«Скорей бы, скорей», — подумал он и посмотрел на стропила, откуда доносился звон и стук топоров. Прохор сидел верхом на перекладине.

— Любуешься? — крикнул он и стал слезать вниз по лестнице.

Подошел прораб, пожилой грузный мужчина в полушубке и в шапке-капелюхе.

— Пора бы и крышу натягивать, а черепица не едет, — сказал он, снимая капелюху и вытирая мокрый лоб.

— Без кровли никак нельзя, — вмешался в разговор Прохор. — Скоро польют дожди, а стены не укрыты. — Прохор вынул из-за пояса топор и провел пальцем по лезвию. — Быстроты нету в таком сурьезном деле, как доставка. Чересчур медленно идут грузы. В чем дело, Сергей Тимофеевич?

— То же самое — стекло, — продолжал прораб. — Идет оно к нам уже месяц, а когда прибудет — один бог знает.

— Быстро строите, — пошутил Сергей и кивнул Прохору. — Так быстро, что железная дорога не поспевает с доставкой.

— Шутки — вещь хорошая, — сказал прораб, а дело все ж таки стоит. Вот ты торопил меня воздвигать стены, и мы постарались. Машинное отделение готово, а где машины?

— Едут, едут.

— Опять едут? Инженер по монтажу прибыл, а машин все нету.

— Приехал? — спросил Сергей. — Да где же он?

— Ушел в станицу. Что ему делать?

— Сережа, так этот инженер — знаешь кто? — отозвался Прохор. — Наш станичник Витька, сын вдовы Грачихи! Ты бы поглядел на него — франт, просто ужас! На устьневинца не похожий.

— Виктор приехал! — воскликнул Сергей. — Вот эго здорово! Эй, Ванюша! Поедем в станицу!

…Виктор Грачев обнял Сергея на пороге, и друзья детства долго смотрели друг на друга удивленными глазами. В эту минуту весь мир точно отодвинулся назад, и они увидели и залитое лунным светом бахчевое поле, и блеск росы на арбузной ботве, и берег Кубани в солнечном сиянии, и школьную парту, на которой сидели вместе, и Соню, и весенние вечера за станицей.

— Так вот ты какой, Витя! — сказал Сергей и рассмеялся. — А вырос! Ты, брат, повыше меня! А чуб у тебя все такой же — лен, да и только! И костюм приличный! Очень красиво! А Прохор — ты знаешь Прохора Ненашева? — франтом тебя назвал.

— Да, — задумчиво проговорил Виктор. — По внешности судят о человеке.

— Виктор, а мы-то!.. — волнуясь, говорил Сергей. — Помнишь, какой манящей и загадочной казалась нам жизнь?

— Когда мы сидели верхом на балагане? А в балагане храпел дед Кудлай?

— А луна над степью!..

— Да, было загадочно, а вышло все так просто. Ты воевал, а я учился. Теперь ты начал строительство, а я приехал сюда на работу, — все весьма просто и обыденно.

— Инженер?

— Да. Электрик.

— Ну вот и прекрасно! Будешь у нас главным электрификатором.

— Не смогу.

— Отчего не сможешь?

— Есть свои причины. В Усть-Невинскую я приехал ненадолго. Поживу у матери, пока буду монтировать турбину, и уеду. Да и что меня связывает с этой станицей? Одна старуха мать.

Наступило неприятное молчание. Друзья сели на лавку. Виктор угостил Сергея папиросой.

— Где твоя мать?

— Ушла на ферму. Бригадир подвал.

Опять молчание. Сергею было неловко, и он курил, склонив голову, не зная, о чем бы начать разговор.

— Ты один? — спросил Сергей.

— Еще двое должны подъехать. — Виктор потушил папиросу. — Ну, а ты как поживаешь? Надолго здесь обосновался?

— Очевидно, надолго.

— Я понимаю. Тебе иначе и нельзя. Слава, черт ее возьми.

— Это ты что же? Хочешь со мной поссориться?

— А чего ты хмуришься? Да, Сережа, тобой даже иностранные корреспонденты интересуются.

— Где же ты их видел?

— Были у нас в институте. Беседовали с участниками войны и в разговоре назвали твое имя. Собирались приехать в Усть-Невинскую. Ты знаешь, что их интересует? Проблема трудового устройства бывших воинов.

— Хотят перенять опыт? Милости просим, пусть приезжают.

И еще собирался приехать одни писатель. Книгу о тебе будет писать. Спрашивал у меня, есть ли в верховьях Кубани гостиницы.

