Последний рывок — и он дотянулся до края дыры, сгруппировал мышцы тела, подтянулся, оперся локтем и окончательно выдернул себя на поверхность земли. Страшная каверна, куда их с козой матери только что сбросили дикие сородичи, осталась позади.

Солнцескалы попросту избавили племя от нечистого, от урода, который не мог нырять под воду и добывать рыбу. Чтобы не гневались духи, дикари покормили их «сладким мясом». Думали, будто покормили. Но Эфий сумел выбраться обратно и теперь лежал на черной спекшейся земле, переводя дух и еще не веря в избавление.

Солнце уже закатилось за скалу, отвесно возвышавшуюся над каверной. Эфий точно знал, что там, наверху, на совершенно плоском плато, вот-вот развернется какое-то очень важное событие.

Он поднялся и обнаружил на себе в точности такую же одежду, какую носят люди Содружества. Мертвой козы — его спасительницы — не было нигде.

Эфий начал взбираться на скалу, все отчетливее припоминая, что делает так уже не первый раз.

А там, на плато, слышался топот лошадиных копыт и лязг металла. И в небе, тревожно крича, парила большая птица. Эфий собрал последние силы, чтобы скорее выкарабкаться наверх и, следя за ходом битвы, притаиться за камнем.

Всадник в длинном желтом плаще, возвышаясь на огненном коне, рубился полыхающим мечом с пешим мужчиной, оружием которому служила ледяная секира.

Эфий узнал их обоих, и они были необъяснимо похожи между собой. Желтого всадника клеомедянин помнил по Зеркальной войне, его звали Мором и сгинул он в последнем бою у планеты Сон. Почему Мор остался в живых, клеомедянин не догадывался.

Мужчина с секирой в далеком прошлом был другом Эфия. Тогда, давным-давно, юноша познакомился с непередаваемым чувством радости, когда ты понимаешь кого-то с полуслова, даже худо зная язык, и когда этот же человек так же, с полуслова, понимает тебя.

— Кри… — шепнул клеомедянин, прикидывая, как помочь другу, которого вот-вот убьет извергнутый из преисподней монстр. — Сейчас! Я сейчас!

Рука лихорадочно нащупала кусок острого кремня. Из этого минерала делали наконечники своим копьям охотники солнцескалов.

Эфий выскочил из укрытия, оглушительно свистнул, сбивая с толку огненного коня, и бросился ему под копыта. Ледяная секира с шумом рассекла плотный воздух битвы.

Уже выкатываясь из-под коня, Эфий успел рубануть кремнем по сухожилиям его передней ноги.

Скакун всхрапнул от боли и пал на колени. Удар секиры высек сноп искр из лезвия меча и опрокинул Желтого всадника на камни.

— Ты герой, ты герой, — засмеялся Мор, переводя взгляд с Эфия на Кристиана. — О, да, Коорэ, малыш, ты герой, спасающий миры! Кстати, тут по соседству есть еще пара вселенных — не хочешь спасти? — он отползал к своему охромевшему коню. — А ты? — Мор угрожающе дернулся в сторону Эфия, оскалив зубы.

В ответ на выпад Кристиан одной рукой сгреб клеомедянина себе за спину, а другой навстречу врагу выставил секиру.

— Ха-ха-ха! Малыш-Коорэ, ты нашел, чем напугать самого себя! Великий подвиг — поставить себя на колени! А ведь ты мог бы неограниченно путешествовать по всем мирам, повелевая временем и пространством. Ты мог бы собрать воедино свою расколотую сущность. У тебя под рукой были Альфа и Омега! — с последним словом Мор дернул головой в сторону Эфия и распался, обратившись в гудящий рой из тысяч малярийных комаров.

В ужасе понял клеомедянин, что сейчас все эти заразные насекомые бросятся на него, а оттого вскрикнул и проснулся в поту.

Эфию было так страшно, что он сильнее замотался в одеяло и скорчился в позе еще не рожденного ребенка. Дрожь сотрясала все его тело. Он не смел даже протянуть руку и включить ночник.

