Одним из главных каналов Кейси, ведущих в Белый дом, являлся составитель речей Рейгана Антони Доулан, лауреат премии Пулитцера 1978 г. за исследовательские репортажи. Кейси привел Доулана в команду Рейгана во время предвыборной кампании 1980 г. Доулан был ярым приверженцем идей консерватизма. После выборов он попал в группу Белого дома по составлению речей. Хотя Джим Бейкер держал его на привязи, Доулан все-таки прорвался на роль свирепого сторожевого пса Рейгана. Между Доуланом и Кейси непрерывным потоком шел обмен записками, идеями и телефонными звонками.
Доулан восхищался тем хладнокровием, с которым Кейси держался за свои консервативные взгляды. Он восхищался реакцией Кейси на любую критику. Кейси никогда не предавался мрачным размышлениям над тем, что о нем писала пресса. Для этого он был слишком занятым человеком. К его счастью, Кейси гораздо больше интересовался окружавшим его миром с его идеями, событиями и задачами, чем самим собой.
Кейси постарался довести таланты Доулана до сведения Кларка. Доулан получил задание подготовить в общем-то рутинную речь, с которой президент собирался выступить на съезде национальной ассоциации евангелических священников. Перерабатывая речь в соответствии с указаниями Рейгана, Доулан подумал, что наконец он подключился даже к подсознательным мыслям президента.
8 марта 1983 г. в 15 часов 04 минуты в городе Орландо, штат Флорида, президент выступил на упомянутом съезде с речью, в которой он назвал Советский Союз «империей зла».
Это вызвало что-то вроде сенсации. Позднее в этом же месяце президент обнародовал свою стратегическую оборонную инициативу, или план «звездных войн», в целях защиты от советских ракет путем развертывания оружия в космосе. Советы заклеймили Рейгана как «лунатика».
В этой атмосфере яростного антикоммунизма Кейси мог существовать и даже процветать. А вот Эндерс нет. Ареной сражения являлась Никарагуа. Рейган, Кларк и Кейси проводили жесткую линию и ставили под сомнение патриотизм каждого, кто хотел продолжать диалог с сандинистами. Эндерс считал правильной ту политику, которая преследовала цель убрать Советы и кубинцев из Никарагуа. Политика же Соединенных Штатов была явно направлена на то, чтобы убрать н сандинистов.
В конце концов, для начала убрали Эндерса. Его направили послом в Испанию. Перед отъездом он устроил несколько прощальных обедов. Кейси присутствовал на всех. Считая, по-видимому, что одного его присутствия было недостаточно, на одном из обедов произнес тост. Он с похвалой говорил об Эндерсе, его работе, выдающейся карьере, о своем продолжительном сотрудничестве с ним. Произношение Кейси оставляло желать лучшего, но он говорил тепло и прочувственно, с явным намерением показать, что он и Эндерс всегда будут друзьями.
Весной 1983 г. беспокойство Макмагона по поводу Кейси, ЦРУ и «контрас» возросло. Рядовой член комитета палаты представителей по разведке республиканец Кен Робинсон однажды набросился на Макмагона в связи с численностью «контрас». Почему 500 человек превратились в 5500? Робинсон, верный сторонник администрации и ЦРУ, почти кричал на Макмагона, который пытался возразить, что комитеты конгресса по разведке получили все разъяснения. Возможно, сказал Макмагон, члены комитета просто забывают, что говорится на брифингах, потому что промежутки между ними часто длятся месяцами. За это время «контрас» вполне могли, скажем, захватить деревню, сотня-другая ее жителей записалась к ним добровольцами. Нельзя же гнать их обратно, это ведь выразители поддержки народа. Правда, Макмагону пришлось признать и проведение Центральным управлением активной работы по вербовке никарагуанской молодежи в ряды «контрас». Конечно, их численность растет. Но Робинсон не удовлетворился этим объяснением. По его реакции следовало, что никарагуанскую операцию ждали еще большие неприятности.
Макмагон присутствовал также на закрытом заседании сенатского комитета по разведке, где нападки сыпались со всех сторон. Подозрительность, даже враждебность проявлялись в отношении каждой названной цифры и вообще задач и целей операции в целом.
Особенно ретиво наскакивал на Макмагона Лихи.
