Второй этаж был залит водой. Кругом медленно и даже как-то величественно плавали разные вещи, циновки. Струи текли по лестнице, а паркет стал скользким, словно лед.
Сокар встретил их, вполне уверенно держась на ногах, но с перебинтованной головой.
— А, друг мой Сэн! — вскричал он, все еще пребывающий в горячке боя.
— Святой Доэтерий, я уж подумал, что тут все при смерти, — перевел дух Дэсвери.
Лицо сузалийца вытянулось:
— Увы, но тот молодой франтирец, видимо, не выживет…
— Айят?
— Нет, второй, в татуировках… Не надо туда входить, там с ним господин Элинор и горничная…
— А вас как угораздило, Рато?
Тот скользнул рукой по своей повязке и отмахнулся:
— Да так, царапина, от стены что-то откололось и прилетело. Только крови было целое море! Никогда не думал, что из царапины на лбу может вылиться столько крови! Приеду на родину и буду хвастаться и врать, будто бы принимал участие в боевых действиях под Кийаром… А мальчика жаль. Мы с ним были снаружи, на веранде, когда все началось. Я успел пригнуться, а этот смельчак на них бросился с голыми руками…
Ту-Эл и Камро переминались с ноги на ногу, и последний наконец предложил:
— Ну что стоять? Давай-ка свистнем ребят и попробуем тут прибраться…
К четверым парням-музыкантам присоединились Айят, Матиус и блондинка-горничная. Профессор Лад недоверчиво поглядывал на Сокара, не решаясь подойти, а госпожа Иссет и ее кузен почему-то решили пока остаться внизу.
Покинув их всех, Дэсвери пошел проведать Ноиро.
На стук никто не ответил. Телеведущий встревожился — уж в очень плохом состоянии был журналист, когда они виделись в последний раз — и толкнул дверь, оказавшуюся незапертой.
Эта комната уцелела, но ни кровати, ни Сотиса Дэсвери не увидел. Угол попросту пустовал.
— Ничего не понимаю, — пробормотал он и уже хотел было уйти, как вдруг и кровать, и спящий Ноиро, и старый Хаммон, который сидел у изголовья, мигом возникли на прежнем месте.
Дэсвери часто заморгал, чтобы понять, мираж это или реальность, а Тут-Анн скрипуче рассмеялся и показал непонятное маленькое устройство:
— Это не колдовство, мэтр Дэсвери, и галлюцинациями вы не страдаете. Это так называемая «оптико-энергетическая защита». Не знаю уж, насколько это правда, но ходили слухи, что под ней можно спастись от прямого попадания снаряда.
— Это какие-то тайные разработки института, где вы работали в Заречном?
— А вы все никак не поверите, что Кристи из другого мира? — чуть укоризненно подметил Хаммон, качая кудлатой головой.
— Да нет, я верю… но… Но вы же понимаете, что человеческая психика так устроена, что ни в какую не примет того, чего еще не понял разум. Будет считать чудесами и колдовством, пока не узнает принцип работы устройства. Так же и с этим вашим тран… транс…
— Трансдематериализатором. ТДМ. А если удобнее, то называйте его просто телепортом.
Дэсвери подошел к постели и посмотрел в пожелтевшее лицо Ноиро. Тот не дышал. Взгляд телеведущего метнулся к старику:
— Он умер?
— Ну уж нет! Не дождутся они. Зря, что ли, Кристи со своим мальчонкой над ним хлопотали? Вот еще бы девушку вернуть…
— Вы мне знаете что объясните, мэтр Хаммон? Я вот уже несколько раз от вас слышал, что молодая Иссет могла бы каким-то образом помочь Ноиро, а на него, насколько я понял, кто-то в сельве наслал сильное проклятие. Почему вы думаете, что если даже Та-Дюлатар не в силах что-то сделать, то это получится у Нэфри?
Хаммон усмехнулся, чуть подался ему навстречу и поманил к себе пальцем.
— Потому что это может сделать только вторая половинка одного целого. Только сам себя можешь избавить от этой напасти, понимаете, нет?
— Нет, извините!
Старик вздохнул:
— Да что тут не понять? Лишь настоящая любовь между настоящими попутчиками сворачивает горы, и ничто им не преграда. А когда они поодиночке, то и погибнуть могут, вот так вот… Потому мы все неосознанно и тянемся, ищем эту свою половинку… Чувство самосохранения нами руководит, желание безопасности… Ну и романтика, конечно! Что ж в том плохого! Это мне в свое время мудрая шаманка сказала, а уж она точно ведает!