— Омега, — прошептал он, кутаясь с головой и ощущая, как проходит, сдается, отступает необъяснимый страх перед выпущенными из глубин подсознания чудовищами. — Он опять это сказал…

Да, после исчезновения Кристиана этот сон стал сниться Эфию поначалу раз в три, потом — в два года, а во время работы над проектом Палладаса и Савского зачастил с удивительной регулярностью — раз в две недели. И во сне Эфий почти забывал о том, что все это уже было. Но забвение — это обычное свойство снов. Странным казалось другое — то, что из сновидения в сновидение события развивались одинаково.

Клеомедянин не мог изменить ничего, и поверженный Мор успевал произнести свое проклятие в их адрес.

— Мне сообщили, Эфий, что вы хотите со мной переговорить…

Эфий сел в кресло, слегка кивнув голограмме Михаила Савского. Академик разговаривал на ходу и. судя по окружающей обстановке, из какого-то флайеропорта.

— Я не знаю, стоило ли мне беспокоить вас по пустякам, но господин Палладас…

— Да, да, он передал, что речь пойдет о вашем сне. Или это был ВТО? Я внимательно отношусь и к тому, и к другому…

— Нет, в том-то и дело, что это было во-первых, повторяющийся, а во-вторых, неуправляемый сон. Я могу управлять всеми своими снами, кроме этого…

— Повторяющийся который раз? — Савский ступил на скользящую платформу и поехал вдоль встречной череды пассажиров, минуя сверкающие разноцветные вывески.

— Не вспомню… Двенадцатый? Тринадцатый?

— Ого!

— Я не записывал, — виновато признался Эфий. — Не придавал значения.

И он рассказал подробности приснившегося прошлой ночью. Академик был поначалу бесстрастен, но в самом конце, при каждой новой фразе Мора, лицо его вытягивалось все сильнее.

— Омега! Так вот кто нужен был помешанному!

Савский торопливо прошел регистрацию и, проскочив вместе с будущими попутчиками в накопитель, уселся в самом малолюдном уголке помещения.

— Я? Но для чего?! — клеомедянин оторопел.

— Видите ли, Эфий… судя по всему, Мор располагал некоторой информацией, доступной нам пока не полностью. С нею были ознакомлены лишь его приближенные, причем те, кто был у него на виду. Другим он не доверял… — Савский пожевал узкими губами. — Но кое-какие сведения все равно просочились в народ и стали доступны нам. По его подсчетам, в этой заурядной вселенной, но только в этой, должны были совпасть два редчайших события. Они редки и сами по себе, а тут еще — их совпадение. Представляете, какова вероятность выпадения этого жребия? Он сделал все возможное, чтобы через сознание будущего Иерарха планеты Фауст пробиться в сознание Иерарха действующего, уже готового к радикальным мерам…

— Будущего Иерарха? А кто он?

— Им должен был стать наш с вами хороший знакомый, Кристиан Элинор. Но не сложилось. А вот Мор пробился и достиг своей цели. Двусторонними усилиями они с Иерархом Эндомионом открыли «врата» в мембране двух смежных вселенных.

— И тогда началась война со спекулатами… — пробормотал в задумчивости клеомедянин.

— Да. Мор был уже близок к тому, чтобы захватить в плен вас и господина Хаммона. Он догадывался, что Альфа — это Хаммон, но не знал наверняка, кто Омега…

— Что было бы, если бы ему удалось нас заполучить?

Савский развел руками:

— Откуда мне знать? Такие вещи ведь не являются банальным историческим прецедентом, который разбирают в школах. Может быть, Мору с вашей помощью удалось бы подчинить себе всех без исключения своих двойников во всех без исключения обитаемых мирах? Или объединить их силы в своем собственном воплощении, а силы эти, надо сказать, были бы немалыми… Одно ясно, как божий день: вы с Хаммоном были ему нужны отнюдь не для экскурсии по мирозданию и разглядывания достопримечательностей вселенных. Вполне вероятно, у него был вполне оригинальный план, как достигнуть желаемого, манипулируя вами — вами и Хаммоном.

— Но почему — мной? Что значит — «Омега»? Кто я такой?

— Понимаете… — академик слегка замялся. — Как бы дико это ни звучало — а еще в древности один гениальный ученый сказал, что если идея с самого начала не кажется всем абсурдной, то она ничего не стоит — но тут все дело в господствующей ныне теории происхождения миров. Вы ведь прекрасно о ней наслышаны, не так ли?