– Неудача. Проигрыш.

– В чем?

– Во всем. Порой мне сложно что-то начинать, мне легче вообще не браться, нежели провалиться.

– Но без риска не произойдет ничего хорошего.

– Я знаю. И все же...

Мы доходим до черного входа похоронного бюро, и Ксандер прислоняет лопаты к стене. Я встряхиваю волосы, он повторяет за мной, затем разворачивает меня и очищает мне спину.

– И все же? – спрашиваю я, неуверенная, что он собирается продолжать.

– И все же не могу себя пересилить. – Его руки на моей спине замирают, и я прикрываю глаза.

– Может быть, тебе стоит в чем-то облажаться. Серьезно облажаться. Тогда ты больше не будешь этого бояться.

– Мне привести собак сейчас или позже?..

– Хорошо, хорошо, я поняла. – Он прав. Я не вправе советовать ему встречаться со своим страхом лицом к лицу, пока не пересилю свой. И я имею в виду вовсе не собак.

– Ты боишься только больших собак или маленьких тоже?

– У тебя есть собака, верно? Та, которую носят в сумочке?

– Нет, – подтрунивает он. – Конечно нет.

– Их размер не имеет значения. На самом деле, маленькие даже хуже. Они могут откусить палец.

– И это говорит девушка, которую никогда не кусали.

– Мысль, Ксандер. Это просто мысль.

Он хихикает, потом похлопывает меня по плечу, давая понять, что спина чистая.

– Готова?

– Да. Хотя нет, подожди. Давай сначала обработаем твою рану. У мистера Локвуда есть все необходимое.

Я стучу в дверь, прежде чем со скрипом ее открыть.

– Мистер Локвуд? – Я захожу внутрь. – Иди за мной. По-моему, аптечка там.

Мы проходим по длинному коридору, я распахиваю последнюю дверь справа и замираю, когда мистер Локвуд отрывает взгляд от мертвого тела, которое лежит перед ним на столе.

– Простите, – говорю я.

Грудь мужчины разрезана, и большие скрепки соединяют две половины тела. Очевидно, недавно проводилось вскрытие трупа. Его лицо уже посинело, и все признаки говорят о насильственной смерти несколько дней назад.

– Ничего страшного, заходи.

В комнате холодно, и по моему телу пробегает озноб.

– Мне нужна аптечка. Немного марли и, наверное, антисептик.

Он указывает на маленькую ванную.

– Все там. – Мистер Локвуд накладывает немного крема на лицо мужчины.

Трудно проигнорировать запах в этой комнате. Пахнет чем-то консервированным. Хотя не так уж и отвратительно.

– Он будет в открытом гробу?

– Да. Завтра. – Рядом к стене прикреплена большая фотография этого мужчины – еще живого, и мистер Локвуд с ней сверяется.

– Над ним еще надо поработать, – комментирую я.

– Этим я и занимаюсь. – Он поднимает кисточку. – Не хочешь нанести румяны.

– Что скажешь, Ксандер? Как тебе такая карьера? – Я поворачиваюсь к нему, но он застыл в дверном проеме, с ужасом глядя на труп. Его лицо почти такое же бледное, как и у мертвеца перед ним. – Вероятно, нет.

Я встаю перед Ксандером, но проходит несколько секунд, прежде чем он переводит на меня взгляд.

– Ты в порядке? – спрашиваю я.

– Просто не ожидал. Все нормально.

– Уверен?

– Да.

– Хорошо. Пошли.

Я веду его в тесную ванную и закрываю за ним дверь в надежде, что, не видя тела, он быстрее придет в себя. Подношу руку Ксандера под маленькую струю воды, аккуратно промывая рану с мылом. Его взгляд все еще устремлен на дверь.

– Подожди, – говорю я в поисках шкафчика с аптечкой. Нахожу аптечку и, поставив на стойку, открываю ее. Ксандер выключает воду и вытирает руку.

Я открываю тюбик с антисептиком, беру его руку и выдавливаю немного средства на рану.

– Больно?

– Все в порядке.

Его дыхание касается моей щеки, и я понимаю, насколько мы близко друг к другу. Я накладываю марлевую повязку и поднимаю взгляд.

– Вот и все, как новенькая.

Его лицо приобретает болезненно-серый оттенок.

– Спасибо, – бормочет он и вылетает из ванной.

