— Только! Не! Это!
Ноиро заработал костылем во все лопатки, а Бемго унесся вперед. Боль отвлекала от страшных мыслей, вспыхнувших, когда журналист увидел окровавленную кисть Хата в зарослях — сам изуродованный труп остался под кустами, и Ноиро нарочно обогнул это место. Надо остановить Пачо — дух в него вселился или причина куда более прозаическая толкнула его на предательство бога-целителя…
Когда журналист на четвереньках вскарабкался на крыльцо и ввалился в домен, Пачо и Бемго дрались посреди помещения, переворачивая немногочисленную мебель и разбивая утварь, когда налетали на предметы в пылу борьбы. Кот был исполосован ножом сородича, Пачо злобно рычал, с нечеловеческой силой отшвыривал противника и норовил снова пробиться к спящему лекарю. Ноиро успел заметить, что зрачков у Пачо не видно — закатились под верхнее веко — и глаза пугающе белы, точно у мертвеца-утопленника.
Журналист вцепился в дверь, встал на ноги. Кот снова улетел, приземлившись на лабораторный стол, а Пачо сиганул к Та-Дюлатару, замахнулся ножом, целя в яремную впадину, что-то прорычал…
Ноиро никуда не целил. Он просто со всей дури шваркнул Пачо своим костылем по голове.
Тут все взревело яростным «КО МНЕ!!!» — и журналист успел увидеть, как закричал, хватаясь за сердце, и повалился навзничь спрыгнувший со стола Кот. А потом у него самого сдавило грудь, и Ноиро оказался на серой пустоши.
Рядом корчился до смерти перепуганный Кот — его сущность была узнаваема. От его светящегося силуэта, точно песок, затягиваемый в воронку смерча, отделялись клочья. Нацелив на него жерло и помогая себе призрачными черными «рукавами», которые сразу напомнили Ноиро щупальца, дикаря выпивала огромная дыра, открывшаяся в небе пространства пустоши. Кот кружил, как разматывающийся волчок, даже не пытаясь сопротивляться.
Черная дыра утробно рычала, почти на уровне инфразвука. Она поглощала не только свою жертву, она всасывала и туман пустоши, и воздух, и свет. Не было ничего больше и ужаснее нее в этом мире.
Ноиро попал в зону воздействия мертвой звезды — его начало крутить и выворачивать. Он видел, как его собственное тело расслаивается и отдает частички светящейся жизни этому протониевому порождению.
«Выйди на радугу!»
Это был мыслепосыл Нэфри, он узнал ее без промаха. В том-то и дело, что на радугу Ноиро не успел…
«Выйди на радугу через время! Перед тобой слуга времени, он покорен времени!»
Но как? Черная звезда уже захватила его в свое поле, уже ощутила его вкус и не выпустит трофей.
«Не дай разорвать себя на части, действуй, пока цел. Действуй на опережение!»
Ноиро понял.
«За мной!» — воззвал он к умирающему огоньку Кота, ухватил его остатки и стремительно кинулся в жерло.
Все замерло. Мир внутри коридора стал похож на слои, на годовые кольца дерева, но угадать, что это означает, было невозможно. Пространство словно вывернули, поставили ребром, и теперь оно было совершенно неузнаваемым в своем множественном временном проявлении. И Ноиро необходимо было отыскать нужный, находясь тут, где не двигалось ничего, где все сжалось в точку, достойную имени Пустота. Сюда не доходило ничто извне, даже чьи-либо мысли.
То, что осталось от Кота, мешало Ноиро. Но, кажется, оно все еще существовало, каким-то своим последним проблеском, и журналист продолжал удерживать его возле себя.
Он заглядывал в слои, но их было бесконечное множество и они были неузнаваемы в этой проекции. Они разворачивались странными линиями, плоскостями или, наоборот, извивами — тогда понять их становилось вовсе невозможно, утрачивался сам смысл бытия. Слуга времени покорен времени, но и непрост в своей структуре. Он может помочь знающему, но невежду способен погубить.
Небытие и безвременье окружало Ноиро. Присутствие его самого здесь было чудовищным нарушением всех законов. Но он находился здесь и обязан был выбрать.
«А не сюда ли я попал тогда, когда мама будила меня, обнаружив во время выхода?»
