Завязь* Святое царство правды строится В родимой стороне. Незримой много силы кроется В народной глубине! Вставайте ж, новые работники, Рожденные в борьбе! Поэты, пахари и плотники, Мы вас зовем к себе! Встань, рать подвижников суровая, Грядущего оплот! Расти и крепни, завязь новая, И дай нам зрелый плод! Не забывайте безграмотных братьев* Власть царская народ держала в нищете, И в нищете и в темноте. Народной темнотой держалось наше горе. Друзья, подумайте о том, что на Руси Люд грамотный – что капля в море. Иного мудрость вся – три буквы на заборе Да «отче наш, иже еси». И вас, читающих простые эти строки, Молю я: взяв из книг хорошие уроки, Делитеся потом усвоенным добром С тем, кто с хромым умом и кто с душой слепою Бредет, безграмотный, извилистой тропою. Не по своей вине наш брат и слеп и хром. Пусть солнца луч блеснет пред темною толпою. Нам тяжко, а слепым – им тяжелей вдвойне. Кнут, коим били нас, гулял по их спине, И ту же, что и мы, они испили чашу. Так пусть же, братья, в эти дни Плоды свободы, радость нашу, Прозрев, разделят и они, – Разделят и поймут, идти с кем надо в ногу, Чтоб выйти на простор, на светлую дорогу. Пан Кмита* Правдивая повесть Полицмейстер Кмита в Ломже Был и взяточник и вор. «Ну, подлец, и костолом же!» – Шел про Кмиту разговор. Станислав Адамыч Кмита Верным был слугой царю. «Взят рабочий!» – «Морда бита?» «Точно так!» – «Благодарю!» Был со всеми одинаков Полицмейстер боевой: Русских бил, порол поляков, Измывался над Литвой: «Полицейские участки Не затем, чтоб пустовать! – Арестуешь для острастки, Перестанут бастовать!» После Кмитова ареста Шла всегда все та же речь: «Нет на мне живого места!» «Ох-ти, брат: ни сесть, ни лечь!» Кмита был, весьма понятно, У начальства на виду И отмечен был трикратно В девятьсот шестом году. В год осилив «три барьера», Не лежал он на боку, Глядь, взнесла его карьера Полицмейстером в Баку. А в Баку, что день, то свары, Что ни ночь – резня, пожар: Не армян громят татары, Так армяне жгут татар. Кмита крови не гнушался, Лютым коршуном кружил, То с татарами якшался, То с армянами дружил. А в накладе – те и эти: Всякий в спину ждет ножа. Кмита плел искусно сети, «Честно» родине служа. Он – слуга богатых классов, Враг – «рабочей мошкары». Щедро шлют ему дары. Он – церковно-православный, Он – российский дворянин, Первым пьет бокал заздравный Ради царских именин. Кмита – пайщик в общем риске: Черносотенцам он – свой, Он в погромной переписке С Петербургом и Москвой. Кто сказал, что Кмиты предок?.. Кмита истинный русак! Ан случилось напоследок, Что попал русак впросак: Грянул гром над всей страною! Революции метла Вместе с падалью иною Всю полицию смела. Кмита прятался сначала. Дескать, «мы свое вернем!» Но гроза, увы, крепчала, Все крепчала с каждым днем. Дальше – больше, дальше – больше… Под собой не слыша ног, Очутился Кмита в Польше, «Тут спокойней, видит бог!» Тут паны всю силу взяли. Кмита к шляхте, пятя грудь: «Мне пристроиться нельзя ли? Я ведь тож… не кто-нибудь!» Дальше вышло, как по нотам. Золотые Кмите дни. Кмита польским патриотам Оказался вдруг сродни. Он породы именитой. Подтвердят и не врали: С предком Кмиты, тоже Кмитой [20], Совещались короли. При таком-то Ягеллоне Кмита был в большой чести И самой крулеве Боне Помогал… постель трясти. Так иль сяк (пример не редок!), Был крулевич в Кмиту весь. Вот какой у Кмиты предок! Заиграла в Кмите спесь. Борода у Кмиты сбрита, А уж ус-то, ус какой! Польский пан, Станислав Кмита, Левой крестится рукой. Пани Кмита располнела, Расцвела паненка-дочь. «Еще Польска не сгинела» – Кмита воет день и ночь. Не понять: лицо иль маска? Просто Кмиты не узнать, Пану Кмите честь и ласка, Принимает Кмиту знать. Кмита смотрит гордым взглядом. Как жупан ему к лицу! Он командует парадом Перед сеймом на плацу. Подражая Кмите-предку, Кмита всюду тычет нос: «Скоро ль будем бить соседку?» – У него один вопрос. «Мы Москву живой рукою!.. Сил нам, что ль, недостает?» Эта мысль ему покою, Да, покою не дает. Кмита мысль одну лелеет И во сне и наяву: «Панство» русских одолеет, Кмита выедет в Москву. Кмита весь – в слепой надежде, Ею только и дыша. В нем все та же, что и прежде, Полицейская душа. Он свои имеет виды. Кмита мстительно-упрям: Полицейские обиды Отомстит он бунтарям! Новый царь, само собою, Кмиту вот как наградит! – Словом, Кмита рвется к бою, Проживаяся в кредит. В сейме он грозит «москалям», Речи Кмиты – брань одна: «Мир с Москвою?! Не позвалям!!» Получилася война. Сейм шумел, а бились хлопы. Под снаряды, на штыки, Из окопов шли в окопы Горемыки-бедняки. Дома брошены халупы, Плачут жены, детвора, А поляки – вот их трупы От Двины и до Днепра! Взяли Киев. Слава! Слава! Тут и к месту приросли. А зашел Буденный справа, Еле ноги унесли. Бил панов Буденный сбоку, А пехота дула в тыл. Пан Пилсудский раньше сроку Растерял военный пыл. Кмита мрачно сдвинул брови С видом грозного бойца: «Жалко, что ли, хлопской крови? Надо биться до конца!» Гад змеею ядовитой Извивается, шипит. Пан Пилсудский с паном Кмитой Вместе ест и вместе спит. «Бьют, – заплачешь поневоле!» Стал Пилсудский горевать, А змея шипит: «Тем боле Надо, пане, воевать!» «Не видать нам Украины… Фронт нам всюду стали рвать…» «Значит, – снова шип змеиный, – Надо дальше воевать!» «И в Литве нас бьют повторно… Пораженье как скрывать?..» «Что ж? – змея шипит упорно. – Значит, надо воевать!» «За грехи мы все ответим… Будут хлопы бунтовать!!» «Хлопы?! Га! Мы с быдлом этим Вот как будем воевать!» «Будем?» – «Будем! Вздуем знатно!» «Значит, Кмита, по рукам!» вернуться Тагиев и Гукасов – бакинские миллионеры, владевшие нефтяными промыслами. вернуться Кмита – любимец польской королевы Боны, супруги Сигизмунда I, правившего Польшей около 500 лет тому назад. Королева Бона была гнуснейшей интриганкой. Кмита был ее верным помощником, умея искусно дурачить сейм. |