— Ну, это уж ты врешь.

— Как бы там ни было, а скоро ты станешь героем романа. — Виктор рассмеялся и похлопал Сергея по плечу. — Не хмурь, не хмурь свои страшные брови. С тобой и пошутить нельзя!

— Что-то мне твои шутки не нравятся.

— Женился, Сережа? — спросил Виктор, желая переменить тему разговора.

— Собираюсь, — неохотно ответил Сергей.

— А как поживает Соня? Видишься с ней?

— Почти нет.

— Я и до сих пор не пойму, кого она из нас больше любила?

— По-моему, тебя.

Друзья рассмеялись.

— Ну, а ты обзавелся подругой жизни? — спросил Сергей.

— Следую твоему примеру.

— Зря. Лучше поучись у нашего друга Саввы. Вот кто показывает пример. Четыре сына и дочурка — прелестная девчушка. Сегодня у Саввы именины. Пойдешь?

— В таком случае надо побриться.

Виктор пригладил ладонью спадавшие на светлый лоб мягкие русые волосы. Лицо у него было бледное, усталое. Он достал из чемодана бритвенный прибор и стал раскладывать его на столе.

Теплый вечер укрывал станицу, когда Сергей и Виктор вышли из дому и направились через площадь к Савве. В сумерках тонули сады, плетни, крыши хат. Курились трубы, и было так тихо, что дым тянулся к завечеревшему небу толстыми ровными столбами.

— Виктор, как тебе понравилось здание нашей ГЭС? На красивом месте стоит!

— Тот, кто строит станцию, красотой места интересуется меньше всего, — сухо ответил Виктор.

— Ну, тебе-то нравится? Ведь здание какое!

— И здание мне не нравится. Зачем такая махина? Там можно ставить два агрегата, а вам и одного хватит с избытком.

— Расчет у нас на будущее, — сказал Сергей. — Освоим новое дело, разбогатеем и вторую турбину поставим. Воды-то хватит!

— Эх, Сережа, Сережа, горячая голова! — снисходительно-ласково проговорил Виктор. — Море тебе по колено. Канала еще нет, а ты уже уверяешь меня, что воды хватит.

— Канал будет. У нас все готово. Проект утвержден. Ждем инженера. Да мы, если возьмемся…

— Ты, брат, настоящий герой! — Виктор обнял Сергея. — Ну, хорошо, хорошо. Рой канал, богатей, только вторую турбину монтировать я не приеду. Давай условимся заранее.

— Была бы турбина, а монтажники найдутся, — сердито ответил Сергей. — А вот и имение Саввы! Посмотри, какой уютный дворик.

Дом Саввы стоял в глубине двора окнами на улицу, и к нему вела дорожка, обсаженная гвоздикой и дубком. Сергею всегда, а особенно сегодня, было приятно проходить по этой дорожке. В комнатах горели огни, и на белом кружеве занавесок темнели головки цветов, доносились голоса детей, матерински-ласковый смех Анюты, и Сергей ощутил на сердце теплую радость.

Пока Савва обнимал Виктора, смеялся и приговаривал: «Ага! Слетаются усть-невинские парубки!»; пока знакомил друга с женой, которая подошла спокойной походкой, протянула руку и сказала своим приятным голосом: «Снимайте пальто, будьте у нас как дома»; пока Савва унимал не в меру развеселившихся сыновей, представляя их по очереди Виктору, а потом отвел друга к висевшей у припечка люльке и показал дочурку, — все это время Сергей думал об Ирине и жалел, что ее еще нет и все смотрел то на Анюту, то на умытых, причесанных хлопчиков, ощущая тот особенный семейный уют, который всегда был в этом доме.

А когда вошла Ирина с заплетенными косами, лежавшими у нее на груди, и, блестя черными глазами, еще у порога улыбнулась Сергею так украдчиво, что только он один и мог заметить, Сергею показалось, что в комнате стало светлее. Затем появились Семен с Анфисой, Никита с Варей, и Савва начал приглашать гостей к столу, говоря:

— Ах ты, горе! Не у всех имеются жены. Как же вас поудобнее за столом рассадить?

Сергей, волнуясь, обнял Ирину и сказал:

— Друзья! Вот моя жена!

— Сережа, ты с ума сошел, — чуть слышно проговорила Ирина, краснея и отстраняя его руку.

— Виктор, — не слушая Ирину, говорил Сергей, — одобряешь мой выбор?

— Вполне, — сказал Виктор. — Рядом с тобой теперь любая девушка становится намного красивее.