В станицу Сергей вернулся на рассвете. Передал Дорофею коня и пошел домой. Ниловна гремела дойницей, собираясь доить корову.

— Сережа, — сказала она, — ой, как долго у вас было собрание.

— Да, затянулось, — с улыбкой проговорил Сергей и ушел спать.

Проснулся Сергей поздно. Не одеваясь, босиком, в трусах пошел по огороду к реке. С разбегу бросился в воду и нырнул так глубоко, что коснулся ладонями скользкого дна. В глубине вода была такая холодная, что казалось, будто в тело впились тысячи мельчайших ледяных игл. Всплыл Сергей на быстрине, встряхнул мокрым чубом и, легко взмахивая руками, направился к противоположному берегу. Там темной стеной возвышался лес, бросая тень на реку. Не доплыв до тени, Сергей повернул обратно, навстречу течению…

Купался он долго, пока не продрог. Бодрый, чувствуя прилив сил, он вбежал в хату, схватил полотенце и начал старательно растирать руки, грудь, спину. «Надо поехать к Кондратьеву, а заодно проведать и Федора Лукича», — подумал Сергей. Он оделся и пошел к Савве просить верховую лошадь.

Ниловна хлопотала у летней печки.

— Мамо, — сказал Сергей, — я на минутку схожу к Савве, а вы приготовьте мне позавтракать.

Через полчаса Сергей привел под седлом того же серого коня, на котором вчера ездил к Ирине.

— Сереженька, ты опять уезжаешь? — огорчилась Ниловна.

— Проскачу в район. Дайте мне поесть, только побыстрее.

— Ты хоть к обеду возвращайся. У меня варится борщ с курятиной.

Не прошло и десяти минут, как Ниловна поджарила яичницу, нарезала малосольных огурцов и вынула из погреба махотку со сметаной, — знала мать, для кого берегла эту махотку! Сергей ел торопливо, а Ниловна сидела за столом, опершись щекой на руку, и смотрела на сына влажными и грустными глазами. Ей казалось, что за эти дни Сергей и похудел, и постарел, и брови у него стали лохматей, и глаза невеселые.

— Сережа, и когда же ты набегаешься?

— А что?

Мы еще с тобой и не посидели и не побалакали. Вот и Анфиса в таком горе. Как с ней быть? Они с Семеном, как я думаю, все уже и без нас порешили… Я-то и согласна, бог с ними, слюбились, так и пусть себе женятся. А батько — ты его знаешь. Посоветовал бы ты Семену — он же твой друг, — пусть бы оставался жить у нас. Да пусть бы пришел к батьке да поговорил бы. Можно им хатенку построить, а то и у нас место нашлось бы.

— Не печальтесь, мамо, — сказал Сергей. — Я поговорю и с Семеном и с батей. Все уладится.

И на ходу поправляя гимнастерку, вышел из хаты. Ниловна пошла за ним. Когда Сергей садился в седло, ей приятно было взять коня за повод и придержать рукой стремя. А как только выпустила из рук повод, подняла заплывшие слезами глаза — услышала стук копыт, уж сколько ни смотрела за ворота, а Сергея так и не увидела.

Подбадривая хворостинкой коня, бежавшего ленивой рысью, Сергей выехал за станицу и направился вдоль Кубани, В эту летнюю пору пойма была покрыта сочной зеленью. По взгорью разбежались невинномысские хутора, тоже все в зелени, так что издали нельзя было понять, — хутора ли это или рощи. Сергей пустил коня шагом и долго смотрел на бригадные станы — одни в кущах садов, другие — на голом поле; на овечьи кошары, ютившиеся под горой наподобие пещер; на серые пятна базов, огороженных плетнями, — лежали они либо в ложбине у родника, либо вблизи речного водопоя.

И широкая, в зелени, пойма, и станица, и скрытые в садах хутора, и стада коров, пасущихся в низине, и даже пустые и скучные своим серым видом базы — все казалось Сергею и необычным и значительным. «Странно, — подумал он, — как будто я вижу все это впервые. А ведь сколько раз еще до войны я проезжал по этой дороге».