Одно из подпространств заметно дрогнуло. Ноиро направил сознание туда и оказался рядом с тонкой, как лезвие, пластиной. Он припомнил все до мелочей — пространство поддавалось. Оно выворачивалось, распускаясь бутоном невиданного цветка, его состояние принимало самые причудливые формы, где прошлое было в будущем, будущее вдруг смешивалось с событиями настоящего, все это вдруг выстраивалось одномоментно, без отличий «вчера» и «завтра». Лицо мамы сливалось в темноте с луной, а потом луна перетекала в спиральный ворот и спускалась к радуге. К радуге!
И радуга высветилась перед ним хрустальными гранями, растворяя на составляющие солнечный луч.
Инфразвуковое рычание сопровождало выход. Черную дыру вывернуло, как старый чулок, и она изрыгнула то, чем подавилась. Тут же Ноиро и бесчувственного дикаря обвил светящийся кокон, а в небесах, тесня черную звезду, вспыхнули серебристые крылья сокола. И хор мыслей закружил, проникая к Ноиро и Коту по сверкающим нитям со всех сторон мироздания:
«Ничто не способно причинить ему боли и урона. Любое сопротивление для него — не более чем дуновение ветерка, чем подобострастное тепло укрощенного пламени. Да обратится все ему во благо! Я отдаю ему все, как отдал бы себе. Моя благодарность не знает границ — пусть так же безгранично будет и мое благословение!»
Черную дыру окружили грозовые тучи, и она забилась в разрядах молний.
«Ты хотел втащить меня в грозу, — злорадно подумал Ноиро, наблюдая за поединком Улаха-шамана и стихии, — но сам влетел в свою ловушку, слуга времени!»
Гигантские крылья сокола хлопнули, и оглушительный гром разорвал черную звезду. «Это Благословение!» — понял Ноиро. Вот так оно выглядит в мире тонкого!
Каждый из хозяев серебристых нитей, что сплели кокон вокруг сущностей Ноиро и Кота, находились на своей радуге, у своей аркады реальностей. Он видел их всепроникающим зрением сознания, но не глазами.
Ураган бешено нес вспоротую воронку черной дыры к другому небесному водовороту — над той загадочной спиралью, которую, как успел узнать Ноиро, в этих краях называли великим Змеем Мира.
Последним судорожным рывком черное пятно высвободилось и растаяло, не дав себя казнить.
«Все потом, теперь вернись к Учителю!» — потребовала Нэфри.
Ноиро снова подхватил потрепанного дикаря — паутинка уже почти восстановилась, но сознание к Коту не пришло — и приказал ему и себе вернуться в Рельвадо, в сельву, в домик лекаря. Тремя быстрыми рывками, как при резком приближении фокуса, их, трехкратно задерживаясь, выкинуло в домен, погружая в физические тела.
И тут же грубый мир поздравил его с возвращением, напомнив обо всех незаживших ранах такой болью, что Ноиро взвыл и ненадолго пожалел о том, что не остался на пустоши.
Где-то рядом, в осколках разбитых банок-склянок, барахтался израненный Бемго, а Пачо так и лежал у кровати Та-Дюлатара, не подавая признаков жизни.
— Живой? — простонал журналист. — Кот?
— Да, — отплевываясь кровью, сказал Бемго. — Меня, кажется, шить надо, а будить Та-Дюлатара нельзя…
Ноиро принялся вставать. Больнее, чем теперь, ему было только во время первого пробуждения после операции.
— Всё разбили! — посетовал Кот, озираясь и придерживая пальцами разрезанную от рта до уха щёку; когда он говорил, из сквозного пореза бежала пузырящаяся розовая кровь. — Та-Дюлатар прогневается…
— Приберем, не вопрос. Главное, что живы… Что будем делать с Пачо?
— Он живой?
Они с двух сторон, звякая осколками и шурша обломками, подползли к предателю. Бемго пощупал его горло и кивнул:
— Живой. Вязать надо и к Араго-вождю. Хата тоже надо в деревню, хоронить. Где мы были сейчас, белый?
— На серой пустоши, Кот.
— А что было в небе? — его искромсанное тело невольно содрогнулось при одном воспоминании.
— Улах.
— Мне это приснилось?
— Нет. Чем его вязать?
