Если соглашение НАФТА будет утверждено, компания «Форд» конечно же, переведет завод по производству автомашин марки «Торос» в Мексику, где она сможет нанять рабочих за одну десятую часть моей зарплаты и где нет независимых профсоюзов, а затем экспортировать машины в Соединенные Штаты. При существующем упадке рынка труда в этой части страны я не вижу каких-либо перспектив найти работу за такую же зарплату.

Экономист, составивший модели, страшно удивленный, уверяет ее, что он является экспертом по вопросам торговли и что ее опасения совершенно беспочвенны:

Вам не о чем беспокоиться. Я составил компьютерную модель, которая показывает, что на самом деле вы получите преимущества от этого торгового соглашения, потому что НАФТА создаст новые рабочие места в Америке. Вот как работает модель. В ней я предполагаю, что капитал не меняет своего местоположения. Следовательно, фирма «Форд» не может перевести свой завод в Мексику. Она также и не захочет это сделать, потому что я предполагаю, что оплата труда за производство одной детали одинакова в обеих странах и в моей модели американцы отдают явное предпочтение товарам, произведенным в Америке, даже если они более дорогие.

Моя модель также предполагает наличие полной занятости и оговаривает, что любой импорт в США из Мексики должен быть сбалансирован американским экспортом, так что новые производства товаров на экспорт обязательно будут открыты здесь, чтобы заменить любые производства, которые могут быть замещены мексиканским импортом. Поскольку на заводе «Форда» вы получаете зарплату выше средней, то очевидно, что вы обладаете ценной рабочей квалификацией. При полном трудоустройсва ее вы, безусловно, вскоре найдете другую работу на одном из этих новых экспортных производств, возможно даже более высоко оплачиваемую, чем ваша нынешняя. Поэтому НАФТА будет для вас чрезвычайно полезно.

Легко можно себе представить, что рабочий, столкнувшийся с таким объяснением, может заключить, что создатель экономической модели только что прилетел с какой-нибудь далекой планеты и очень плохо знаком с земной жизнью. Хотя эта дискуссия вымышленная, однако предположения, высказывание экономистом (выделенные курсивом), вовсе не вымысел. Каждое из них встроено в одну или несколько экономических моделей, которые использовали торговые эксперты для доказательства того, что Соединенные Штаты в результате принятия НАФТА получат выгоды в создании рабочих мест. Сравнивая модели и их результаты, Санфорд обнаружил прямую связь между нереалистичными предположениями и благоприятными прогнозами по количеству рабочих мест — чем менее реалистичны предположения, тем более оптимистичны прогнозы. Более реалистичные модели предсказывали либо отрицательные, либо незначительные последствия, по крайней мере для одного из партнеров.

Те, кто использует эти модели для проталкивания своих интересов, нигде не упоминают о предположениях, заложенных в их основу. Искажения получаются настолько грубые и постоянные, что невольно закрадывается сомнение: а не преднамеренный ли это обман общественности? Например, во время обсуждений по вопросам НАФТА газета «Нью-Йорк тайме», неприкрытый сторонник свободной торговли, пошла на необычный шаг и поместила на первой странице букварь экономики торговли. В этом букваре приводилось объяснение теории относительного преимущества для обоснования поддержки редакцией законодательства по НАФТА. Однако нигде ни слова не было сказано о предположениях, положенных в основу этой теории, не говоря уже о том, насколько эти предположения далеки от реальности. Письма с указаниями этих упущений, посланные в редакцию «Нью-Йорк тайме» мной и другими, не были опубликованы.

Те, кто допускает подобное искажение, поддерживают как благоприятную для общего блага ту политику, которая глубоко укореняет экономические правила, дающие преимущества самым алчным из нас и невыгоды всем остальным.

