— У меня есть дар запоминать и голоса людей, и смысл ими сказанного. Это не похоже на фотографическую память. Я не могу хранить в голове каждое слово, но я помню все. Я сосредотачиваюсь на человеке, когда он говорит, на том, как он произносит слова, на том, как он себя ведет.
— Очень хорошо, это нам поможет, — подбодрила я. — Какого Незнакомец роста?
— Шесть футов с небольшим.
— Черный или белый?
— Белый и всегда чисто выбрит.
— Он крупный? Я имею в виду, худой он или толстый? Сильный или слабый?
— Он не толстый, но и худым его не назовешь. Он очень сильный, у него идеальное тело. Идеальное. Без малейшего изъяна. Должно быть, работает над этим как сумасшедший. Он хорошо сложен, но не выглядит сильно накачанным.
Я слышала поскрипывание авторучки Барри.
— Продолжай. Что было потом?
— «Я почти закончил ваять тебя, Сара, — сказал Незнакомец. — Десять долгих лет, полных взлетов и падений, изгибов, поворотов и печали, я наблюдал за тем, как ты гнулась и ломалась. Это очень интересно! Сколько раз человеческое существо может разрушаться, но по-прежнему двигаться вперед! Ведь ты уже не та маленькая девочка, которой была в начале нашего пути? Как ты ни склеивала трещины, я все равно их вижу». — Сара тревожно задвигалась на кровати. — Это неточно, вы понимаете? Я имею в виду, не буквально, но по существу именно так он и сказал, так его слова прозвучали.
— Я тебя поняла, — заверила я.
И Сара продолжила:
— У него была с собой сумка. Он открыл ее, достал маленькую видеокамеру и навел на меня.
— Он делал так и раньше?
— Да, — кивнула Сара. — Он сказал, что хочет засвидетельствовать мое разрушение. Что это очень важно, что иначе не восторжествует справедливость.
«Убийца коллекционирует трофеи. В его случае — видеозаписи».
— Что Незнакомец сделал потом?
— Он просто наблюдал за мной в объектив. А потом снова начал вещать: «Знаешь, что волнует меня больше всего, Сара? То, что не поддается контролю. Возьмем, например, этот дом. Семейная пара, которая относится к тебе хорошо, но без особой теплоты. Их сын, который демонстрирует миру свое безупречное поведение — и шантажирует тебя, принуждает к минету. Это поразительно. С одной стороны, дело случая. Ведь не я создал эту семью. С другой стороны, ты попала сюда только благодаря мне. Думала ли ты об этом, когда член Майкла был у тебя во рту?» — Сара горько усмехнулась. — Конечно, я думала. Я действительно вспоминала о Незнакомце именно в эти моменты.
Я заметила, что руки Сары все еще дрожат.
— Продолжай.
«Как он узнал, что Майкл насиловал ее?» — спросила я себя. Мне не хотелось сбивать девочку.
— А затем Незнакомец сказал омерзительную вещь. — Сара уставилась в одну точку. — Он сказал: «Знаешь ли ты, кем сделал тебя Майкл, когда ты опустилась перед ним на колени в обмен на его молчание? Он сделал тебя шлюхой».
Сара вскинула руки к лицу. Я подскочила от неожиданности. Дрожа, девочка закрыла глаза.
— Тебе плохо? — ласково спросила я.
Она глубоко вздохнула, словно всхлипнула, уронила руки на колени и ответила ровным тоном:
— Да нет, все нормально.
Затем Сара продолжила имитировать голос человека, которого называла Незнакомцем.
— «Дело случая, верно, но не только случая, — сказал он. — Я хотел лишь отправить тебя в путь, как было угодно Богу. Я знал, что вполне могу рассчитывать на человеческую природу, которая сделает твое путешествие тяжелым, если я уберу с дороги всех, кто будет беспокоиться о тебе. Но такие всегда в меньшинстве, Малютка Боль. Они как капля в море». — Сара взглянула на меня. — Он прав. Возможно, он все сделал, чтобы пустить мою жизнь под откос, но как же люди, которые причинили мне столько зла? — Она потерла руки, словно замерзла. — Ведь он их не заставлял, они по собственной воле!
Я хотела успокоить ее, сказать, что не все люди злы, что встречаются и добрые. Однако я научилась сдерживать подобные желания. Жертвам не нужны слова сочувствия. Они хотят, чтобы я повернула время вспять, предотвратила случившееся, а не подкорректировала последствия.
