Как хочется забыть недавний наш позор –
«Дни царские», когда, преступный теша взор
Венчанного короной идиота,
По полю Mapсову шла «гвардии пехота»,
Толпились вкруг царя вельможи-подлецы,
И зычно, голосом пропойным
Горланил царь колоннам стройным:
«Зда-ро-ва, ма-лад-цы!!»
Пред рожей выродка, безмозглого кретина,
Зло помыкавшего народною судьбой,
В шинелях серых шла под барабанный бой
«Святая серая скотина»
[2].
По «рюмке водки» ей дарили палачи,
Несли рублевые «гостинцы».
– Ура, Семеновцы! – Спасибо, Москвичи,
Преображении и Волынцы! –
Мундиры разные и разные полки.
И вышибло совсем из царского понятья,
Что, различаясь «формой платья»,
Полки – единая трудящаяся братья,
«Одной деревни мужики».
Что от родной сохи оторванный бедняга
Не краскою петлиц свою окрасит цель, – –
Что мужику мила не серая шинель,
А серая сермяга.
Собаке – цепь, волу – ярмо, коню – узда!
Вот серая шинель была чем для солдата.
Шинели серой путь туда,
Куда ушло все то, чему уж нет возврата.
Не разные полки, а всенародный полк,
Ты обмануть себя не дашь в огне и в буре,
И не допустишь ты, чтоб злой твой враг, как волк,
Пролез к тебе в поддельной шкуре.
Не верь отравленным листкам клеветников,
Не верь словам лукавой лести.
Сквозь нежные слова ты слышишь звон оков
И шил змеиный тех, кто жаждет страшной мести?
Не вычерпать зараз сплошного моря зла,
Мир, воля и земля – их не получишь даром;
Наследья тяжкого проклятого узла
Не рассечешь одним ударом;
Еще не срыты до конца –
Работа рабских рук – темницы нашей стены.
Но торжества залог – в отважности бойца.
И пусть запомнят те, чьи робкие сердца
Отравит яд врага-льстеца,
Что робость их – сестра измены!
