Конная Вторая* По фронтам по всем кочуя, Насмотрелся я чудес. Вот и нынче – к вам качу я, Еду, еду – что за бес?! Где же «Конная Вторая»? Впереди, да впереди! «Мне ее, – вздыхал вчера я, – Не догнать, того гляди!» Трух да трух моя кобыла. Кляча, дуй ее горой! Доскакал я все ж до тыла «Конной Армии Второй». Где приятель мой, Шаронов? На скаку разузнаю. «Эвон там, где треск патронов, – Эскадрон его в бою». Еду дальше. Люди. Кони. Целый табор у костров. После этакой погони Разомлел я – будь здоров! И всю ночь казак Шаронов Мне мерещился во сне: Вздев на пику трех баронов, Он их жарил на огне… Смех кругом: «Робя, гляди-ко, Врангель щерится, что кот!» Три барона выли дико: «Шерти!» – «Зволечь!» – «Ох, мейн готт!» Сзади хохот: «Жарьтесь, твари! Это вам за все дела!» Я проснулся. Запах гари: У меня горит пола. Леший с ней, с полою этой! На войне дыра – фасон, Все ж доволен я приметой. Эх, кабы да в руку сон! Чтоб от красных эскадронов Вражья сила подрала, – Чтоб скорей от всех баронов Лишь осталася зола! Латышские красные бойцы*
Латыш хорош без аттестации. Таков он есть, таким он был: Не надо долгой агитации, Чтоб в нем зажечь геройский пыл. Скажи: «барон!» И, словно бешеный, Латыш дерется, все круша. Чай, не один барон повешенный Свидетель мести латыша. Заслуги латышей отмечены. Про них, как правило, пиши: Любые фланги обеспечены, Когда на флангах – латыши! Где в бой вступает латдивизия, Там белых давят, как мышей. «Готовься ж, врангельская физия, К удару красных латышей!» Честь красноармейцу!* Превознесу тебя, прославлю, Тобой бессмертен буду сам. Г. Р. Державин. Красноармеец – Пров, Мефодий, Вавила, Клим, Иван, Софрон – Не ты ль, смахнув всех благородий, Дворян оставил без угодий, Князей, баронов – без корон? Вся биржа бешено играла «На адмирала Колчака». Где он теперь, палач Урала? Его жестоко покарала Твоя железная рука! Деникин? Нет о нем помина. Юденич? Вечный упокой. А Русь Советская – едина. Сибирь, Кавказ и Украина Защищены твоей рукой! Ты сбавил спеси польской своре, Сменив беду полубедой. Кто победит, решится вскоре, Пока ж – ты мудро доброй ссоре Мир предпочел полухудой. Ты жаждал подвига иного: Рабочей, творческой страды. Где места нет у нас больного? Пора, дав жить тому, что ново, Убрать гнилье с родной гряды. Но оставалася корона, Еще не сбитая тобой. И – всходов новых оборона – Ты на последнего барона Пошел в последний, страшный бой. Под наши радостные клики Хвалой венчанный боевой, Гроза всех шаек бело-диких, Ты – величайший из великих, Красноармеец рядовой! Герой, принесший гибель змею, Твоих имен не перечесть! Тебе – Вавиле, Фалалею, Кузьме, Семену, Еремею – Слагаю стих я, как умею, И отдаю по форме честь! Кузьма Хлопушкин* Фронтовой рассказ В Чухломе да на базаре Кузька сторожем служил. Словно мышь в мучном амбаре, Жил парнишка – не тужил. Толстогрудые торговки – С ними Кузя не скучал. По ночам без остановки Колотушкой он стучал. Колотушка била дробно: Трам-та-там да трам-та-там! Для воров весьма удобно: Сторож – здесь, а воры – там! Не бояся с Кузей встречи, Воровали не спеша: Вбок – замок, товар – на плечи. «Жди, торговка, барыша!» Вот и утро, слава богу! На базаре бранный гул. Все торговки бьют тревогу: «Снова кража! Караул!» Кончен день базарный, шумный. Люд торговый схлынул прочь. Кузя вновь, как полоумный, В колотушку бьет всю ночь. Знайте все: Кузьма на страже! Воровской собьет он раж! Утром, глядь, картина та же: Сразу новых десять краж! Тут торговки взбеленились, Дело кончилось бедой: Били Кузю, не ленились, – Отливать пришлось водой. «Что?! – молодки и старушки Измывались над Кузьмой. – Не забудешь… колотушки? Колотушкин ты прямой!» Дали бабы Кузе жару, Проучили молодца. Но ушел Кузьма с базару Не доучен до конца. Двадцать лет Кузьме без лишку: На губах ни волоска. Через месяц-два парнишку Взяли в красные войска. Ай да Кузя, в рот те ситник! Что за парень боевой! Он – отечества защитник, Он за волю – головой! На фуражке у вояки Даром, что ль, горит звезда? «Ну-кось вы, паны-поляки, Подходите-ко сюда!» В грязь наш Кузя не ударит: Как сурок, нырнув в окоп, Из винтовки парень жарит, Только слышно: хлоп да хлоп. Расстрелявши все патроны, Ковыряет он в носу: «Вон шарахнулись вороны… Знать, противник там… в лесу!» Получив патронов пачку, Кузя снова хлоп да хлоп! Рядом смех: «Уйми горячку! Эк захлопал, остолоп!» Кузя хлопает, не слышит, Бьет не в цель, а наугад. Раскраснелся, жарко дышит, Заслюнявил весь приклад. Ротный тут взъярился волком, Закусил сердито ус: «Трать, Кузьма, патроны с толком! Слышь, Хлопушкин? Чертов трус!» Глупый брешет без умолку, Не жалея языка. Сотня слов, а все без толку, – Сразу видно дурака. Умный зря болтать не любит: Бережлив он на слова, Слово скажет, как отрубит, Потому что – голова. Слабосильный прыщ-задира Хорохорится – беда! Но – у церкви, у трактира, Всюду бит он и всегда. Сильный – силы зря не тратит, Но зато в прямом бою, Коль нахвалыцика он хватит, Хватит так, что уй-ю-ю! О проклятом польском пане Есть заботиться кому: Снаряженье англичане И французы шлют ему. Мы ж для нашей обороны Сами мощь свою куем: Сами делаем патроны, Сами пушки наши льем. Нам снаряды для сражений, А не «хлопанья» нужны, Так военных снаряжений Зря мы тратить не должны. Колотушкин Кузя – шалый, Иль Кузьма Хлопушкин тож, Это, братцы, вредный малый И в бойцы совсем не гож. «Хлопать» – нам не по карману. Чтобы пана нам свалить, Надо метить в брюхо пану, А не на ветер палить. |