— Но как же вызволить эту девушку из Тайного? — шепнул Дэсвери, оглядываясь на неподвижного журналиста, вытянувшегося, будто мертвец.
— Кристи за ней сходит. Он похож на нынешнего мэра…
— Как две капли воды похож!
— Ну и вот! Ему бы еще нашей речи выучиться как следует, ну да не до роскоши нам теперь. Подберем ему что-то из одежды, подстрижем косматого… Авось и прокатит… А там поглядим, в коме она или что…
— Так у вас все просто на словах!
— Непросто, непросто… Но пробовать придется, — старик повертел в пальцах маленький пультик, управляющий ОЭЗ. — Не сможет тело без присутствия духа в этом мире оставаться долго…
Тут Дэсвери, кое-что вспомнив, спросил:
— А как же он тогда вставал, чтобы отбиваться?
— Кто?
— Сотис. Горничная мне сказала, что они с Та-Дюлатаром выгнали отсюда бандитов…
— Вы на него посмотрите, мэтр, могло ли такое встать и, тем паче, отбиваться?
— Но вы же сами рассказывали, что дома у вашего друга… в том мире… был приемный сын, вылитый Ноиро, и он теперь с ним возится, как со своим… А горничные так и считают, что Ноиро…
— Я уж не знаю, кого там считают ваши красавицы, но это тело, — Хаммон кивнул на Сотиса, — лежало тут бревном под этим самым куполом, — он снова показал пульт, — пока Кристи с Айятом и сузалийцем гоняли вооруженных полудурков. Те — не поверите! — мигом хвосты поджали и бегом отсюда. Что уж парни над ними вытворили… боюсь и представить. Слиняли — и духу не осталось, только погром… Что поделать…
Дэсвери поднялся со стула и задумчиво поскреб в коротких жестких волосах, еще сохранившихся на затылке:
— Ну что ж, значит, следующий шаг — поездка в Тайный… — он поежился: — А это будет похуже погрома…
Но едва он тронул ручку двери и потянул на себя, на пороге возник хмурый Та-Дюлатар.
— Всё… — тихо сказал он.
Дэсвери опустил взгляд на его руки. Целитель был уже без перчаток, но там, где они заканчивались, на коже и на подвернутых рукавах светлой рубашки темнели подсыхающие пятна крови, которые он почему-то не смыл.
— Что там, Кристи? — подал голос Хаммон, а телеведущий уже все понял.
Врач прислонился спиной к косяку, запрокинул голову и прикрыл глаза:
— Его нужно похоронить… — сказал он почти без акцента.
— Сколько ему было? — Дэсвери спросил это, лишь бы нарушить мучительное безмолвие, повисшее вдруг в спальне.
Та-Дюлатар что-то произнес, и Хаммон перевел:
— Девятнадцать…
* * *
Пинерус вошел в палату и хмуро посмотрел на приборную панель. Как и ожидалось, все без изменений. Он снова попытался убедить себя, что пациентка все равно не проснется и что они только мучают ее, не давая уйти туда, куда она должна уйти. Ему, конечно, было лестно, что сам Картакос снизошел до этого поручения, однако не так просто щелкнуть тумблером, когда ты осознаешь, что беззащитное существо, которое ты собираешься убить — твой пациент, и что он еще жив и, быть может, вернулся бы к нормальной жизни, дай ему шанс. Вероятность мала, но она есть, и как-то продирает при мысли, что именно тебе нужно встать между ним и его правом на бытие.
Впрочем, колебания были недолгими: рука, дрогнув лишь вначале, затем твердо потянулась к оранжевому тумблеру.
— Ах сволочь! — вдруг прорычали за спиной.
Пинерус подпрыгнул, но на него уже навалилось что-то с острым запахом перегара, бранящееся и неуклюжее. Все это время оно, похоже, пряталось за шкафом с инструментарием, и врач не заметил его при входе в палату. А оно все время было тут и наблюдало.
— На по!.. — выкрикнул нейрофизиолог и тут же был схвачен за горло и перевернут на спину.
Пинерус увидел перед собой спитое побуревшее лицо Читеса — человека непонятной специальности и неопределенной должности, околачивающегося среди приближенных Форгоса.
