что мог бы полюбить меня?

— В те последние мгновения, перед тем, как ты шагнула за порог, я уже знал, что это так и есть. Я уже люблю тебя, Лизбет.

— А я любила тебя всегда, — сказала она. Она смотрела на него, запрокинув голову. Он обнял её и крепко поцеловал.

— Смотри, — сказала Сара, встав рядом с Картером. Хозяин Эвенмера обернулся и изумлённо вздёрнул брови. Они с женой обменялись радостными улыбками. К ним подошёл Чант.

— «Герой для нёс он на все времена, прекраснее всех первоцветов — она. Влюблённым молчать, право слово, милей, чем слушать, как трели ведёт соловей».

Следующие несколько дней оказались нелёгкими. При разрушении Обманного Дома погибли тысячи Превращённых, а те из них, что остались в живых, очнулись в смятении и не могли ничего вспомнить о том, что с ними стряслось. Картер и его спутники собрали всех уцелевших и повели в Муммут Кетровиан, чем вызвали настоящую панику в Шинтогвине — ещё бы не запаниковать, когда из Внешней Тьмы в их страну явилось целое войско! Правитель страны, лорд Джеггед, будучи застигнутым врасплох, с радостью позволил прибывшим беспрепятственно пройти по его территории. Правда, странствие могло пройти и не слишком безмятежно. Узнав о том, что шинтогвинцы сыграли роль в их порабощении, муммутцы были готовы с ними поквитаться, но Картер, к которому в полной мере вернулось владение Словами Власти, употребил все своё влияние для того, чтобы никаких стычек по пути не произошло.

После Муммут Кетровиана идти стало легче. Теперь, когда не было нужды таиться, спутники быстро и без хлопот добрались до Внутренних Покоев. Сейчас важнее всего было водворить Краеугольный Камень на его законное место. По этому поводу велись жаркие споры. Некоторые предлагали, чтобы эвенмерские умельцы соединили между собой половинки камня, но Картер, боясь, что при этом целостность камня может пострадать ещё сильнее, в конце концов от этого отказался.

Нункасл возглавил охрану Краеугольного Камня — отряд из оставшихся в живых гвардейцев. Картер, Сара, Даскин, Лизбет, Чант и Енох отправились в Иннмэн-Пик, чтобы посмотреть на церемонию. Рядом с Сарой стоял граф Эгис, и Сара то и дело заботливо поправляла его съезжающие с переносицы очки, а Лизбет все время его обнимала и не отходила от графа ни на шаг. Свет дня и любовь уже произвели с ней разительные перемены — словно за ночь она превратилась из девочки в женщину.

Гвардейцы уложили две половины Краеугольного Камня в яму. Картер подошёл и приложил осколок к углу правой половины. С громким шипением все три куска мгновенно соединились, от Камня повалил дым, и показалось, будто бы херувимы забили крыльями. Картер в изумлении отступил, и в это мгновение с небес к Камню устремился столп ало-зеленого пламени, и в нем на краткий миг проступил силуэт существа в белых одеждах, с золотистыми волосами до плеч, с мечом в одной руке и митрой — в другой. Глаза его сверкали, но взгляд не был устремлён на стоявших по кругу смертных. Он словно смотрел в даль, недоступную их пониманию, и Картер порадовался этому, ибо смотреть в глаза ангела было невыносимо. Земля сотряслась, стоявшие у Камня едва удержались на ногах, а потом видение исчезло, сверкнув искрой на востоке. Одни говорили, что это был ангел, другие — что игра света. Но Картер опустился на колени и склонил голову, и его спутники последовали его примеру.

— Вот: я полагаю в основание на Сионе камень — камень испытанный, краеугольный, драгоценный, крепко утверждённый. Верующий в него не постыдится (Ис. 28:16).

В молчании все ушли от кратера в Иннмэн-Пике.

Потом, позднее, Картер распорядился заложить яму каменной кладкой, дабы Краеугольный Камень был скрыт от людских глаз на вечные времена.

Многие из залов и коридоров Эвенмера сразу же стали такими, какими были прежде, но не все — словно бы в назидание о пережитых ужасах. А три дня спустя, когда Картер вернулся во Внутренние Покои, он получил прелюбопытное известие. Он стал искать Лизбет. Нашёл он её в буфетной, где та пила чай из серебряной чашки и смотрела в окно на тающий под солнцем снег. Солнечные лучи играли на её золотистых волосах, крупными волнами ниспадающими по спине. Хорошее питание сделало своё дело, и всего за неделю худоба Лизбет пошла на убыль. Она встретила Картера взглядом, в котором теперь навсегда радость смешалась с печалью.

— Доброе утро, — сказал Картер. — На что ты смотришь? Лизбет улыбнулась, но тут же стала задумчивой.

— Все так ново. Думаю, теперь все для меня будет казаться таким новым — каждый рассвет, каждый зелёный листок, каждое прикосновение дружеской руки. Видишь, как отражает свет эта чашка? Я могла бы часами ею любоваться! Мне так долго всего этого не хватало! У меня похитили детство, и это печалит меня. Но разве смогла бы я так радоваться свету, не проведи я столько лет в темноте? — Она опустила глаза, посмотрела на блузку, расшитую бисером, и жёлтую юбку и улыбнулась. — И это я! Я, которая думала, что мне в жизни больше никогда не надеть нового платья, а теперь я сижу здесь… О нет, это больше чем чудо! Это исполнение всех моих мечтаний!

— У меня есть новость, — негромко проговорил Картер и, сев рядом с Лизбет, взял её за руку. — Новость хорошая, но странная.

— Расскажи, — взволнованно взглянула на него Лизбет.

— Сегодня я получил известие. Похоже на то, что в краю Внешней Тьмы, на Ониксовой Равнине появились новые постройки. Дом с комнатами и коридорами, дверями и мебелью.

Лизбет долго молчала, а потом спросила:

— Настоящий дом?

— Говорят — настоящий. Он появился через несколько мгновений после того, как мы уложили на место Краеугольный Камень. Пока этот дом окончательно не обследован, но мне сообщают, что в самой его середине находится особенная комната — самая красивая. Её стены перекрыты куполом, а в комнате множество гигантских кукол и игрушечных поездов и фигурок, изображающих Даскина, Сару, графа Эгиса и меня.

— Там есть окна? — спросила Лизбет.

— Сотни окон. И стеклянные потолки. Об этом мне тоже сообщают. Дом буквально залит солнцем.

— Так, значит, той мрачной равнины больше нет?

— Она по-прежнему существует, но она как бы отодвинута дальше, за дом.

Лизбет перевела взгляд на тающий снег за окном.

— Это хорошо. Только я не понимаю, как это случилось.

— Я тоже, — кивнул Картер. — Но я думаю, что дом возник потому, что ты пожертвовала собой, без страха ступив в бездну. Я решил, что ты должна об этом узнать.

Мистер Макмертри неделю провёл во Внутренних Покоях. Он все ещё тяжело переживал смерть Филлипа Крейна. Картер сомневался, что старик-архитектор когда-либо сможет забыть об утрате лучшего друга. Но как-то раз Макмертри вошёл в столовую, где в это время сидел лорд Андерсон, встал перед ним по струнке и сказал: