Точнее – одна, шепотом, назидает, другая же, как и подслушивающая, безответна (не дышит).

Все это происходит в трехкоечном номере профсоюзного Дома отдыха, а может, в захолустном санатории для лечения болезней женской деликатной сферы, а может, в интернате для глухонемых, на время летних каникул отданном в аренду имеющим уши и языки, – короче говоря, мертвый час, и деваха притворяется спящей.

...ты, во-первых, возьми такой столик, не очень большой, лучше круглый... – напористо вразумляет тетка. (Почему – не очень большой? очень круглый?..) ...двух курочек там поставь за два сорок, а лучше, если будут, так возьми трех цыплят по рупь семьдесят пять, – немного, правда, дороже станет, – зажарь...

Магия точных цифр, жертвопринесенные птицы, обрядовый огонь, – все это очень сильно для совсем недавней выпускницы ср. школы. Она уже видит караван мерибских купцов: одежда их тяжела от чистого золота, даже упряжь вьючных слонов отделана золотыми шишечками, яркие чепраки верблюдов убраны драгоценными каменьями; купцы везут корицу, гвоздику, янтарный шафран, у них есть все – кроме хлеба бородинского из ржаной и пшеничной муки, – они торопливо отдают за него бальзамические натирки, мирру и благовония в серебряных фигурных флаконах, – всего за половинку черствоватого хлеба, – и вот в полнолунье, ровно за три часа и три ночи до прихода любовника...

...лучше жарить на масле, если, конечно, не жалко; ну и селедочки там поставь, эту, знаешь, за восемьдесят копеек, вымочи ее часика три-четыре, не знаю, – в чае, лучше в молочке, но можно и в воде; огурчики хорошо малосольные, я тебе дам, свекровка дала; ну картошечки там повари молоденькой, полей сметанкой, укропчиком присыпь, – обе громко сглатывают, – в винегрет вкусно ложить яблочко моченое, кислой капуски...

Мертвый час нескончаем, дурища, что подслушивает урок, растет, и вот в электричке ей уже говорят «женщина, подвиньтесь», а она все ждет и ждет, когда же, собственно, сверкнут грани изумрудного перстня и холодные кристаллы любовного яда незаметно для Людовика вспенят кровавое вино, и на маскараде госпожа Помпадур проскачет пред его обалдевшим взором, – да: проскачет в пурпурных, бьющих крылами шелках (стоя с очень прямой спиной в античной колеснице), – а не то, пугливой дриадой, – ясно дело, полураздетой – мелькнет себе в ветвях, когда король-охотник – сам-то уж в любовных тенетах! – только и успеет, что дико повести очами, – или, откуда ни возьмись, с точно продуманной небрежностью, она (леди Помпадур или она сама?) пронесется пред высочайшим кортежем – привиделось?! – король протирает глаза: хрустальная, крупных размеров карета, и в ней – та же особа (уже совершенно голая).

...груздочков солененьких, горушкой так, насыпь в небольшую вазочку, возьми из прессованного хрусталя, ну и водяры в графинчике, пусть на холодке запотеет... Да! Главное! Хлеба, хлеба-то не забудь! Не весь нарезай – засохнет...

Мне тридцать шесть, вес тела моего (нетто) пятьдесят семь кг.

Электричка мчит, клацая на стыках, а мне по-прежнему небезразличны правила волхвований. Смысл ускользает, – но я знаю, он есть – в ритуальной последовательности слов, блюд, поцелуев, – и мне до мурашек любезна та сестрица милосердия, что где-то в богадельне от райздрава, еженощно начиняла перси свои ворованным морфием вперемешку с шампанским, – и любовники, поочередно лаская устами сосцы ее, т. е. двойню молодой серны, пасущуюся меж лилиями, мягко улетали в сады к Хаяму, а сама она отлетела неизвестно куда, померев от заражения крови...

В электричке включается репродуктор, и громко, на весь состав, корреспондент берет интервью у ТОЙ, которая уж точно знает, как принимать любовника:

– Накройте стол белой, хорошо выглаженной скатертью. Средняя заглаженная складка скатерти должна проходить строго через геометрический и смысловой центр стола. Количество судков с солью и пряностями находится в прямой пропорциональной зависимости от числа обедающих. Рекомендуется сервировать стол одинаковыми приборами и посудой однообразного фасона и расцветки. Очень украшают сервированный стол живые цветы: их размещают (в невысоких вазах) посредине стола или в двух-трех местах по средней линии стола. Если при этой сцене невольно присутствуют дети, то их надо научить тщательно разжевывать пищу, есть не торопясь, не брызгая, чтобы у детей не создалось привычки есть некрасиво и шумно: это было бы неудобно и неприятно для них самих и для окружающих...

