«Я тоже, — невольно признался и Ноиро, вспоминая первоначальные свои впечатления о Птичниках и их быте. — А что значит — Говорящая?»

Тут же в голове промелькнуло несколько образов, но Ноиро ничего не понял. Это было выше его горизонта восприятия. Незнакомец устало отступил и объяснил уже просто мыслью:

«Думаю, Говорящие — это псионики, специализирующиеся на изучении глубин человеческого подсознания. Поскольку понимать и выговаривать такое местным жителям никогда не пришло бы в голову, они называют самых сильных своих псиоников Говорящими. Если слухи не преувеличивают, Говорящие умеют предсказывать будущее, общаться с мертвыми, влиять на психику людей, управлять чужой нервной системой, напускать морок и еще много чего»…

«Так ты тоже этот самый… псионик?»

«Не совсем. Я эмпат, могу путешествовать вне своего физического тела. Да, могу закрыться мороком, когда мне это нужно. — (На задворках памяти Ноиро мелькнул громадный серый хищник.) — Остальное — лишь развитие этих задатков. Псионик может обладать в том числе и эмпатией, может и не обладать, но так или иначе он многократно сильнее меня. Любой».

Город снова преобразился, разлившись морем сфер.

Ноиро снова закрылся от света.

«Теперь нам с Бемго надо идти дальше. Я подлечил твою рану, но ты постарайся поменьше тревожить ее».

«Постой, Та-Дюлатар! Только что я видел, как один воин Птичников, Айят, вернулся в твой дом и надел твою одежду. Зачем?»

Элинор искренне удивился:

«Айят надел мою одежду?»

«Ну да. Снял головной убор с этими перьями, расплел волосы, переоделся, как белый. И теперь он там, у тебя дома… похоже, что-то задумал!»

«Я не представляю, что это может значить. Спрошу его, когда он нас догонит. Полагаю, этот мальчик знает, что делает — я не раз уже убеждался в его смекалке. Очень может быть, что кое-что Айяту перепало от его матери»…

«А кто она?»

«Аучар, конечно! Разве вы не говорили с Бемго?»

«Говорящая?!»

«Да. Мне пора, Ноиро. Обсудим все это при следующей встрече».

Всё выстроилось в логичную цепочку. Араго не отец мальчишке, а брат! И, получается, Улах-шаман — тоже брат. А та старуха — мать. Вот почему остальные воины относятся к Айяту со столь явным почтением, невзирая на юный возраст! Говорящая, быть может, чему-то научила его, и теперь сородичи благоговеют перед ним как перед будущим равангой племени. Он для них бог… или, по крайней мере, полубог.

«Та-Дюлатар, а шкатулка из Тайного…»

«Не здесь!»

В голове помутилось. Ноиро обнаружил себя на прежнем месте, в пещере у пустоши, и ни единой души не было рядом. Небо над спиралью теперь было прежним — серебристым и спокойным.

— Теперь согните ногу в колене. Согните, согните!

Ноиро с досадой щелкнул языком и в который уж раз проделал перед доктором целый комплекс ненужных, по сути, движений, отлично понимая, что помочь ему тот не сможет ничем.

Это мама, войдя к нему, увидела кровавое пятно на простынях и бесчувственного сына. Что же ей оставалось делать, кроме как звонить старому знакомому их семьи, доктору Нэкосу?

— Ну что? — тревожно спросила госпожа Сотис, поедая мэтра Нэкоса молящим взглядом.

Тот выудил из чемоданчика стопку бумаги, долго что-то писал, хмуря лоб, и только потом соизволил объясниться:

— Прооперировали его на удивление хорошо. Признаюсь, я даже не подозревал, что в такой отсталой стране, как Франтир, настолько развита хирургия…

— Ай, да это его какой-то шаман оперировал, о чем вы говорите! — пренебрежительно бросила мать.

— Ма, ну какой шаман!..

— Шаман — не шаман, но зашили вас, Ноиро, очень аккуратно и анатомически правильно. Осмелюсь предположить, что при такой технике раны рубцуются гораздо быстрее, а спустя несколько лет шрамы станут почти незаметны. Одно меня смущает: почему так плохо идет заживление?

— Может быть, этот дикарь шил его грязной иглой? — снова вмешалась госпожа Сотис.

— Мам, ну что ты привязалась к Та-Дюлатару?

— Да я ненавижу их всех! Дикие, злобные, тупые!