Я благодарю мистера Локвуда и ухожу. Выйдя на улицу, я замечаю Ксандера, склонившегося над кустами. Это катастрофа. Начиная с мозоли и заканчивая рвотой – мой День профессий просто отстой.

– Мне так жаль. – Я подхожу к нему и сжимаю его плечо. Мама всегда так делала, когда меня тошнит. Это особо не помогает, но мне нравится ощущать ее рядом.

– Я в порядке. Как думаешь, сколько платят за унижение? Потому что, очевидно, в этом я действительно очень хорош.

– Никогда не видел мертвеца?

– Да... – Он вытирает рот рукавом толстовки и выпрямляется.

Заметка: у Ксандера чувствительный желудок. Исключить области, связанные с чем-либо неприятным.

В машине он снимает толстовку – при этом слегка задирается его рубашка – и переобувается в свою обувь. Затем кидает вещи в багажник и забирает оттуда свою одежду. Стараясь не пялиться на все еще обнаженный участок кожи над его джинсами, я снимаю толстовку.

– Может, я поведу? – предлагаю я, глядя на его слишком бледное лицо. – Он колеблется.

– Не доверяешь мне свою малышку?

– Дело не в этом... Хотя да, не доверяю.

– Грубо.

Он залезает в машину. Я устраиваюсь на пассажирском сиденье.

– Ты действительно не позволишь мне вести? Хотя служащему отеля позволил.

– Это было на парковке. К тому же, если ты ее разобьешь, мы больше не сможем быть друзьями. Все еще хочешь за руль?

– Разве у тебя в гараже не стоят три такие же?

– Вообще-то, четыре, но кто считает?

Думаю, он шутит, хотя с другой стороны...

Он заводит машину и выезжает на дорогу. Я смотрю на часы на приборной панели. Пять. Сложно поверить, что прошло уже четыре часа.

Ксандер перестраивается на правую полосу и начинает поворачивать.

– Куда мы едем?

– Я подумал, что мы могли бы поужинать. Недалеко есть французский ресторанчик, который я очень люблю.

Он явно чувствует себя лучше.

– Я не могу. Мама одна в магазине уже полдня. Я должна вернуться и помочь ей с уборкой.

– Еще один час ничего не изменит.

– Мне нужно вернуться.

Он продолжает ехать к ресторану.

– Давай. – Он улыбается мне. Клянусь, эта улыбка может останавливать войны.

– Хорошо. Потом домой.

– Конечно.

***

Когда я выхожу из машины и направляюсь к дорогому французскому ресторану, то думаю о слое грязи, покрывающим кожу. Ксандер втер в мои волосы много земли, и я до сих пор ее чувствую. Пытаюсь расчесать локоны пальцами. Зайдя внутрь, я вижу, что все люди, ожидающие в вестибюле, шикарно одеты. Уверена, администратор, который, между прочим, тоже хорошо одет, моментально выпроводит нас отсюда. В конце концов, у Ксандера весь лоб в грязи!

Но администратор приветствует его сияющей белоснежной улыбкой.

– Мистер Спенс, ваши гости уже вас ждут.

– Правда? – Он наклоняет голову. – Тогда ведите к ним.

– У тебя были планы? – спрашиваю я, когда мы следуем за девушкой к дальней комнате.

– Видимо, эти планы были составлены без меня.

Понятия не имею, что это значит, но, когда мы останавливаемся на пороге комнаты, дюжина шикарно одетых людей, заметив Ксандера, начинает смеяться. Один парень встает и обращается к администратору:

– Видите, мы же говорили, что вместе с Ксандером Спенсом.

– Я не должна была сомневаться, – отвечает она, а потом поворачивается к Ксандеру. – Прослежу, чтобы вас обслужили.

– Благодарю. – Ксандер заходит в комнату и направляется к свободному стулу.

– Выглядишь так, будто занимался общественной работой, – говорит кто-то, указывая на его фланелевую рубашку и грязное лицо.

Самоуверенность Ксандера непоколебима. Его осанка столь же прямая, как и всегда, а его привлекательность не уступает никому из присутствующих. С огоньком в глазах он спрашивает:

– И какой идиот использовал мое имя, чтобы не стоять в очереди?

Стоящий парень в очках, которые, уверена, он носит не по предписанию врача, и с загаром, за который он еженедельно платит в солярии, делает поклон.