— Здо́рово! Вот она — любовь! Я хочу, чтобы ты запомнила этот момент как последний, который ты прожила без боли. Поверь, это поддержит тебя в будущем. — Незнакомец замолчал, вглядываясь в лицо девочки. — А теперь заткнись и смотри.

Он повернулся к родителям Сары. Девочка чувствовала себя как во сне, все вокруг стало смутным, расплывчатым. И страх, и ужас, и слезы — все это не исчезло, только отдалилось — Саре пришлось бы напрячься, чтобы расслышать крики. Но ее нежелание делать это было огромным и непреодолимым, слишком тяжелой ношей для ее хрупких плеч.

Заглянув в мертвые глаза Бастера, Сара пронзительно закричала, да так, что у нее остановилось сердце. Не совсем, не навсегда, но в тот момент она даже не слышала собственного крика. Бастер… Столько муки было в этом имени, столько опустошающей душу боли. В определенной степени Сара понимала, что смерть Бастера — только начало. Незнакомец был не просто черной волной — он представлял собой океан мрака. Огромное бездушное ничто в человечьем обличье, способное поглотить все светлые волны и уничтожить смех и добро. Цивилизованное общество прилагает все усилия, чтобы защитить молодежь от зла, но порой упускает из виду одно обстоятельство: дети всегда готовы поверить в существование чудовищ. Сара знала, Незнакомец и есть чудовище. Она поняла это, когда он бросил ей на кровать отрезанную голову Бастера.

— Сэм и Линда Лэнгстром, — произнес Незнакомец, — будьте добры, послушайте меня внимательно. Вы должны понять, что смерть неизбежна. Я убью вас обоих. Отбросьте все ваши надежды — вам не выжить. Лучше сосредоточьтесь на том, что вы еще в состоянии держать под контролем, — на будущем Сары.

Сердце Линды Лэнгстром бешено забилось, когда Незнакомец сказал, что убьет их. Она ничего не могла с собой поделать, желание жить вполне естественно для человека. Но когда он сообщил, что судьба Сары еще не решена, ее сердце немного затихло. Волнуясь за дочь, Линда не сводила с нее глаз и почти не слушала стоявшее над ней чудовище. Однако при словах «будущее Сары» она перевела взгляд на Незнакомца и заставила себя сосредоточиться.

Незнакомец улыбнулся.

— Да. Вот она — любовь! Еще одна разновидность, обладающая подлинной силой, — любовь матери к ребенку. Мать будет убивать, мучить и калечить, лишь бы спасти свое дитя. Будет лгать, воровать и заниматься проституцией, лишь его прокормить. Есть в этом что-то божественное. Но ничто не может быть прочнее силы, которой достигаешь, всецело отдав себя Богу. — Незнакомец заглянул Линде в глаза. — Я обладаю такой силой. Именно поэтому я должен убить вас и заняться Сарой. И именно поэтому я не намерен просить прощения. Жалость — не для сильных. Все, что от них требуется, — существовать. Как же ведет себя подобная сила, когда ей бросает вызов более слабое проявление чувств? Показывает свою власть и заставляет сделать выбор. Сейчас, Линда, мы с тобой этим и займемся. Ты готова?

Линда взглянула в расплющенное лицо Незнакомца. Она поняла, что с этим человеком договориться невозможно, как невозможно договориться со скалой, деревянной колодой или гремучей змеей. Она для него просто не существует. И Линда согласно кивнула в ответ.

— Вот и хорошо, — промолвил Незнакомец.

«Неужели ей показалось, или у него действительно участилось дыхание? Он волнуется?»

— А план вот какой. Сэм, ты тоже должен слушать.

Сэм не нуждался в приказах, он и так не сводил с Незнакомца глаз, а его сердце переполняла откровенная, ничем не прикрытая ненависть и мучительное желание убить.

«Только дай мне снять наручники, — кипело все у него внутри, — и я разорву тебя в клочья. Я расколочу тебе об пол башку и буду колотить до тех пор, пока не треснет твой череп и не выскочат мозги».