Ноиро прижал рукой свежую повязку, сел повыше, опираясь на подушку, и с неохотой объяснил мэтру Нэкосу, что накануне ему пришлось проделать несколько весьма рискованных акробатических трюков, в результате чего открылась рана на плече.

— Вам, Ноиро, еще повезло, что у зверя не было бешенства…

— Может, и было. Дикарь, — он бросил на мать кусачий взгляд, — не стал проверять, а сразу вкатил мне укол. До сих пор от него под лопаткой ломит…

Мэтр Нэкос недоверчиво покривился:

— Что ж, выяснить химический состав этого, — доктор демонстративно кашлянул, — вещества мы уже не сможем. Думаю, вам просто повезло, и укол здесь ни при чем. Я выпишу препараты, но вам нужно пройти более тщательное обследование.

Ноиро не стал спорить. Не слушая более бубнеж врача, он стал перебирать варианты проникновения в палату Нэфри. К этим раздумьям прицепились размышления о шкатулке. Наверное, трогать ее до разговора с Та-Дюлатаром не стоит. Похоже, именно он — настоящий владелец этой шкатулки, и каким-то образом обитатели Тайного Кийара эту шкатулку у него украли, а Нэфри вызвалась помочь и вернуть. Что, если жена целителя, та самая, из воспоминаний, пострадала в результате этой вражды, как заложница, и Нэфри теперь повторит ее судьбу?

В соседней комнате дикторы усиленно нагнетали тревогу, противными голосами наперебой рассказывая о политической обстановке на границах Кемлина. Ноиро чувствовал себя посторонним. Он понимал, что уготованного не избежать и не хотел тратить себя еще и на эти мысли.

Положив рецепт на стол, доктор поднялся и ушел, провожаемый госпожой Сотис.

Ноиро чуть-чуть подождал, не вернутся ли они — вдруг Нэкос забыл что-то из вещей? — а потом, вскочив с постели, сел за свой э-пи.

Плечо нудно заболело. Журналист тихо выругался: беспомощность раздражала его, не радовало и присутствие соседки Гинни, которая снова скреблась к ним в дверь, забыв вчерашний инцидент или просто от безвыходности, ведь голод может подвигнуть еще и не на такое. Если раньше он просто недолюбливал Гиену, то теперь, старая не по возрасту, но душой, она начала его бесить. Являться в дом, откуда ее буквально выперли! И это после того, как она самым бесстыжим образом лазила своими щупальцами в штаны сыну подруги, которого видела еще ходящим под стол пешком! Ноиро даже усмехнулся: интересно, как такое можно квалифицировать — как попытку энергетического изнасилования? Сейчас она опять в два счета погрузит маму в глубокую меланхолию. Но, Протоний покарай, нет у него времени на войны с соседкой!

Прежний электронный почтовик, оставшийся у него еще со времен у мэтра Эре в «Зеркальном мире», ни с того ни с сего выдал уведомление о доставленном письме. Сюда не приходил даже рекламный мусор, а это послание, к удивлению журналиста, было подписано смутно знакомым именем: «Рато Сокар».

Отправитель рекомендовал себя как писатель-исследователь из Сузалу. В сочетании с именем названные регалии и страна пробудили память. Ноиро заполнил то, что журналисты-психологи обязательно назвали бы «ассоциативным рядом»: самолет, летящий в Рельвадо, загорелое лицо телеведущего Сэна Дэсвери, приглашение в телепередачу и упоминание о писателе-сузалийце.

— А, так это от вас профессора Йвара Лада трясет, как от электрического тока! — хихикнул Ноиро, читая письмо. — Ну что ж, приятно познакомиться, мэтр Сокар!

Сокар объяснял, что узнал о существовании Ноиро через мэтра Дэсвери, который сообщил, что именно «Сотис» является настоящей фамилией того странно знаменитого и бесследно исчезнувшего отовсюду Сэна-Тара Симмана. Завершалось письмо предложением встретиться-поговорить в загородном доме Сэна Дэсвери на закрытой вечеринке, где будут только проверенные люди, и туманным намеком на некий исторический факт, связанный с настоящей фамилией Ноиро и Борозом Гельтенстахом, ва-костийским завоевателем позапрошлого века.

Журналист подумал, что вот еще месяц назад это предложение нашло бы отклик в его душе, но сейчас он был так далек от событий, связанных с замерзшими ящерами Туллии и грандиозным позором, словно все это случилось с кем-то другим. Нэфри, только Нэфри была теперь осью мира, вокруг которой обращался весь Тийро.