В пойме Сергей видел огородные плантации с балаганами и водокачками. Тут должно лечь русло будущего канала. Может быть, за дальними холмами отойдет от Кубани рукав, протянется вдоль берега, а вот в этом месте, у каменного обрыва, подымется вода. И Сергей представил себе протоку, которая не только вращает турбину, но и орошает огороды. «Радуйтесь, огородники, — подумал он, — скоро вода к вам сама пойдет». В воображении его выросли и квадратный домик у обрыва, где белой пеной вскипают буруны, и бегущие от домика в Усть-Невинскую на смолисто-черных столбах медные провода. Невдалеке от обрыва наискось через всю реку лежал мелкий перекат. Вода здесь шумела совсем тихо, и для Сергея это уже был не перекат, а удобное место для приема сплавляемых бревен. «Лучшей запани и желать не надо», — подумал он и представил себе плывущий лес, штабеля мокрых, только что вытащенных из воды бревен.

Отъехав в сторону от Кубани, Сергей нагнал в степи длинную вереницу конных упряжек. Брички с деревянными ящиками были нагружены ячменем. Обоз двигался медленно, лошади сворачивали на обочину и тянулись к траве. Возчики предоставили лошадям полную свободу: кто ел еще недоспелый арбуз, а кто просто лежал, изнемогая от жары. На головной подводе двое подростков и пожилой рыжебородый мужчина играли в карты. К ним и подъехал Сергей:

— Эй, друзья-картежники! Куда везете зерно?

Обоз остановился. Парнишки, игравшие в карты, проворно соскочили на землю и побежали к своим подводам.

— Как — куда? — отозвался рыжебородый. — Известно — на заготпункт.

— Откуда?

— Из Белой Мечети, — неохотно ответил возница, собирая карты. — Колхоз «Пролетарская воля».

— Ты старший возчик? — Сергей зло посмотрел на рыжебородого.

— Я. А об чем разговор? Какое имеешь право задерживать движение обоза?

— И ты это называешь движением? Да разве так возят хлеб на заготпункт? Лошади на ходу спят, возчики загорают, а ты, старшой, в карты режешься. Ишь нашел место картежничать! Стыда у тебя нет.

Рыжий, поглядывая на Сергея, погнал своих лошадей рысью, и когда на всех подводах послышалось понуканье, хлопки кнута, разом загремели десятки колес, и обоз, подымая пыль, покатился по хорошо укатанной дороге.

Подъезжая к мосту, за которым на высоком глиняном берегу лежала районная станица, Сергей усмехнулся:

«И надо же додуматься — возить зерно и в карты играть. Нет, непременно поеду в «Пролетарскую волю» и сообщу об этом председателю. Пусть он их хоть на собрании постыдит».

Наступил полуденный зной. В станице было душно. Деревья покрылись пылью, особенно на главной улице, где часто проезжали грузовые автомобили. По этой улице Сергей выехал на площадь. В жиденькой тени акаций, недалеко от магазина, стояли три подводы с пустыми корзинами. С женщинами, приехавшими на этих подводах, о чем-то оживленно разговаривал Рубцов-Емницкий. Увидев Сергея, он крикнул:

— Сережа! Здорово, дружище! — оставил женщин и подбежал к Сергею. — Поздравляю, Сергей Тимофеевич! Значит, все на мази! Вчера проездом был у нас Бойченко. Говорил о сплаве леса. Я уже дал указание обеспечить лесосплав походными ларьками, забросить туда нужные товары. Да ты чего на меня так смотришь? Обиделся? — Рубцов-Емницкий блеснул золотым зубом. — А обижаться нечего… То, что ты отказался от услуг Ираклия Самсоновича, это, я думаю, даже к лучшему. Почему к лучшему? Этот человек еще пригодится на будущее.

— Не думаю, — неохотно проговорил Сергей.

— Поживем — увидим… А я на всякий случай в одном месте закинул удочку насчет турбины. Такой товар, для ясности, на дороге не валяется.

— Обойдемся без ваших дружков, — сухо сказал Сергей. — Да и вообще…

Рубцов-Емницкий не дал договорить.

— Безусловно можем обойтись. Но это я говорю на тот случай, если, к примеру, будет нужда. Да, кстати, слыхал? Федор Лукич захворал. Слег старый конь. Но сегодня я виделся с его женой, ему лучше. Непоседливый казачина, рвется в поле. Где он живет? Совсем близко, почти рядом с райисполкомом. Видишь палисадник в кубанском стиле? Вот эти кусты сирени и эти две вишни. Дом под белой черепицей.

«Сперва заеду к Федору Лукичу, а потом уже к Кондратьеву», — подумал Сергей и, давая понять Рубцову-Емницкому, что им говорить больше не о чем, тронул каблуками коня. «Опять липнет, — думал Сергей, проезжая по площади. — Смола, а не человек. Но я с ним как-нибудь поговорю по душам».