— А что было дальше?
— Он продолжал говорить. Ему нравилось самого себя слушать. «Наше время скоро истечет. Я почти закончил работу. Добавлю несколько последних штрихов, которых мне недоставало, и явлю свой шедевр». Он запихнул камеру обратно в сумку и встал. «Настало время для следующего этапа нашего путешествия, Малютка Боль. Пойдем-ка».
— Почему он называет тебя Малютка Боль?
— А это он придумал для меня такое «ласковое прозвище». Его Малютка Боль, — сказала Сара, и синие глаза сверкнули гневом. — Ненавижу его!
— Я тебя понимаю, — пробормотала я. — А что случилось потом?
— Я направилась к двери, как он и сказал, а на полпути остановилась. Я чувствовала, что должна заставить его силой вывести меня за порог. Словно имело какое-то значение, по собственной воле я вхожу или нет. Глупо, конечно!
«Может быть, — подумала я. — Но это обнадеживает».
— Ну а потом?
— «Не капризничай», — потребовал Незнакомец и схватил меня за плечо. На нем были плотные перчатки, но даже через них я почувствовала необыкновенную твердость и силу его рук. Он повел меня по коридору к спальне Дина и Лоурель, — сказала Сара, бросив на меня печальный взгляд. — Туда, где находилось окно, на подоконнике которого я сидела, когда вы пришли. Я помню, что смотрела в окно и думала о том, какой сегодня прекрасный день.
— Продолжай.
— Он потащил меня по коридору, ведущему к их спальне, — повторила Сара и задрожала. — Туда, где он их держал.
— Они были еще живы?
— Конечно, живы, — сказала Сара раздраженно. — Они были совершенно голые и живые, но не шевелились. Я не знала почему, пока он не сказал, что ввел им наркотики. Мива-какой-то хлорид, названия не помню. Он говорил, они все понимают и слышат нас, могут чувствовать боль, а двигаться не в состоянии.
«Один — один, — вспомнила я наш разговор с Томми, — тут тебе и наркотики и мышечный релаксант».
И вдруг меня осенило.
— Сара… голос преступника… ты узнаешь его, если снова услышишь? Не просто слова и манеру речи, но его интонацию?
Всхлипнув, Сара кивнула.
— Я не могу его забыть. Он даже мерещится мне иногда.
— Продолжай.
— Дин лежал лицом вниз, а Лоурель — на спине. Незнакомец установил камеру на штатив и включил запись. Затем без малейших усилий поднял Дина на руки, как младенца, и положил его в ванну. «Иди-ка сюда, Малютка Боль», — позвал он меня. И я подошла. «Посмотри ему в глаза», — потребовал он, и я посмотрела. — Сара сглотнула. — Я увидела, что он говорил правду. Дин был… здесь. Он понимал, что происходит. Он был в сознании. — Сара вновь задрожала. — В сознании и ужасно напуган. Я видела это по его глазам.
— А потом? Что случилось потом?
— Незнакомец сказал, чтобы я отступила. Он запрокинул голову Дина так, что его подбородок задрался кверху.
Сара показала мне, как он это сделал.
— «Перед лицом смерти, мистер Кингсли, понимаешь, в чем заключается истина и что такое страх; и задаешься вопросом, что ждет тебя дальше: райское блаженство или пламя адского огня. Совсем недавно я пытал одного студента-философа, скверного злого человека. Я резал, жег его и бил. Я ждал. Мы с ним заранее договорились, что, если он придумает одно-единственное незаурядное высказывание о жизни, я перестану его пытать. Наутро следующего дня, когда я приступил к кастрации, он завизжал: „Вся наша жизнь — лишь несколько мгновений перед смертью“. Я сдержал обещание и избавил студента от мук. Я всегда вспоминаю его слова перед тем, как собираюсь кого-нибудь прикончить».
У Сары перехватило дыхание, и она замолчала.
— Потом Незнакомец перерезал Дину горло, вот так. Без предупреждения. Быстро! Кровь забила струей. Незнакомец повернул голову Дина набок, чтобы кровь стекала в ванну. Мне тогда не верилось, что ее может быть так много.
В человеке крови литров пять-пять с половиной. Даже умывальник до середины заполнить не хватит. Но когда кровь течет, вполне может показаться, что ее не пять литров, а все пятьдесят.
