Пришло из города в деревню «обращенье»:

Мол, дезертирам всем объявлено прощенье

      В последний раз.

Все, кто не явится исполнить долг свой честно,

   Караться будут повсеместно, –

      Таков приказ.

Дается льготный срок. А после – не взыщите:

Тому, кто отказал республике в защите,

      Пощады нет.

И кто предателя подобного укроет,

   Тот сам себе могилу роет.

      Один ответ.

Все, в «перелетчики» попавшие случайно,

Те были льготою довольны чрезвычайно:

      Пришли на сбор.

Кулацкие ж сынки и сволочь всякой масти

   Решили дать Советской власти

      Лихой отпор.

У Митьки-бегунца приятели нашлися,

К нему с винтовками молодчики сошлися

      В лесной отряд.

Митюха дробовик отцовский взял с собою.

   «Слышь, не сдавайсь, сынок, без бою;

      Всади заряд!»

Ватага молодцов, Вавила – коноводом,

А как рискованно в своих местах с народом

      Стать на ножи, –

Ушли в чужой уезд. В лесу, в деревне, в поле

   Пришлось пуститься поневоле

      На грабежи:

Где выкрадут коров из-под чужой повети,

Где унесут добро, хранившееся в клети.

      В конце концов

Сумели насолить так трудовому люду,

   Что мужики пошли повсюду

      На бегунцов.

О Колчаке ходили слухи.

Росли надежды кулачья.

«Большевики, едят вас мухи!

   Что Волга? Чья?»

Читая каждый день газеты,

Кузьма Лукич глядел орлом:

«Чать, скоро, братцы, все советы

   Пойдут на слом.

В Москве дошло до забастовок,

Шумят рабочие, хе-хе!»

Кузьма на радостях обновок

   Привез снохе.

В лес дезертиры перестали

Крестьянских угонять коров:

Держаться все поближе стали

   Своих дворов.

Но вот пошли другие вести.

Вновь кулаков тоска грызет:

«Колчак отогнан верст на двести…

   Нет, не везет!

Знать, счастья долго дожидаться».

Пришла худая полоса.

И бегунцам пришлось податься

   Опять в леса.

Ванька, Фролка,

Пров, Николка

   Да Панкрат,

Клим, Епишка

Да Микишка

   Крепко спят.

Митька, Петька,

Гришка, Федька

   У костра

Трубки курят,

Балагурят

   До утра.

Вот светает,

Быстро тает

   Синь-туман.

Лес проснулся.

Не вернулся

   Атаман.

«Эх, Вавила!»

Охватила

   Всех тут жуть:

«Поднимайтесь,

Собирайтесь,

   Братцы, в путь!»

«Эх, Вавила!»

Приуныла

   Вся семья.

Гнутся ветки.

«Гей, вы, детки!

   Вот и я!

Из разведки

Прямо редкий

   Вышел прок.

Эвон, сколько –

Жрите только! –

   Приволок.

Тише, Гришка:

Тут кумышка,

   Не пролей.

Кто потянет,

Сразу станет

   Веселей.

В сборе все ли?»

Парни сели

   На траве.

Пили смело,

Зашумело

   В голове.

На кумышку

До излишку

   Налегли.

«Эх калина!»

«Эх малина!»

   «Ай люли!»

«Сдобна, пряна,

И румяна,

   И бела

Наша тетка,

Что лебедка,

   Проплыла!»

Фролка пляшет,

Шапкой машет:

   «Ну ж дела!

Слышь, ребята:

Женка брата

   Родила!»

Фролка скачет,

Митька плачет,

   Сам не свой

Весь трясется,

Оземь бьется

   Головой!

«Ой, лесные вы ребятушки, зеленые,

Вы головушки-головки забубённые,

Дезертиры, бегуны вы все проворные,

А настали дни-денечки нынче черные,

Пробежало лета больше половинушки,

А куда теперь податься нам, детинушки?

Возле Питера войска разбиты белые

И колчаковцы бегут, как ошалелые.

Войско красное с Урала как воротится,

По лесам оно за нами поохотится,

Покарает дезертиров всех без жалости,

Половину расстреляет нас по малости.

Уж и так-то мы в лесу боимся шороху,

А придется, видно, нам понюхать пороху,

А придется передаться нам Деникину.

Я, Вавилушка, флажок зеленый выкину,

Будь что будет, раз такое положение.

Не пошлют авось нас сразу же в сражение.

Той порою, может, смута и уляжется:

Как Деникин победителем окажется.

Все домой вернемся с честью мы с великою:

На коне донском, с нагайкою и с пикою!»