Моральные философы рыночного либерализма увековечивают подобные искажения, пренебрегая разницей между правами денег и правами человека. В самом деле, они уравнивают свободы и права граждан со свободой рынка и правами частной собственности. Свобода рынка — это свобода денег, и когда действуют права собственности, а не права личности,то права есть лишь у тех, у кого есть эта собственность. Более того, утверждая, что единственным обязательством личности является соблюдение контрактов и уважение прав собственности окружающих, «моральная» философия рыночного либерализма. Успешно освобождает тех, у кого есть собственность, от обязательств перед теми, у кого ее нет. Она оставляет без внимания то, что в реальном мире контракты между слабыми и влиятельными редко бывают равными и что сам институт контракта, как и институт собственности, поддерживает и даже усиливает неравенство в обществе неравенства. Она узаконивает и усиливает системы, которые порождают бедность, утверждая при этом, что бедность есть следствие праздности и врожденных дефектов характера бедняков.

Основной предпосылкой демократии является то, что у каждого человека есть одинаковые права перед законом и равный голос в делах политики:один человек — один голос. Мы можем справедливо смотреть на рынок как на демократического арбитра прав и предпочтений — как утверждают рыночные либералы — лишь при условии, если права собственности распределены равномерно. И хотя рынок может эффективно размещать средства и при отсутствии полного равенства, однако когда 358 миллиардеров владеют богатством в 760 млрд. долл. — т.е. имеют столько же, сколько 2,5 млрд. самых бедных людей мира, — то нельзя предположить, что рынок будет функционировать справедливо или эффективно, а сама законность института рынка; может быть поставлена под сомнение  .

Такие издания, как «Форчун», «Бизнес уик», «Форбс», «Уолл-стрит джорнал» и «Экономист» — все как один ярые сторонники корпоративного либертарианства, — редко хвалят экономику за ее прогресс в устранении бедности, которая вынуждает более миллиарда людей прозябать в абсолютной нищете, или за шаги в направлении большего равенства, или не хвалят вообще. Вместо этого они регулярно оценивают состояние экономики по количеству миллионеров и миллиардеров, которое она создает, а компетентность менеджеров — по тому; холодному равнодушию, с которым они выставляют за ворота тысячи работников; успех частных лиц — потому, сколько миллионов долларов в год они добавили к своему состоянию, а успех компаний — по глобальному распространению их власти и их способности доминировать на глобальных рынках.

Возьмем, к примеру, статью, иллюстрация к которой вынесена на обложку журнала «Форбс» за 5 июля 1993 года, трубящую необычайных достижениях свободного рынка, под заголовком «Познакомьтесь с самыми последними миллиардерами»:

По мере того как растет разочарование в социализме и других формах государственной экономики, частная, яичная инициатива начинает высвобождаться в поисках своей судьбы. Богатство, естественно, не заставляет себя долго ждать. Двумя самым крупными открытиями для свободного рынка в нынешнем десятилетии стали Латинская Америка и Дальний Восток. И неудивительно, что наибольшее скопление миллиордеров в нашем списке появилось из закваски этих двух регионов. Одиннадцать новых мексиканских миллиардеров за два года и семь этнических китайцев.

Становясь на несколько более популистскую точку зрения, журнал «Бизнес уик» опубликовал специальное сообщение, озаглавленное «По миллионеру в минуту», в выпуске от 29 ноября 1993 года. В него входит этот бравурный отчет о том, чего достиг свободный рынок в Азии:

Богатство. Для большинства азиатов лишь одно поколение назад это означало переселение в США или продажу природных ресурсов в Японию. Но теперь Восточная Азия создает свое собственное богатство со скоростью и в масштабах, которые, возможно, не имеют прецедента в человеческой истории. Ожидается, что к 1996 году количество азиатских мультимиллионеров, — не японцев, удвоится до 800 000... Восточная Азия превзойдет Японию по покупательной способности в течение одного десятилетия. И при сбережениях, возрастающих на 550 млрд. долл. в год, она уже становится самым крупным в мире источником ликвидного капитала. «В Азии, — говорит Оларн Чайправат, генеральный директор «Сиамского коммерческого банка», — деньги валяются под ногами»... Новые рынки есть для всего: от машин «Мерседес-бенц» до сотовых телефонов фирмы «Моторола» и совместных фондов «Фиделити»... Чтобы найти в истории нечто подобное, вам нужно вернуться на сто лет назад в историю США, к тем дням, когда еще не появились сильные профсоюзы, сторожевые псы ценных бумаг, и антитрестовские законы.