— Вы оба умрете, а Сара выживет. Если у вас были опасения по этому поводу, можете успокоиться. Я не собираюсь ее убивать. — Незнакомец замолчал. — Но я решил причинить ей боль. — Он переложил пистолет в левую руку и вытащил зажигалку из заднего кармана брюк. Зажигалка была аляповатая, сплошной кич — одна сторона золоченая, другая перламутровая, инкрустированное изображение косточки домино, двушки и трешки. Незнакомец щелкнул зажигалкой, прокрутил большим пальцем колесико и зажег голубоватое пламя. — Я мог бы опалить Сару, — пробормотал Незнакомец, глядя на пламя. — Я мог бы поджечь ей лицо. Превратить ее нос в кусок расплавленного воска, выжечь брови и обуглить губы. — Улыбаясь, он все смотрел на пламя. — Я мог бы изваять ее, пользуясь пламенем как резцом. Огонь силен и беспощаден, он не знает любви. Живое подтверждение власти Бога. — Внезапно закрыв зажигалку, Незнакомец положил ее обратно в карман и снова взял пистолет в правую руку. — Я мог бы сжигать Сару несколько дней. Уж поверьте. Я знаю, как это делается, знаю, как продлить процесс. В первый час она будет молить о смерти и лишится рассудка задолго до того, как уснет навеки.

Его слова и уверенность в голосе привели Линду в ужас, изнуряющий и неукротимый. Она нисколько не сомневалась: чудовище сожжет ее малышку, улыбаясь и посвистывая. Линда осознала, что боится этого больше, чем смерти, и на секунду (всего лишь) почувствовала облегчение. Родители тешат себя мыслью, что они могли бы пойти на смерть ради своих детей… Но не заблуждаются ли они? Смогут ли они встать между собственным ребенком и дулом пистолета, или верх возьмет постыдный инстинкт самосохранения?

«Я умру ради Сары», — решила Линда. Это освобождало и вносило ясность. Линда сосредоточилась на словах Незнакомца, на том, что должна сделать, если хочет уберечь свою малышку от пламени.

— Ты можешь предотвратить сожжение, — продолжал Незнакомец. — Все, что от тебя требуется, — задушить своего мужа.

Сэм очнулся от своих яростных грез: «Что он несет?»

Незнакомец приблизился к сумке, которая лежала рядом с диваном, вытащил маленькую видеокамеру и складной штатив. Установил камеру на штативе и направил объектив на Линду и Сэма. Он нажал кнопку, раздался мелодичный звук, и Линда поняла, что чудовище собирается их снимать. «Что он сказал?»

— Я хочу, Линда, чтобы ты обхватила руками шею Сэма и посмотрела ему в глаза. Я хочу, чтобы ты задушила своего мужа и увидела, как он умирает. Сделаешь это — и Сара не будет сожжена. Откажешься — я направлю на твою дочь пламя и буду держать до тех пор, пока она не задымится.

Ярость ушла, далеко, далеко. Была ли она вообще? Сэм уже не чувствовал. Его словно обухом по голове ударили. Границы сознания вдруг расширились до сверхъестественных размеров. Мысли короткими вспышкам возникали в мозгу. Истина явилась словно озарение. Можно действовать так, можно иначе — результат один. Они с Линдой должны умереть. Внезапно Сэм понял это. Так уж и внезапно? Нет. Человек в маске неумолим. Он не испытывает их, не пускает пыль в глаза и совсем не шутит. Он здесь, чтобы их убить. И Сэм не освободится и не спасет свою семью. Это не голливудский боевик с неожиданным избавлением. Преступники победят и чистенькими выйдут из игры… Можно действовать так, можно иначе… Только один вопрос еще не решен, самый важный: что случится с Сарой? Сэм взглянул на свою дочку, и им овладела печаль. Он умрет и уже никогда не узнает, помогли ей принесенные родителями жертвы или нет. Сара казалась очень маленькой. Диван был всего лишь в ярде от Сэма, но дочь привиделась ему словно издалека. И вновь нахлынула печаль, безысходная и отчаянная. Он никогда больше не дотронется до своей малышки. Вчера вечером он обнял и поцеловал ее в последний раз.

Сэм взглянул на Линду. Она внимательно слушала Незнакомца. Сэм упивался видом ее карих глаз и каштановых волос, а потом закрыл глаза и воскресил жену в памяти, да так, что почти ощутил ее запах: аромат мыла для рук и запах женщины, такой же уникальный, как ее ДНК. Он вспомнил жену элегантно одетой, вспомнил ее обнаженной, под ним, в мастерской, испачканную краской и влажную от пота… Он вспомнил и дочь. Волна любви, нахлынувшая на него от ее первого крика, была настолько сильной, что грозила поглотить его целиком. Пока дочка не родилась, Сэм даже не представлял, что любовь бывает такой неистовой. Он вспомнил дочкины смех, и слезы, и доверчивость. Напоследок он представил дочку и жену вместе. Сару еще совсем маленькую, успокоившуюся на руках у Линды после долгой бессонной ночи. Он вспоминал и становился еще печальнее, затем рассердился и захотел вступить в бой, но… Результат всегда один.