— Да вы же на краю пропасти стоите. Операция выходит из-под контроля и едва ли закончится чем-то хорошим. Никто не будет обвинять Белый дом, госдепартамент или даже Пентагон, — говорил Лихи. — Если все провалится, то будет виновато ЦРУ. Это оно ведет войну против Никарагуа. Не Рейган и даже не Кейси, а ЦРУ ведет эту войну. Рейган, Кейси, Макмагон — все они когда-нибудь уйдут, а Центральное разведывательное управление останется. Комитет по разведке все-таки несет какую-то ответственность за судьбу американских разведывательных учреждений. Как, между прочим, и вы, — закончил Лихи.
Да, он согласен, сказал Макмагон. Операция «контрас» доставляет неприятности Центральному управлению, большие неприятности. Она и конгрессу доставляет неприятности. Макмагон начал горячиться и размахивать руками для пущей убедительности. Он помнит, как в 70-х гг. ЦРУ как загнанного волка травили общественность, пресса, конгресс. Каждый раз, когда ЦРУ выставлялось напоказ как инструмент внешней политики, вся его деятельность ставилась под угрозу.
Не в силах сдержать охватившие его эмоции, Макмагон сказал, что такое отношение к ЦРУ не только обижает его коллег в ведомстве, не только является посторонним вмешательством в их работу по сбору разведывательной информации или руководству операциями, но и разрушает ценность всех мероприятий ЦРУ. Другими словами, под угрозу ставится не что иное, как репутация этого ведомства. Кроме того, они в ЦРУ обязаны выполнять указания президента и директора. Никарагуанская операция осуществляется по их приказу, они поддерживают каждый шаг, предпринимаемый в ходе операции. Так что надо найти выход — как защищать репутацию ЦРУ и в то же время выполнять приказы. Сенаторы — члены комитета по надзору должны понять, что он сознает, насколько велики при этом ставки. Ему, Макмагону, нужна их помощь.
Когда Макмагон закончил, в зале воцарилась глубокая тишина.
По мере расширения секретной войны в Никарагуа ЦРУ начало выбиваться из выделенного для операции «контрас» бюджета. Кейси решил взять часть денег из секретного особого фонда. Этот фонд в размере около 50 миллионов долларов предназначался для чрезвычайных ситуаций или на случай перерыва в сессии конгресса. Когда считалось, что чрезвычайные обстоятельства миновали или конгресс вновь собирался на сессию, утверждались ассигнования на истраченную сумму и особый фонд пополнялся. Несколько миллионов долларов в этом фонде осталось от несостоявшейся операции по оказанию помощи Баширу Жмайелю. Эти деньги Кейси решил направить «контрас». Но произошла задержка в перерасчете и оформлении перечисления, так что все необходимые бумаги поступили в сенатский комитет по разведке с опозданием что-то недель на шесть.
В связи с обостренным восприятием всего, что имело отношение к никарагуанской операции, задержка в рутинном оповещении комитета о перечислении средств вновь вызвала у сенаторов ощущение, что ЦРУ не хочет наладить отношения с комитетом по разведке. Было назначено секретное слушание, на которое вызвали ревизора ЦРУ Дэниеля Чайлдса, бывшего сотрудника административного аппарата этого же комитета. Он заявил на слушании, что несколько миллионов долларов — это мелочь, его мысли заняты более крупными вопросами. Многие сенаторы рассердились, а демократы увидели в этом возможность еще раз потрепать нервы Кейси.
Но сенатор Уоллоп при сверке дат обнаружил, что во время оформления перевода денег Кейси в городе не было. Значит, вина за задержку лежала на Макмагоне. Уоллоп почти не верил в свою удачу. Макмагон, прославленный администратор, блестящий чиновник, не дотрагивался до бумаг на своем столе — служебный проступок первой категории. Коллеги Уоллопа, охотившиеся за скальпом Кейси, обрушились вместо него на Макмагона, который теперь ходил и объяснял свою оплошность каждому из наиболее видных сенаторов. Однако, занимаясь этим, он пришел к выводу, что при всем желании он не смог бы ускорить ход никарагуанской операции. Макмагон и представления не имел, в каких масштабах действуют Кейси и Клэридж — от одного конца Центральной Америки до другого. Его, заместителя директора, просто обходили, иначе это не назовешь. Ситуация становилась нетерпимой.
