Та-Дюлатар кивнул. Госпожа Иссет продолжала:
— Я не доверяю Форгосу. Он очень скрытный, непонятный — просто не знаешь, чего от него ждать. Он способен и на благородство, и на подлость, если, по его мнению, это целесообразно. В его окружении такие негодяи, что иногда я не понимаю, как принципиальный Кьемме мог приятельствовать с таким человеком. Именно поэтому я не знаю, что будет с Нэфри: сочтет он нужным позаботиться о ее жизни или подчинится своим хозяевам, которые в любой момент могут дать приказ «к ноге»… Вы другой.
Он снова улыбнулся и, сложив руки перед грудью на столе, слегка наклонился в ее сторону:
— Когда мы последний раз виделись с приемным отцом, с Агриппой, он рассказал, как они устроили для меня испытание, когда мне исполнилось три года. Сам я этого почему-то совершенно не помню.
Сидевший между ними Айят прислушивался к их речам. Остальные суетились вокруг двух горе-картографов и не мешали беседе.
— Тот я, который был прежде, поступил по обычаю одного из мудрых народов нашего мира. Тот я написал в завещании способ, по которому можно было определить, вернулось ли прежнее сознание в тело-копию через тысячу лет. Новому мне нужно было узнать вещь, которая не принадлежала тому я тогда. Остальные, как говорил отец Агриппа, были моими. Там было около пятнадцати вещей, и только одна из них — чужая, и я выбрал ее, нательную цепочку со значком, на котором были выбиты какие-то цифры, и сказал, сам не понимая смысла слова: «Чейфер». Но они схитрили, и на самом деле там оказалась еще одна чужая — скальпель жены Чейфера, она была хирургом. Агриппа говорил, что я долго смотрел на скальпель, а потом заявил, что это не мое, но будет моим. Я сейчас не помню этого. Может быть, они с монахами все придумали, чтобы убедить меня в том, что я и есть инкарнация того человека… Но мне все же кажется, что кем бы мы ни были прежде, новая жизнь вытесывает из нас что-то иное, когда мы приходим вновь. Она что-то добавляет или убирает из тебя прошлого, испытывая каждым мгновением, уходящим в альтернативные ветки… Может быть, Форгос — это я, который где-то когда-то не сумел отказаться от соблазнительной возможности? А может, наоборот — я, рискнувший больше, чем посмел в текущей реальности? Все непросто. Я уже не берусь судить…
Он потер пальцами глаза. Госпожа Иссет вздохнула:
— Я хотела бы жить в той реальности, где мой муж жив, а Гатаро не стал политиком, где они не занимаются шаманскими практиками и где вообще никто не может покидать свое тело, тем паче для грязных игр… Я хотела бы жить в той реальности, где дочь моя рядом со мной, а нам не надо скрываться, и где ее молодой человек не лежит при смерти… Вот в какой реальности мне хотелось бы жить. Интересно, существует ли такая?
— Думаю, существует, — сказал Та-Дюлатар. — Может быть, без Ноиро в ее и вашей жизни.
— Почему?
— Слишком мало вероятности случайной встречи. Даже когда судьба столкнула их, они не сразу опознали друг друга.
— Вы хотите сказать, что если бы не беда…
— Так всегда, госпожа Иссет.
— Ну, может, это было бы к лучшему. Они ведь и не знали бы о такой возможности и о существовании друг друга…
— Да, наверное. Но, боюсь, что искали бы, сами не понимая, чего ищут, — задумчиво согласился врач и посмотрел в окно, за которым совсем уже стемнело. — Поглядите!
Госпожа Иссет и Айят увидели среди звезд большое вытянутое и размытое пятно.
— Комета… — сказала профессор. — У нас их считают предвестницами всевозможных несчастий — войн, катастроф, эпидемий.
— У нас тоже так считали в древности. Правда, и без комет войны, катастрофы и эпидемии постоянно происходили в какой-нибудь части планеты…
— Интересно, что это за комета? Ноиро, ты случайно не знаешь?
Она похлопала по плечу увлеченного спором мэтра Гиадо и показала незваную гостью в небесах. Кузен пожал плечами:
— Я не астроном, Агатти. Ничего не могу сказать. И СМИ по этому поводу промолчали…
— СМИ не промолчали, — вмешался Дэсвери, — это нас отрубили от связи с внешним миром.
