IX «Ваше выс-с-превосходительство! Верьте истинным словам, Вы – законное правительство, И явилися мы к вам!» «Мо-лод-цы!» «Мы не красные, – зеленые, Натерпелися мы бед. Все в побегах закаленные: Не угнать за нами вслед». «Мо-лод-цы!» «Мы от красных отбивалися, Отбивались день и ночь: По лесам густым скрывалися, Удирали во всю мочь». «Мо-лод-цы!» «Еле-еле к вам пробилися, Трудный сделали мы путь, Все ужасно истомилися: Нам бы малость отдохнуть!» «Мо-лод-цы! Был бы отдых вам, ребятушки, Если б враг не напирал, Все вы – бравые солдатушки, – Ухмыльнулся генерал: – Мо-лод-цы! Вашу доблесть в полной мере я Оценю само собой, Всех зеленых – в знак доверия – Назначаю в первый бой! Мо-лод-цы!» X Перекосились рожи сразу У всех «зеленых молодцов»: По генеральскому приказу Ведут в окопы бегунцов. Дрожат в руках у них винтовки, И сердце так щемит-щемит, А красный враг без остановки Их артиллерией громит. В груди у Митьки все упало. А сзади хохот казаков: «Учили вас, чертей, да мало… Сменять – на что?! – большевиков!» «Ох, Митя, – плачется Вавила: Раскис зеленый атаман, – Могила всем нам тут, могила!.. Полезли сами мы в капкан! Слышь? Тут, что ночь, то перебежки: К большевикам бегут донцы!» А сзади злее все насмешки: «Эй вы, лесные храбрецы! Вон там, за рощей, „враг“ укрылся, Идти в атаку ваш черед!» Со страху в землю б Митька врылся, Не то что двинуться вперед! XI Все зеленые вояки Доигрались до конца: Не вернулись из атаки, Кроме… Митьки-бегунца! «Вместе, Митя, плутовали, – Вместе будем помирать!» Но Митюху – Митькой звали: Умудрился вновь удрать! Засверкали только пятки. Криков сзади не слыхал. Верст полсотни без оглядки, Не присевши, отмахал. В поле прятался за рожью Иль в оврагах по кустам, – Мчал, как волк, по бездорожью, По неведомым местам. Как-то утром заблестела Перед Митькою река. Камышами шелестела Мутно-желтая Ока. Тут дорожка уж знакома. Огляделся бегунец: «Скоро, скоро буду дома, Скоро мукам всем конец. Повинюся перед миром, К комиссару сам приду. Был, скажу я, дезертиром, – Покарайте по суду. Пусть я совесть успокою. Смерть? Расстрел? Не задрожу, Жизнью подлою такою Больше я не дорожу. Был досель в отцовской воле, У отца на поводу. По его указке боле Я уж – баста! – не пойду. Пощадить меня решите? Дайте милость лишь одну: Мне на фронте разрешите Кровью смыть свою вину!» XII Входит Митя, словно вор, На отцовский двор. Никого среди двора. Поздно. Спать пора. «Глаша, Глаша… Сколько дней Не видался с ней. Рада будет как теперь!» В дом открыта дверь. Митя, ставши на порог, Устоять не мог, – Захватило сразу дух, Свет в очах потух. Старый свекор и сноха… Нет для них греха! Позабывши честь, закон, Не стыдясь икон… Глаша шепчет старику: «Дверь-то… на крюку?!» Митька бросился, как зверь: «Вот те, стерва, дверь!» «Ай, спасите!» – Глаша в крик. Зарычал старик. В горло сын отцу впился: «Вот где правда вся?» Старина тряхнул плечом: «Все мне нипочем!» Подвернулся тут топор. Кончен сразу спор. Глаша вопит у ворот. Прибежал народ. Смотрит, ахает, скорбит: Сын отцом убит! XIII Могилка свежая. И крест. А на кресте, В сердечной простоте, Под образком, глядящим кротко, Каракулями кто-то вывел четко: «Поплачьте все над Митей-бегунцом. Боялся смерти он. Скитался дезертиром. И дома смерть нашел: убит родным отцом. Спи, дорогой товарищ, с миром!» |
