— Я так понимаю, это услуги управляющей компании? — спросила я.

Алан кивнул:

— Да. Садовники приезжают раз в неделю, расчисткой кустарников занимаются перед сезоном жары, красят дом каждые два года.

— Каждые два года? — удивился Барри. — Я свой дом раз в пять лет крашу.

— Здесь воздух соленый, — объяснил Алан.

— А где же адвокат? — спросила я.

— Ему позвонил клиент, и он вынужден был к нему поехать.

— А ключи у нас есть?

— Есть, — улыбнулся Алан и, разжав огромный кулак, явил два ключа.

— В таком случае давайте войдем.

Когда я переступила порог, чувство оторванности от этого мира вновь нахлынуло на меня и унесло в прошлое. Не шла из головы история Сары, столь ярко описанные ею мысли и чувства, словно я сама совершила ужасное путешествие в пропасть. Казалось, вот-вот выбегут нам навстречу Бастер и Дорин, и я даже расстроилась, когда этого не произошло. В доме было темно. Солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь тростниковые жалюзи, лишь создавали эффект сумерек.

Мои ноги ступили на роскошный вишневый паркет, скрытый под толстым слоем пыли. Я двинулась вправо, в кухню. Взгляд упал на пыльные гранитные столешницы и шкафы с фурнитурой из нержавеющей стали. Слева располагалась огромная комната, больше похожая не на гостиную, а на зал для приемов. В комнате вполне свободно могли чувствовать себя человек десять, если бы им вздумалось закружиться в вальсе, и даже двадцать, но уже без танцев. Здесь паркет заканчивался. Я прошла дальше и попала в еще более просторную комнату, справа граничившую с кухней, а оттуда — в гостиную, уже классическую. На полу лежал толстый коричневый ковер. Я шагнула вперед, осмотрелась, невесело улыбнулась. Коричневый ковер гармонично вписывался в интерьер, сочетался и с цветом стен, и с мебелью этой гостиной, созданной погибшей художницей, которая очень тонко чувствовала цвет. Коридор повернул налево и привел меня в глубь дома. Справа стоял огромный, явно очень удобный диван. За раздвижными дверьми толстого стекла маячил двор. Дом был погружен в тяжелую, почти гнетущую тишину.

— Похоже на склеп, — пробормотал Барри, словно услышав мои мысли.

— Да уж, — откликнулась я и повернулась к Алану: — Давайте все тщательно разберем, шаг за шагом.

Алан раскрыл досье по этому делу, которое оказалось весьма тонким, и сверился с ним.

— Никаких признаков насильственного вторжения. Вероятно, преступник имел дубликат ключей. Дежурные офицеры Сантос и Джонс вошли через стеклянные раздвижные двери, ведущие в дом со двора. Тела мистера и миссис Лэнгстром были найдены прямо здесь. — Алан кивком указал, где именно.

Мы приблизились.

— Ты и правда не шутил, что здесь никого не было с тех пор, как ушла криминальная группа, — пробормотала я.

На полу отсутствовал квадратный кусок ковра, его отрезали криминалисты, чтобы исследовать кровь. Они взяли ровно столько, сколько нужно. Темные пятна до сих пор были заметны повсюду, даже на стенах и на диване. Увидели мы и ужасные последствия выстрела в голову.

— Мистер Лэнгстром был закован в наручники и обнажен, его жена — тоже. Он лежал лицом вниз. Миссис Лэнгстром — на спине, а ее голова находилась именно там, где отсутствует кусок ковра.

Я закрыла глаза и представила себе эту картину.

— Медицинское обследование, проведенное на месте преступления, говорит о том, что в глазах мистера Лэнгстрома были обнаружены точечные кровоизлияния, а на шее — синяки, полученные в результате удушения. Вскрытие подтвердило эти факты.

— А труп миссис Лэнгстром вскрывали? — спросила я. — Могли и не вскрывать, раз она покончила с собой.

— Вскрывали.

— Продолжай.

— Экспертиза подтвердила, что тела не перемещали после смерти. Муж и жена умерли там же, где их и нашли. Смерть наступила приблизительно в пять часов утра.

— Это первое, что показалось мне несколько странным, — сказал Барри.

Я взглянула на него:

— Что именно?

— Время смерти — пять часов утра. Полицию вызвали часом позже. Из какого же пистолета она стреляла?