Боже правый! При виде этих картин я вспомнила, что мужу моей подруги, которая рекомендовала натирать тебя мазью, сегодня стукнул полтинник.

И я охотно пошла на этот юбилей – с твердой верой, что уж там-то ни за что не будут кормить тридцать человек одним хлебом.

Муж моей подруги – космонавт, поэтому юбилей праздновался в предприятии общественного питания, то есть в ресторане гранд-отеля, где так ярко исходит янтарем наборный (охраняемый государством) паркет, что надлежит приносить с собой сменную обувь. Я оказалась права: гостям были представлены плоды не только Земли, но также и разреженных слоев атмосферы и даже пищевые продукты других планет, – короче, все было на том столе, все были за тем столом, и была даже такая, что абсолютно ничего не ела, – особа поздневикторианской осанки, научноголодающая по логарифмической линейке, поглядывавшая на едоков надменно-загадочно и чуть злобновато. Итак, все в пределах этого стола было преотменно и даже сверх того.

Но... но...

Что – «но»?

Но когда я, во тьме кромешной, добиралась домой, думая только о тебе, о тебе плача, то как-то некстати вспомнила, как на этот банкет пришла любовница космонавта (со своим мужем), и космонавт делал мне большие глаза и подавал страшные знаки, – хоть муж любовницы мужа подруги, т. е. супруг подруги космонавта, знал, что тот знал, что знал тот, что тот обо всем знал; и он, муж своей супруги, которая любовница супруга моей подруги, влезши по-дружески в шлепанцы юбиляра, стал какой-то лазаретный (и тот, в запасных шлепанцах, тоже был лазаретный), и он, т. е. юбиляр, любовно одергивал мужу любовницы фалды фрака, – а тот, по-семейному, поправлял ему галстук и скафандр – и потом говорил тост, что юбиляр – человек таких высоких морально-нравственных качеств, что – жест в сторону детей – среди ночи на помощь придет; а потом научноголодающая, с заранее сострадательной улыбкой, громко спросила космонавта: а что, дескать, ваша жена – тоже космонавт? а все знали, что не космонавт, так как, чтобы космонавт мог летать, имея при этом здоровых детей, налаженный быт, любовницу (жену своего мужа), – жене космонавта досталось ползать, всю жизнь чихая и кашляя в пыли бухгалтерских отчетов, – но космонавт, профилактически ущипнув меня за филейную часть, ровно ответил, что да, дескать, моя жена – тоже космонавт (потому что в этих кругах так принято, что если уж муж космонавт, то его жена должна быть непременно космонавт); и еще я, как назло, вспомнила, что, когда пришло время космонавту лететь, а гостям прилично расходиться (а скатерти-самобранки все еще ломились яствами-питьем), – теща виновника торжества принялась по периметру обходить столы, очень зычно приговаривая: собаке!! собаке!! собаке!! – и складывая космонавтову трудовую провизию в семейные мешочки из полиэтилена.

И меня вырвало. Сначала меня рвало: икрой осетровых рыб и икрой кетовой, лососиной с гарниром из долек лимона, украшенной веточками петрушки, салатом из крабов, паштетом, анчоусами – и вылез язык с соусом «Кубанский».

А ЭТО ВСЕ ОТТОГО, ЧТО НОРМАЛЬНАЯ ЕДА ЕСТЬ ЕДА С АППЕТИТОМ, ЕДА С НАСЛАЖДЕНИЕМ, – погрозил мне с небес кулаком акад. И. П. Павлов.

И тогда меня вывернуло от страха!

Первыми из меня, насвистывая, быстро попятились раки в белом вине и тельное из рыбы, потом, боком, долго протискивался поросенок холодный с хреном; тело мое содрогалось в мучительных корчах; бедный желудок выблевывал-выдавливал из меня: почки в соусе грибном с луком, легкие с пастой томат-пюре, сердце тушеное – и наконец «Мозги в сухарях» (консервы) со стручками фасоли – а под занавес выкатилась репа, фаршированная манной кашей (хотя я ее не ела, она и на столе-то не стояла), – ну и, конечно, было много хлеба, хлебной выпечки, хлебобулочных изделий, – и пошли вприсядку калачи, баранки, бублики и ватрушки из дрожжевого теста.