— Могу предположить, что комета — слишком ничтожное событие по сравнению с войной, — заметил профессор Лад, поглаживая черную щеточку усов. — И по этой самой причине о ней не говорят на каждом шагу…
Хаммон подступил к Та-Дюлатару и разгладил перед ним на столе изрисованную бумагу:
— Ну что, парень, теперь давай-ка изучать план местности…
* * *
— Скорее выходим отсюда! — приказал Форгос, обнимая Нэфри за талию и вынося за пределы кромлеха.
В сельве занималась заря.
— Святой Доэтерий! — девушка вертела головой, не в силах поверить. — Это же и правда Рельвадо! Мы только что были в Кийаре — а теперь в Рельвадо! Здесь пахнет сельвой! А знаете, я на пару секунд очутилась еще в одном месте, но не успела его разглядеть, и меня вышвырнуло сюда. Что это за место такое?
— Это, деточка, твой внутренний мир.
— А если бы я там осталась?
Бывший мэр перестал шагать, остановился и, оглянувшись, отрезал:
— Тогда с твоей смертью там погиб бы весь твой мир. И ты стала бы черной звездой. Хочешь стать черной звездой, деточка?
— Нет.
— Ну вот тогда иди и не задавай глупых вопросов.
— Мэтр Форгос!
— Да?
— Можно я попрошу вас об одном одолжении?
— Да.
Нэфри остановилась, набрала побольше воздуха в легкие и что было мочи заорала:
— Хватит! Называть! Меня! Деточкой! — а затем с милой улыбкой, чуть присев в полупоклоне, добавила: — Заранее благодарю, господин мэр.
Он с восхищением оглядел ее:
— Протоний покарай, была бы ты постарше… Хватит орать, пойдем, нам до Айдо еще ковылять и ковылять.
— А меня, между прочим, заели комары.
— И что? Мне почесать тебе спинку?
— Зачем такие нежности? Достаточно погулять по зарослям айгуны…
— Что это за заросли?
— А пойдемте, покажу!
Он покачал головой, но пошел следом за нею. Нэфри вошла в кусты и начала кружиться вокруг своей оси, задевая соцветия. Форгос кашлянул и отвернулся. Кажется, девчонке понравилось дразнить его своим полуобнаженным телом.
— Ну что же вы, мэтр? — она расхохоталась. — Не стесняйтесь, входите, тут пыльцы и на вас хватит!
— Ты бы, деточ… Ты бы вышла оттуда. Для начала.
— А что такое? — она сделала невинные глаза. — Вы же сказали, что я могу не стесняться и что у вас есть веские аргументы… Ладно, я так и поступлю. Идите, иначе вас съедят.
Но тут они услышали непонятный гул. Земля под ногами заколебалась, и Нэфри, выходя из айгуны, схватила за руку Форгоса. Тот крепко зажмурился:
— Ну вот и все. Прощай, дет… девочка.
— Что это? Комета? Да?
Не раскрывая глаз, он кивнул.
— Сейчас здесь будет пекло. У меня есть с собой пистолет и яд. Быстродействующий. Если будет очень уж мучительно, мы всегда сможем воспользоваться ими. Они в рюкзаке.
— Давайте попробуем выкарабкаться, мэтр? — предложила она. — Пока, вроде бы, ничего страшного не случилось. Слышите? Вот и грохот уже стихает…
— Да. Попробуем. Я говорил о крайнем случае, чтобы ты знала, что есть выход.
Нэфри заглянула ему в глаза:
— Вы отчаянный. Теперь я понимаю, почему вы были другом моего отца. Если я действительно так похожа на него, как говорит мама, то на его месте я тоже выбрала бы вас в друзья…
Он подбросил на плечах свою ношу и ускорил шаг. Девушке пришлось почти бежать за ним, что после многих дней, проведенных без всякого движения, было нелегко.
— У нас не было особого выбора, — сказал Форгос. — В нашем случае дружба была неизбежной. Когда правая рука не в ладах с левой — это, скорее всего, рассеянный склероз, а если организм здоров, то части тела обычно находятся в согласии. Но иногда мне жутко хотелось набить морду твоему папаше, особенно когда он упирался и мешал делу. А было это часто…
— Вы же понимаете, что мне надо к Ноиро? Да?
— Нэфри, давай договоримся не возвращаться к этому вопросу, пока мы не будем во Франтире и не узнаем, что приключилось у нас в стране? Кажется, там и в самом деле все не так, как предсказывали наши астрофизики, иначе мы с тобой давно уже корчились бы в агонии.