Алан не стал заглядывать в дело. Он уже думал над этим вопросом.

— Из девятимиллиметрового.

— Мощная штука, — заметил Барри. — Громыхнет так громыхнет. Почему никто не слышал выстрела?

— Кэтти Джонс задавала тот же вопрос, — сказала Келли.

— Небрежность, — сказал Алан с отвращением и покачал головой. Он имел в виду работу полицейских.

До ФБР Алан десять лет проработал в убойном отделе полиции Лос-Анджелеса. Он всегда очень внимательно относился к деталям и не искал коротких путей. Если бы он принимал участие в следствии десять лет назад, то непременно задумался бы о звуке выстрела.

— Продолжай, Алан, — сказала я.

— Сару нашли на улице, почти без сознания. Никаких упоминаний о том, что у нее была обожжена рука, нет, — произнес Алан и выразительно на меня посмотрел.

— Мы сами видели маленький шрам у нее на ладони.

Алан нахмурился, еще более раздраженный.

— Очередная небрежность. Им неохота было копаться в дерьме, вот они и проглотили то, что преступник им приготовил.

— Все это плохо, согласна, — сказала я, — зато нам сейчас на руку. Раз тут ничего не искали, значит, до сих пор могут оставаться улики, которые выведут на преступника.

— А что насчет оружия? — спросила Келли.

Алан бросил на нее недоуменный взгляд:

— Ты о чем?

— Полиция выяснила, откуда взялся пистолет? Он вообще Лэнгстромам принадлежал?

Алан бегло просмотрел дело.

— Пистолет незарегистрированный, без серийного номера. Здесь написано, что предположительно Линда купила его с рук, — сказал он и продолжил с сарказмом: — Конечно, ведь Линда Лэнгстром прекрасно знала, где можно прикупить огнестрельное оружие… Зачем ей вообще было беспокоиться? Если Линда собиралась застрелиться, вряд ли она волновалась о том, что ее вычислят.

Я посмотрела на Барри:

— Пистолет мог остаться среди вещдоков?

— Пожалуй, да. Уничтожение вещественных доказательств — дело хлопотное. Потребуется около часа, чтобы заполнить все необходимые бумаги, а, насколько я понимаю, эти ребята особо не напрягались.

— В таком случае, Алан, займись пистолетом. Проведи баллистическую экспертизу.

— Наверняка на нем что-нибудь да висит, — кивнул Алан.

— Что там дальше?

— Пуля экспансивная, с углублением в головной части, из тех, что приносят максимальные разрушения на выходе. — Он перевернул страницу. — Отпечатки Линды Лэнгстром обнаружены на шее мистера Лэнгстрома, что говорит о ее причастности к убийству. Были найдены предсмертная записка и антидепрессанты.

— Какие? — поинтересовалась я.

— Об этом ни слова, просто сообщение, что их нашли.

— А другие вещественные доказательства?

Алан покачал головой.

— Криминальная группа работала только здесь, да и то очень небрежно. Больше они ни к чему не притрагивались.

— Они ничего не искали, чтобы не разрушить свою версию, — задумчиво произнесла Келли. — Собирали улики, подтверждающие лишь то, что они уже знали.

— Думали, что знали, — поправил Алан.

— А где был убит пес? — спросила я.

Алан вновь сверился с документами.

— Рядом со входом. Вот, взгляни. — Он нахмурился и протянул мне фотографию.

Я внимательно посмотрела на нее и скривилась. На фото был обезглавленный Бастер, преданный пес лежал на вишневом паркете в передней. Я прищурилась.

— Интересно, правда? — спросил Алан.

— Даже очень, — ответила я.

Бастер лежал на боку. Его голова — если бы она была — смотрела на входную дверь. А окровавленная ножовка валялась неподалеку.

— Если пса убила Линда Лэнгстром, — сказала я, — почему он у входа? Почему он смотрел в сторону двери? Похоже, он отреагировал на входящего в дом, а не на человека, находившегося внутри.

— Мало того, — подхватил Алан, — в спальне Сары была обнаружена кровь. Анализ показал, что кровь не человеческая. Это подтверждает историю Сары о голове Бастера, брошенной ей на кровать. Здесь концы с концами не сходятся. То, что Линда обезглавила пса, явно притянуто за уши. И бросила дочке на кровать?! Хрень какая-то!